Грехи отцов
Шрифт:
– Он убил твоего отца. – Егор оборвал Орехова. Глянул на Вику, что так и стояла у двери и поправляла волосы, растрепанные ветром, на Юрку, что нарисовался рядом. Тот ссутулился, вжал голову в плечи и глядел куда-то вбок и уж смеяться точно не собирался.
– Чего? – Влад шагнул к Егору. – Что ты несешь… Этот…
– Он убил твоего папашу-могильщика, прострелил ему голову из СВД, и ты сам все видел. Я даже скажу, почему он это сделал…
Влад застыл на месте, его точно под дых ударили. Он не сводил с Егора глаз, но злость во взгляде исчезла, осталось удивление и обида: дескать, я просил тебя никому не говорить, а ты выдал мою тайну…
– Мой
Влад не двигался, так и стоял, держа руки в карманах, лишь побледнел немного и косо глянул на охрану. Те, как дрессированные псы, разошлись, но Егор ловил на себе их взгляды. Глянул на Вику, что ничего не слышала, на охранника, что стерег каждое ее движение, на сонного Юрку, на Влада.
– Сдурел? – проговорил тот. – Ты что городишь… Какие трупы, какие старики? У моего отца магазины были на вокзале и в центре, он колбасой торговал, просто колбасой и прочей дешевой жрачкой для быдла…
Федерат дернул головой, но промолчал, Влад глянул на него, скривился, как от кислого, и отошел вбок. Но Чурсин повернулся в ту сторону, сел на песок и, уже не скрываясь, рассматривал Влада. Егор подошел к Орехову и тихо сказал:
– Не поверишь, но есть свидетели, они все помнят, Влад, остались еще люди, и память о себе папаня твой оставил долгую. У меня есть свидетель, брат директора «Северного», он прятал трупы по распоряжению твоего отца, и есть человек, который может показать место на кладбище. Для экспертов не составит труда установить, когда и кто там был похоронен. Хреново ты подготовился, тебе город надо было сперва напалмом выжечь, а уж после мне предъявы кидать. Влад, я тебя закопаю на фиг, тебе Агата родной матерью покажется в сравнении с тем, что с тобой прокурорские сотворят. Думаю, твой хозяин из области откажется в тот же миг, когда все узнает. Подумай, Влад, хорошенько подумай. Мне терять нечего, в отличие от тебя…
Орехова точно по лицу огрели, он пошел пятнами, сжал зубы, на лбу выступила испарина. Орехов молчал, но взгляд не отводил, смотрел на Егора в упор и проговорил сквозь зубы:
– Ты ничего не докажешь…
– Ошибаешься, – улыбнулся Егор, – ошибаешься, Влад. Считаешь, раз твои люди воткнули Филатову нож в печень, то решили все проблемы? Думается мне, что, когда откроются новые обстоятельства, эта деталь придаст пикантность всему сюжету. Не в твою пользу, разумеется. История будет громкой, я постараюсь…
Орехов точно и не слышал Егора, покачивался, придерживал разлетающиеся волосы рукой, потом поднял камешек и запустил его в ближайшую лужу. По темной воде пошли круги, вылетела из-за бытовки мелкая птица, неподалеку раздался металлический звон: там бульдозер налетел ножом на нечто, доселе скрывавшееся в груде песка.
– Не докажешь, – повторил Влад, а у самого дрожали губы, – ты ничего не докажешь, это все брехня… Ты чего пялишься на меня, урод? Что тебе надо? Я не подаю…
– Похож, – проговорил Федерат, и Влад осекся.
– Что?..
– Похож, говорю, сволочь. В точности, как твой папаша был, только ростом выше…
Чурсин поджал ноги, оперся ладонями на песок и наблюдал за Владом. Тот сунулся
– Он правду говорит. Ты, вижу, не в курсе… Ну да ладно, дело прошлое. Видел я, как ты рядом с трупом на карачках ползал, костюмчик свой перепачкал. – Чурсин глянул Владу в глаза, и тот отшатнулся. – Жалко папашу-то? Жалко, вижу. Плохо, что я его раньше не завалил… Я бы и тебя, сучий выблядок, следом отправил, но пожалел тогда, зря, наверное…
Охранники налетели с трех сторон, кинули Чурсина лицом в песок, выкрутили руки. Тот дернулся, как в припадке, захрипел, его потащили в сторону, Юрка и Вика следили за ним, Вика шагнула вперед, но охранник перехватил ее, охнул, отдернул руку, получив острыми ногтями по руке. Бульдозер грохотал и ревел за бытовкой, песок и щебень шумно сыпались в яму, откуда-то донесло дымом костра, раздались голоса и смех, потом все перекрыл грохот гусениц и щедрый выхлоп соляры. Егор отошел в сторону, смотрел на Чурсина, сидевшего на бочке, скованными руками он обхватил живот и согнулся в три погибели. Охрана стояла над ним, парни переговаривались и оглядывались на Влада. Тот разглядывал мост с таким видом, точно видел впервые в жизни, смотрел и насмотреться не мог, следил за самосвалом, что полз к краю полотна, сбросил там песок из кузова и осторожно сдавал назад.
– Егор, – Влад не поворачивался, – Егор, я не знал. Я думал, что это твой отец виноват, так все говорили. Я не знал, клянусь, и о делах своего отца тоже, он мне не говорил. Прости, что так вышло, я все исправлю.
Чурсин поднял голову, Егор перехватил его взгляд и отвернулся. На душе было мутно и так гнусно, точно совершил вовсе уж непотребную пакость, от которой так просто не отделаешься, что рвет сердце днем и ночью, и от нее не убежать. Неправильно он поступил, не по-божески, не по-людски…
– Егор! – Вика замахала ему от машины, Влад и ухом не повел, охранник убрался с дороги, и девушка побежала к Егору. Он шагнул ей навстречу, обнял, выдохнул облегченно – все, теперь точно все, отмучились…
– Все в порядке? – Он приподнял ей голову за подбородок, смотрел в лицо, в глаза, а Вика улыбалась, с трудом сдерживая слезы.
– Все нормально, меня и пальцем никто не тронул, – говорила она, – просто пришли в номер, когда я спала, увезли. А привел их парень какой-то, длинный, кудрявый, он еще орал, что ты его машину угнал и он тебя засудит. Дурак какой-то, я ничего не поняла…
«И не надо». Егор прижал Вику к себе, она ткнулась лбом ему в грудь, плечи у нее вздрогнули. Испугалась, понятное дело, но вида старается не показывать, держится, а на пальце у нее блестит кольцо, камни переливаются в лучах утреннего солнца, и по встрепанным от ветра волосам прыгают разноцветные маленькие «зайчики».
Справа захрустел песок, Егор обернулся, Вика подняла голову и сделала непроницаемое лицо – к ним шел Влад. Шел медленно, неуверенно, он даже ссутулился, смотрел растерянно и улыбался заискивающе, отчего на душе сделалось еще поганее. Точно и не было прожитых лет, будто им снова завтра в школу, а там дебильноватый Дима Капустин, закончивший свои дни, как и его родитель – запойный алкаш, в психбольнице, – караулит отличника Орехова, и Влад этого Диму до смерти боится. Не потому, что в морду ему дать не может, а потому, что не так воспитан, он же в университет поступать собрался, а не в ПТУ…