Грехи отцов
Шрифт:
– Что ж сестры себе дорогу построить не могут, – пробормотал Егор, глядя на выбоины и колеи, что прихотливо петляли вдоль полотна, кое-где пересекая его, оставляя от покрытия лишь труху.
– Была дорога, – буркнул водила, – да сплыла. Мост новый строят, техники нагнали и разбомбили все к чертям…
Мост, конечно, грандиозный проект по разгрузке города от транзитного транспорта. Стройку затеяли лет десять назад, потом подрядчики традиционно проворовались, за ними на отсидку пошел заказчик, потащив следом инвесторов, и стройку заморозили. Транспорт по-прежнему шел через город, пробки, особенно в пятницу летним вечером, поражали воображение, число мелких и средних аварий приближалось к бесконечности, а широко разрекламированный когда-то Западный объезд зарастал травой и кустарником. Недостроенные пролеты нависли над рекой и ее болотистыми
– Вроде мэр новый за дело взялся, – сказал водитель и резко затормозил, буквально вкопав «девятку» в землю. Впереди громоздилась гора щебня, кто-то заботливо вывалил ее прямо на остатки дороги, намертво загородив проезд.
– Извини, дальше не могу, – водитель вздохнул, – пешком тебе придется. Да здесь недалеко, километров пять всего.
Что такое пять километров по бездорожью, по грязи, да еще и под мелким дождем, что включился в ту самую секунду, когда Егор оказался на дороге? Заплатил водителю и двинул, как и положено паломнику, пешком, кляня и погоду, и разбитую дорогу, и Орехова, что и тут умудрился подложить Черкашину свинью, реанимировав законсервированную стройку. Егор клял Влада последними словами, пока пробирался обочиной к лесу, вымок, озверел, а оказавшись среди берез и елок, вдруг успокоился. Шел быстро, почти бежал, стараясь не сбить дыхание, и все поглядывал на мутное серое небо – дело было к вечеру, в лесу уже сгущались сумерки, на дорогу выползал туман. Пять километров Егор одолел за час с небольшим, дорога вынырнула из леса, и Егор оказался в поле. Слева громоздились опоры того самого моста, часть дорожного полотна обрывалась над рекой, над ней вилась белая дымка. А справа виднелись крыши домов за глухим зеленым забором, над ними мутно отсвечивал крест. Дальше тянулись бесконечные грядки, там Егор заметил людей и, придав себе озабоченно-одухотворенный вид, подражая настоящим паломникам, направился к ним.
Женщины стояли в борозде: пять женщин лет по тридцати с небольшим и высокая пожилая тетка в темно-синем тряпье. Все пристально смотрели на Егора, рядом стояли ведра, от которых поднимался дымок и тянуло паленым. «Шашлыки, что ли, жарят?» Егор подошел ближе, поздоровался, тетки настороженно ответили, одна даже отошла подальше.
– Я к брату Валерию приехал, – успокоил их Егор, – мы служили вместе. Вот хочу у вас тут пожить, потрудиться во славу божию…
Взгляд упал на одно из ведер, на дне которого что-то шевелилось. Егор пригляделся и оторопел – там живьем горела лягушка. Вернее, их было несколько, но остальные давно издохли, сморщились и почернели, а одна еще сопротивлялась огню, но это были уже чистые рефлексы умирающего от боли живого существа.
– Это бесовская тварь, – перехватила взгляд Егора длиннолицая тетка со злыми глазами. Она плеснула в ведро из большой бутыли еще бензина, ловко чиркнула спичкой о коробок, и огонь занялся с новой силой. – Мы их ловим и сжигаем, матушка их убивать велит, они от дьявола…
Егор невольно отступил подальше, к горлу подкатила тошнота. Он реально боялся этих особей с постными лицами и безумным взглядом, их первобытная дикость и фанатизм будили подсознательный ужас и желание бежать куда подальше.
Женщина, что стояла ближе всех, поправила платок, шагнула к Егору, и он попятился.
– Там спросите, – натужно-ласково пропела она, махнув куда-то себе за спину, а тетка в синей хламиде глазами так и ела незнакомца, зло поджала губы и следила за Егором, пока он отступал через грядки с широкими буро-зелеными листьями.
Ходу до подворья оставалось с четверть часа, Егор двинул прямиком к воротам, где предсказуемо нарвался на охрану.
– Я к брату Валерию приехал, – дополнил свою легенду новыми сведениями Егор, и два пожилых мужика в черной форме отошли в сторонку, пропуская его в будку. Однако дальше путь оказался закрыт, один охранник остался за воротами, а второй, вместо того чтобы разблокировать турникет, принялся куда-то названивать.
– Занят он, – бросил Егору охранник, положив трубку, – жди, проводят тебя.
Он уставился в монитор, Егор отошел немного вбок и увидел выведенные на экран трансляции с камер наблюдения. С охраной и безопасностью на подворье был полный порядок, Егор успел заметить длинные здания, потом дверь, часть крыльца и припаркованную напротив большую машину, какой-то пустой коридор, когда вторая дверь открылась. Там показалась невысокая тощая особь женского пола, в темном одеянии до пят, в платке и очках. Она опасливо поглядела на Егора и перекрестилась.
– Пойдемте. – Она потупила глазки, подобрала подол юбки и засеменила сбоку и чуть в стороне от Егора. Бежала рядом, что-то шептала себе под нос, четки в ее руках неприятно шелестели. Разговора не получалось, девица истово крестилась и шептала еще громче, Егор плюнул на вежливость и просто топал рядом с провожатой, не забывая поглядывать по сторонам. Веселенькие дома белого и голубого цветов под крепкими крышами, клумбы, ухоженные газоны, старые деревья, огороженные заборчиками, посыпанные песком дорожки, подстриженные кусты – чувство такое, будто в Баварии оказался или в Австрии, где каждый листик и травинка обретались строго на своем месте и были вымыты с шампунем. Людей попадалось мало, в основном черные сестры всех возрастов, они пугливо поглядывали на Егора из-под платочков и рысили дальше по своим делам.
На распутье под древней толстенной липой свернули направо, откуда доносился собачий лай, и, судя по звукам, звери там помещались серьезные. Но за поворотом оказался новехонький двухэтажный домик за резным заборчиком и густой живой изгородью по периметру. Дорожки и площадка перед крыльцом покрывала плитка, на ней стоял блестящий, как елочная игрушка, черный «Лексус», на который провожатая Егора набожно перекрестилась.
– Матушка приехала, – разобрал невнятный шепоток Егор. Сразу вспомнились слова косоглазой поварихи о душевном отдыхе настоятельницы обители, призывавшей живьем жечь невиннейших земноводных. Что это: фобия, безумие, дурь, – Егор задумываться не стал, его провожатая вдруг выскочила вперед и заторопилась дальше по дорожке. Лай стал громче, слышался лязг и глухое ворчание, и все это вдруг перекрыл колокольный звон.
– К вечерне благовестят, – заозиралась сестра, – вы идите прямо, там увидите. А я вас тут оставлю, мне в храм пора.
И усвистела прочь, Егор даже поблагодарить ее не успел. Пошел, как и было сказано, прямо, свернул еще раз и оказался перед забором из профнастила. В нем имелся проход, калитка была открыта настежь, Егор шагнул через порог и осмотрелся. По обеим сторонам дорожки тянулись сетчатые вольеры, за решеткой сидели, лежали и слонялись туда-сюда здоровенные псы. Рыжие, серые, белые алабаи, завидев чужака, подняли такой хай, что заложило уши. Собаки бросались на сетку, та подрагивала, невольно вспомнилась озверевшая Дуська, что едва не снесла к чертовой матери забор покрепче этого. Но откормленным псам до молодой тигрицы было далеко, и Егор спокойно шел вдоль вольеров, не обращая внимания на собак. Те бесновались совсем близко, скалили клыки, морщили морды, Егор швырнул в огромного мохнатого кобеля горсть песка, и зверь отпрыгнул в глубь клетки, затряс башкой.
– Что нужно?
Егор повернулся на окрик. У калитки стоял мужик в черной хламиде и берцах. Высокий, худой, с длинными, собранными в хвост светлыми волосами, он не двигался и что-то прятал за спиной. Егор прижал локтем кобуру «стечкина» к ребрам и неторопливо пошел обратно. Мужик расставил ноги, чуть наклонил голову, Егор всматривался в его лицо и тут понял, что видит человека с фотографии, только постаревшего лет на двадцать.
– Мне нужен Чурсин Валерий! – крикнул Егор, и мужик шагнул ему навстречу, опустил руки. В правой оказался длинный брезентовый поводок, мужик открыл вольер, поначалу показавшийся Егору пустым, шагнул внутрь и коротко свистнул. И тут же из будки, что помещалась у дальней стенки, выкатились три пищащих пушистых комка, серый, черный и трехцветный, кинулись к мужику, путаясь в коротких лапах. Тот вытащил из кармана хламиды зеленый резиновый мячик, бросил щенкам, и они кинулись за игрушкой. Трехцветка оказался проворнее собратьев, ухватил мячик зубами, зарычал, и тут же началась свалка. А из будки вылезла здоровенная облезлая белая сука, она замотала коротким хвостом и направилась к мужику, но остановилась на полдороге и зарычала, завидев Егора.