Гремучий студень
Шрифт:
– Я думал…
Порох не удержался и съездил жандарма по лицу.
– Думал? Ты приказ нарушил. Ты человека застрелил, который вчера спас тысячу людей на Красной площади, а сегодня часы на бомбе заводить не стал. Золотую душу загубил. Ну, чего разлегся? Вста-а-ать!
Унтер-офицер поднялся, прикладывая горсть снега к разбитой губе.
– Звиняйте, ваше высокородие! Но ежели бы пришел не агент, а бомбист, он бы нас всех взорвал.
Полковник замахнулся для нового удара, но потом похлопал жандарма по плечу.
– Да понимаю
Затянулся, выпустил дым и спросил:
– Но зачем Рауф стрелял в жандармов? Мог ведь сдаться. Зачем играл свою роль до конца?
– Может он принял нас за бандитов? – предположил унтер-офицер. – Переодетые же.
– Нет, Рауф знал, что мы устроим засаду. Он сам предупредил, где и когда заложат бомбы. Если бы пришел один, то просто позволил бы себя скрутить, а потом уже на допросе меня вызвал, – Порох оглянулся по сторонам. – Значит, ошивался поблизости наблюдатель из банды. Не доверял Бойчук, устроил очередную проверку. Не мог Рауф иначе поступить…
Он опустился на колени, накрыл покойника холстиной и подоткнул со всех сторон, будто ребенка спать укладывал. Потом встал в полный рост и крикнул:
– Кашкин! Бегом ко мне! Что ты там говорил про аптекаря?
– Это не я. Это одноглазый… Э-э-э… «Аптекаря найди».
– Вот и ищите. Ты собери всех городовых, а ты, – палец уткнулся в грудь унтер-офицера, – всех жандармов. Проверьте каждую аптеку в городе и найдите мерзавца, который связан с бомбистами. Это единственная ниточка, что у нас осталась. Не оборвите ее, дуботрясы!
XXIII
В конторе почтмейстера приятели выпили чаю, наскоро и без аппетита. Митя остался принимать жалобщиков, которые нагрянули как всегда не вовремя. Сыщик вышел на улицу, вдохнул бодрящий морозный воздух и пошел к набережной. Во время прогулок у реки ему лучше думалось, а мыслей было столько, что казалось еще чуть-чуть и его голова взорвется, как жестянка с гремучим студнем…
Незаметно для себя Мармеладов пришел на Солянку. Заглянул в сберегательную кассу, надеясь застать г-на Шубина. Но финансисту все еще нездоровилось. Сыщик побрел к полицейскому участку в Большом Ивановском, который Порох избрал своим штабом.
В переулке бурлило море синих, черных и зеленых мундиров, серых шинелей и бурых клеенчатых плащей. Больше сотни полицейских и жандармов курили, сбившись в группы, или топтались в одиночестве, ожидая своей очереди. Несколько поручиков и унтер-офицеров опрашивали их, письмоводители, семенившие рядом, ставили отметки в записных книжках и тут же убегали к начальству с докладом.
– Па-аберегись! – раздался зычный окрик.
Мармеладов прижался к стене дома. Мимо промчался конный разъезд. Всадники спешились и расталкивая толпу, прошли в участок. Один задержался у входа.
– Вычеркивайте дрогиста [24] Филимонова, – сказал он поручику. – У него свидетельство о благонадежности с печатью из канцелярии обер-полицмейстера.
– Проверили?
– Подлинная. И дворники с соседних улиц за ним никакой крамолы не замечали.
– А чего прискакали? Ехали бы по следующим адресам.
– Отдохнуть чуток.
– На том свете отдохнешь! – рявкнул поручик.
Мармеладов приметил Кашкина, снующего в этом шумливом море как рыбацкий баркас.
24
Аптекарь, приготовляющий микстуры (устар.)
– Что тут за суета?
– Да вот…
Городовой коротко рассказал про гибель Рауфа на Красных воротах и вздохнул.
– Порох собрал пол тыщи служивых. Приказал проверить всех аптекарей в городе. А их знаете сколько? Полковник даже полицейский резерв на улицы вывел.
– У него такие широкие полномочия? – присвистнул сыщик.
– Целый ворох писем! От Тимашева, от Потапова, от всех влиятельных шишек из столицы. «Оказывать полное содействие!» Ему дано право самолично казнить и миловать!
– Миловать? Зная Илью Петровича, очень в том сомневаюсь.
– Вот я тоже, – поежился Кашкин. – Этот ваш Порох такой заедчивый. Обещал мне башку оторвать. Правда, уже давненько, глядишь, и забудет. На что ему моя голова, если поинтереснее нашлась.
Полицейский наклонился к уху Мармеладова и зашептал:
– Он бомбиста допрашивает.
– Ого! Взяли? Которого из них?
– Да хрен знает. Амбал какой-то. Здоровущий, как пожарная каланча. Вшестером волокли, чуть не надорвались.
– Это Хруст, – сыщик мысленно пролистал протокол с описанием бомбистов. – Его упоминал артист Столетов, помнишь?
– Как не помнить, – кивнул Кашкин. – Только по описанию артиста тот был лысым, а этот – кудлатый. Если бы наоборот вышло: сперва бандит был кудлатым, да побрился, чтобы не признали, тогда, может, и Хруст. Но как волосья нарастить?
– Парик? – предположил Мармеладов.
– Не, не то. Я видал, как Порох арестованного за волосы тягает. Парик бы враз оторвался.
– А где допрос проходит?
– Во втором этаже. Пойдемте, я провожу.
– Заодно поведай, как вам удалось изловить бомбиста, да еще и в короткий срок, – похвалил сыщик. – Сколько тут прошло? Часа два?
– Нам, честно говоря, свезло, – признался Кашкин. – У аптекаря с Поварской улицы есть брат – выпивоха, который на все готов ради лишнего стаканчика. Подсел к нему в кабаке какой-то верзила. Подговорил украсть мешок с каким-то там веществом. Я названия не запомнил, но удивился: у аптекарей же такие малюсенькие весы, чтоб пилюли да порошки отмерять. А тут – мешок!