Гренландская кукла
Шрифт:
— Да-да, именно к счастью. К счастью для Таралда Томсена. Он был болен. Очень болен. Рак. С каждым днем все хуже и хуже. Я говорил: ешь побеги бамбука, много свежих побегов, может быть, поправишься, я говорил «может быть», только «может быть». Мой дедушка By ел побеги бамбука и прожил сто семь лет и не знал никакого рака…
Фредрик перебил его:
— Я был на том же пароме, By. Потому и спрашиваю. Сам знаешь, какой я любопытный…
В трубке раздался заливистый смех.
— Ах ты, Пилигрим, Пилигрим. Тебе все мало. Все хочешь знать. Ты уж пришли, пожалуйста, обратно деревянную дощечку
— За расшифровкой дело не станет, старый плут. Думаешь, я не знаю, что ты сам их начертил? Ты давно разоблачен. А теперь скажи мне: что за человек был этот Таралд Томсен? Чем занимался?
— Да-да, по-моему, он занимался посылочной торговлей, частная фирма, дешевые часы, может быть, всякие брошки. А еще он увлекался историей, много забавного рассказывал мне про местную старину. Но у него были сильные боли, последнее время бедняга все время делал себе уколы, про историю уже не говорил.
Фредрик приумолк.
— Алло, Фредрик, ты слушаешь, слышал, что говорит By?
— Слышал, By, спасибо. Я узнал как раз то, что мне было нужно. Огромное спасибо, извини за беспокойство. Пока. — Фредрик повесил трубку.
Зайдя за кафедральный собор, он сел на краю фонтана. Его надежды оправдались. Этот китаец с Тайваня был в курсе происходящего в Гоксюнде. Загадка Таралда Томсена решена, шприц, зажатый в его руке, получил вполне естественное объяснение.
Фредрик улыбнулся. Представил себе хлопотуна Иона By, день и ночь отпускающего китайские блюда. Ему принадлежал не один ресторан в разных концах страны, и у него был поразительный талант предпринимателя. Правда, качество продуктов средненькое, и не все бамбуковые побеги были одинаково зеленые. А его тайваньское вино — хуже змеиного яда. Фредрик поежился… Если бы не скверное вино, он вполне мог бы отправиться в Драммен, чтобы отведать семнадцать блюд из пекинской утки. Но сейчас ему хватало дел в собственном ресторане. Сегодня его очередь составлять меню и закладывать основы кулинарного вечера в «Кастрюльке».
Фредрик Дрюм посадил куклу на полку, о которой говорил Тоб. Она отлично смотрелась там; казалось, ее желтые глаза следят за всем, что происходит в ресторане. К оригинальному облику «Кастрюльки» добавился еще один штрих.
В разгар приготовления сложного зеленного паштета Фредрик услышал, как кто-то легонько постучался в одно из окон, обращенных на улицу. Он подошел к окну, но сквозь цветное стекло сумел рассмотреть лишь какой-то смутный силуэт. Направился к двери, с любопытством выглянул наружу. По улице решительно вышагивала молодая женщина в легком синем платье. Она не обернулась. Покачивая головой, Фредрик вернулся на кухню.
Полчаса спустя до него донеслись какие-то звуки из зала. Для Тоба и Вака — слишком рано; он отложил нож.
В зале стояла она. Женщина в синем. Стояла у двери, пытливо осматривая помещение. Лет двадцати с небольшим, стройная, красивая строгой благородной красой. Избалованная, чуть высокомерная; Фредрик мысленно отругал себя за то, что забыл запереть дверь, когда выглядывал на улицу.
— Закрыто. У нас закрыто, — произнес он грубовато.
Женщина — или девушка — никак не реагировала. Отвернувшись от него, принялась рассматривать картину живописца Хансена-Круне.
— Мы откроем только через три часа. — Фредрик повысил голос: — К тому же у нас система предварительных заказов, и все столы заняты до середины июня.
— Вот как, — равнодушно произнесла женщина.
Слегка опешив, Фредрик обошел вокруг стола на четыре персоны, смахнул со скатерти несуществующую пылинку. Что за глупости? Почему бы ей не выйти, чтобы он мог запереть? Этак половина прохожих с улицы Фрогнер заявятся в его зал, чтобы полюбоваться Хансеном-Круне! Он сердито прокашлялся три раза. Никакого эффекта.
Наконец она повернулась нарочито медленно и улыбнулась ему.
— Пилигрим, — произнесла незнакомка. — Вот, значит, где теперь пребывает Пилигрим.
— Ну, — вымолвил Фредрик, поправляя салфетку.
Что у нее на уме? Он не привык к тому, чтобы с улицы вдруг являлись поклонницы, чтобы обозреть его интерьер.
— Я сейчас занят, но если хотите что-то узнать… — Он остановился, ожидая какого-то хода с ее стороны.
— Возможно, — последовал неопределенный ответ.
Фредрик начал уже сердиться. Во-первых, он не любил, чтобы его называли «Пилигримом». Во-вторых, в-третьих и в-четвертых, пора бы ей убираться, хоть она и красавица.
— Ну так выкладывайте, я не могу стоять здесь вечно. Мои соусы подгорят.
— Соусы подгорят, — рассмеялась она. — Кто не дает вам сходить на кухню и помешать их?
Ее слова сопровождались соответствующим жестом.
Ну и нахалка! Емууходить на кухню, оставив ее, совершенно чужого человека, стоять здесь одну? В зале, украшенном ценными предметами искусства. Он уже приготовился высказать, что о ней думает, но не успел и рта раскрыть, как незнакомка элегантно выпорхнула за дверь.
Фредрик растерянно смотрел ей вслед, ощущая нежный запах каких-то духов. Сердито прошагал к двери и запер ее на замок. Что за вздор! Если бы еще ее привело сюда какое-то дело.Но она ни о чем не спросила. Только отметила, что Пилигримпребывает здесь, и предложила ему помешать свои соусы! Что онапонимает в соусах…
Давая выход своим чувствам, Фредрик Дрюм принялся обрабатывать филе оленины, которое почти неделю выдерживал в особом маринаде.
— Взгляд обращен столько же внутрь, сколько вовне, — философически заметил Тоб.
Сидя за столиком, он и Вак любовались диковинной куклой.
— Глаза как у тигра, — заключил Вак. — Только поменьше.
— Фредрик Немыслимый вновь отличился, — продолжал Тоб. — Поразительно, как он ухитряется непременно во что-нибудь впутаться. Садится безо всякой задней мысли на самый обычный паром пригородного сообщения — и, конечно же, не обходится без столкновения. И не какого-нибудь заурядного столкновения, а весьма таинственного, в результате которого невесть откуда появляется редкостная кукла. Тысячи людей десятки лет пользуются этим паромом — и никаких происшествий, пока на борт не поднимается Фредрик Дрюм. Философы называют это вероятностью случайных событий.