Грешник
Шрифт:
– Что ты делал в квартире Кирилла?
– А вам какое дело?
– Большое. От понимания данного факта зависит его жизнь, а может быть, и твоя, если вы с ним в доле.
– Вы че? Менты, что ли?
– А что, похоже? Нет, скорее я - добрая фея-крестная. У которой очень и очень мало свободного времени. Так ты разродишься? Или тебе помочь?
– Да пошел ты!
Одно резкое движение, и смельчак кулем свалился на пол, корчась, как будто в агонии. Глеб Громов мог надеть на себя брендовый костюм, но под ним все так же скрывались отточенные до
Еще одно движение - и все прекратилось. Покачиваясь и хрипло дыша, мальчишка встал. В страхе уставился на Глеба больными, прозрачными от боли глазами.
– Еще? Или все же расскажешь? Какого черта ты делал в квартире Пахомова?
– Спасал его задницу!
Глеб вскинул бровь:
– Каким образом?
– Этот придурок решил подзаработать...
– И?
– И разбодяжил чистейший герыч каким-то дерьмом... Стал бугор (фальсификат наркотика, нечистый наркотик) толкать! Ну, чтоб бабла поднять. Навариться, сечете? Я говорил ему, что это херовая затея. Но Кира понесло. Легкие бабки, а он в дерьме. Ну, а потом этот случай с Джамиревым...
Глеб напрягся. Похоже, его мелкий вляпался еще сильнее, чем он изначально подумал. Вообще информация о смерти наследного принца Джамиревых - одной из самых богатых семей в стране - особенно не разглашалась. Глеб просто знал, что это случилось, потому что одно время тот довольно плотно общался с Кариной. Его, Громова, головной болью.
– Поподробнее насчет дерьма.
– Да проигрался он! Проигрался... Стали его трясти! Долю в клубе Кир не хотел отдавать. Начал искать другие пути - ему и предложили отработать.
– Толкая наркоту через клуб?
– Ну, а че? План был хороший. Там же потенциальных клиентов - тьма! А главное - все на бабках. Свой сайт замутить - так это вообще как два пальца...
– А к Джамиреву он каким боком?
– Так никаким! Он вообще не у нас отоваривался. Нарк конченый, брал всегда весом (покупать несколько доз сразу), но постоянных поставщиков не имел. Конченый, говорю же. Хату свою кому попало вписывал (предоставлять жилье малознакомым людям). А когда откинулся - никого рядом не оказалось, а последнее место, где его видели - «Вирус».
Твою мать! Громов надавил двумя пальцами на переносицу. Ситуация прояснилась, но от того не стала менее дерьмовой.
– Что ты искал в его квартире?
– Остатки бугра. Их нужно скинуть. Да хоть в параше утопить, чтобы следов этого дерьма не осталось. Иначе он - не жилец. Его же собственные поставщики закопают. И не докажешь, что Джамиреву не он фуфло толкнул.
Вот оно что. Поставщики сына переживают за свою деловую репутацию. Никому не хочется ссориться с самой влиятельной в стране семьей. Значит, ребята, которых они отпустили, совсем не за деньгами приходили. Да чтоб его! Если бы дело было в деньгах - было бы куда проще.
– В квартире Кира нет наркоты. Никакой. Ни плохой, ни хорошей, - зачем-то сказал Громов. Может быть, даже скорее себе, чем кому-то, но друг Кирилла
– Значит, у Блонди надо искать, - пробормотал под нос. Но увидев непонимающий Глебов взгляд, объяснил торопливо: - Девка его. Из клубных танцовщиц. Трахает он ее время от времени, ну, и... вообще частенько с ней зависает.
Громов выругался под нос и... скорее кожей почувствовал, чем услышал - тяжелый надсадный всхлип. Обернулся резко. Чтобы встретиться взглядом с отчаянной бездной Наташиных синих глаз.
Глава 8
Она слышала. Прекрасно все слышала. И понимала. Дурой Наташа не была. Ее и без того неустойчивый мир пошатнулся. Земля поплыла под ногами. Будто кто-то безжалостной твердой рукою встряхнул ее душу, как сувенирный шар. Но вместо искусственного снега и блесток перед глазами закружились воспоминания.
– Ты где так долго был?
– Работы много. А ты чего не спишь?
Сколько таких ночей было? Ночей, когда он ее предавал?
Наташа заскулила. Тихо, не отдавая отчета, как это выглядело со стороны, и впервые за много лет вообще об этом не думая. Как ее воспримут, что скажут? Неважно.
– Наташа...
– позвал ее свёкор.
Она еще слышала, но уже не реагировала. Наташа уплывала, уносилась куда-то далеко-далеко. Туда, где не было боли и ужасного дискомфорта от необходимости соответствовать общепринятым нормам. Может быть, даже она улыбалась. Как безумная, коей Наташа никогда не была. Её мимика не всегда соответствовала ситуации. Обычно девушка могла это контролировать. Но на это уходило слишком много сил. Сил, которых у нее не осталось.
Все вокруг закружилось, будто подхваченное ураганом. Наташа зажмурилась, стоя в самом его эпицентре. Обхватила себя ладонями. Стихия подхватила битые осколки ее надежд, и они кружили вокруг нее, вскрывая вены острыми, неровными краями.
– Оставьте нас, - доносилось откуда-то издалека. Но заглушая все звуки, в ушах шумела отравленная знанием кровь.
Он предавал ее, предавал... Наташа закрыла уши ладонями и покачнулась. Туда-сюда. А потом все исчезло. Осталась лишь пустота. Холодная и сырая, как склеп. Она сделала шаг назад. И еще один. В этот всеобъемлющий вакуум.
Наташа не знала, сколько времени она в нем провела. И что ее вытащило из темницы. Возможно, уютные звуки, наполнившие дом. Чужой дом. Дом, в котором ей было странно спокойно.
Отгородившись от правды высокой, непреодолимой стеной, она чувствовала себя... нормально. Ни хорошо, ни плохо... Скорее терпимо.
Наташа спустила ноги с кровати, в которой неизвестно как очутилась, и сходила в душ. А после пошла на звук. Глеб Николаевич стоял у плиты и что-то помешивал на сковородке. Пахло, как в детстве - жареной картошкой и чесноком. Наташа зажмурилась, невольно уплывая в те далекие дни, в их старый, покосившийся дом, где им с мамой так хорошо жилось. Ей было так уютно, так тепло в своих воспоминаниях, что девушка не сразу сообразила - параллельно готовке её свекор говорил по телефону.