Грешники
Шрифт:
Вытянув шею, заглядываю в его тарелку.
Фу-у, овсянка на воде. Буэ.
— Будешь?
— Нет, спасибо. Я такое не ем, — щёлкаю кнопкой чайника и падаю на табуретку напротив. Потом, игнорируя его внимательный взгляд, достаю из кармана пижамных шорт пачку сигарет. Затем зажигалку. Прикурив, киваю на подоконник: — Пепельницу не подашь?
Кухня до безобразия тесная, поэтому ему достаточно просто чуть повернуться и протянуть руку. Чего он не делает.
— Никотин на голодный желудок… — пихает в рот ложку склизкого дерьма. —
— Ой, не лечи, — выдыхаю дым нарочито протяжно и закидываю ногу на ногу. — Ты мне ещё лекцию о безопасном сексе прочитай.
Он криво ухмыляется и пододвигает к себе кружку с чаем, потом делает большой глоток, по-прежнему не отрывая от меня пристального взгляда.
А он ничего такой: высокие скулы, красивой формы губы, нос чуть-чуть сплюснут, ну тут, по-моему, не природа постаралась, а чей-то увесистый кулак. Но что особенно выделяется — взгляд. Он смотрит не стесняясь, но не раздевая, ничего такого, просто… чувствуется в нём первобытная самость.
Хотя… мужик, что с него взять. Все они одинаковые.
— Чего смотришь, нравлюсь? — тоже ухмыляюсь.
— А ты можешь не понравиться?
Честный ответ обескураживает, но я не теряюсь:
— Ну, кто вас, москвичей, знает. Зверев, вон, тоже в армии служил, а посмотри на кого похож, — затягиваюсь снова. — Какие планы на день? Бывшую пойдёшь до нитки обдирать?
— Интересовалась, значит, — удерживая в руках кружку, откидывается на спинку скрипучего стула.
— Конечно, я же должна знать, с кем метры делю, — тушу окурок в пустой банке "Арабики" и поднимаюсь. — Чайник вскипит, кофе мне сделай, ок?
— А ты всегда такая борзая?
— Всегда. Тебе что-то не нравится?
— Твоё поведение.
— Ну так поймай и отшлёпай, — выхожу из кухни, а потом ловлю себя на мысли, что улыбаюсь.
Кофе мне, конечно, никто не сделал, поэтому пришлось довольствоваться ничем и выходить в промозглое осеннее утро. Учёбу никто не отменял. А жаль.
— Ну наконец-то, Тишевская, я тут весь зад себе отморозила, пока тебя ждала, — шмыгает носом Катька, перетаптываясь в тоненьких кроссах "Naiyk". — Если бы не горячее шоу, совсем бы окочурилась.
— Что за шоу?
— Да вон, — кивает, и я перевожу взгляд на детскую площадку напротив подъезда.
Уцепившись двумя руками за ржавую перекладину подтягивается "приличный", да так ловко, словно в задницу ему кто-то вживил энерджайзер.
Вверх, вниз. Вверх, вниз. Вверх, вниз.
В одной футболке: чётко вылепленные бицепсы, прямая спина, крепкая шея. Вид сзади что надо.
Красиво.
— А кто это? У вас здесь одни бабки живут, этого я бы точно не пропустила, — закусив нижнюю губу, "гуляет" взглядом за каждым движением соседа. — Хорош, чёрт. Я бы ему точно не отказала.
— А, это Санёк, — жму плечом, стараясь придать голосу максимальной беспечности и эффект достигнут — глаза Рогачовой тут же загораются как две звезды на кремлёвской ёлке:
— Санёк? Что за Санёк?!
— Мы вместе теперь живём. Ладно, пошли, а то на пары опоздаем, — спускаюсь с отбитых ступенек и выруливаю на засыпанный пожухлой листвой тротуар.
— Погоди… то есть как это — вместе живёте?! Я что-то пропустила? — цепляется за мой локоть и семенит рядом. — А ну колись давай, и в самых грязных подробностях!
Очень хочется обернуться, но я пресекаю порыв на корню. Много чести, обойдётся.
Часть 4
Саша
Первый снег в этом году выпал необычайно рано — конец октября, а асфальт уже покрылся тонким белым налётом. В Москве бы его тут же затоптали, смешав с осенней слякотью, но здесь, в этом городке на отшибе мира, время будто остановилось. Ни спешки, ни мелькающих туда-сюда машин. Ни вечного "столичного" шума. Тишина.
Тогда, десять лет назад, когда я служил здесь в воинской части, меня дико раздражало это сонное место. Мне было здесь душно и очень тесно. Хотелось размаха, возможностей, карьерного роста. Хотелось понюхать пороха и колючего адреналина по венам. Может, поэтому, первая моя серьёзная командировка была в "горячую" точку. Сам напросился, казалось, что вот там-то я точно наведу порядок, надерём зад "неверным". Ошибался, дурак. Война — это не драйв. Это кровь, слёзы и невосполнимые потери. Было страшно. Всем было страшно — и молодым, и бывалым, выдержал не каждый. Я выдержал. Сбылась мечта идиота, но какой ценой.
Над дверью звякнул колокольчик и прогретое до нестерпимой духоты нутро кафе вошла Оля. Ну как вошла — вплыла. С светлом пальто до колен, высоких чёрных сапогах. Красивая и цветущая.
И уже давно не моя.
— Привет, Саш, — наклонившись, целует в щёку, а я против воли закрываю глаза. Те самые духи. Помню ещё. Удивительно.
— Привет, — чмокаю её тоже и киваю на меню: — Может, вина выпьем?
— Да брось, какое вино, пять часов всего, — улыбается, но немного взволнованно. Даже нервно. Взгляд прячет.
Хоть мы и развелись сто лет назад, но я рад её видеть. Правда, рад.
— Когда-то ты и в восемь утра от горячительного не отказывалась, — поддеваю, листая плотные страницы.
— Ой, ну ты вспомнишь тоже! — смущённо заправляет за ухо короткую прядь волос. Подстриглась зачем-то. — Это было один раз и на курорте. А что было на курорте…
— …то там и останется, — заканчиваю за неё и готов поспорить, что подумали мы об одном и то же. Как классно нам тогда было. Без башни совсем, беззаботные. Как любили друг друга везде, где только было можно. Как казалось, что вместе мы рука об руку до самой дряхлой старости. Наивная молодость. — Ну так что, — перевожу взгляд на винную карту, — по пять капель?