Грета и Король Гоблинов
Шрифт:
– Сперва моя школа, теперь моя спальня. Почему?
– она моргнула.
– Почему здесь?
«Как еще я могу быть рядом с тобой? Кроме того, мне нравится видеть тебя такой. Ты... нежная здесь.»
Рассердившись, она откинула стеганое одеяло в сине-оранжевых зигзагах и вскочила с кровати к окну, где тонкие занавески слегка развевались на ветру. Она поднесла руку к раме, поймав свое отражение в стекле.
– Ты не можешь продолжать делать это со мной. Оставь меня в покое.
Ее голосу не хватало уверенности, и каждый дюйм ее тела был напряжен от его прикосновений. Она должна была быть сильной, но
Его голос щекотал ей ухо.
«Чего на самом деле ты хочешь?»
Черт бы его побрал. Это нужно прекратить. Он не должен продолжать вот так приходить к ней, мучая ее этими воспоминаниями. Она развернулась.
– Конечно, именно этого я и хочу!
Внезапно он оказался прямо перед ней, глядя на нее.
Грета не смогла выдавить не слова. Ничего не вышло. Айзек был одет лишь в широкие штаны, без рубашки. Она не привыкла видеть его - в снах или наяву - без толстого зимнего плаща во весь рост. У нее отвисла челюсть. Когда она осознала это, то захлопнула рот с такой силой, что лязгнула зубами.
С усилием девушка перевела взгляд с его гладкой, словно изваянной из камня кожи, на его лицо. Его глаза сверкали в мягком свете, а волосы спутались, будто он и самом деле спал с ней в той постели. Понимающая улыбка играла на его губах, словно он знал, о чем она думала. Опасный. Никто не может выглядеть столь хорошо.
Он казался расслабленным и чувствующим себя комфортно, будто это его зимний плащ возлагал на него всю ответственность, которая обычно лежала на его плечах, а без него он мог быть самим собой. А каким был Айзек, когда был самим собой? Она видела проблески, но между ними было столько игр, столько недоразумений...
Дрожа, она скрестила руки на груди, чувствуя себя уязвимой в хлопковой майке и боксерках, которые он придумал, чтобы она носила, из воспоминаний в ее голове. Грета отвернулась к окну и отодвинула занавеску, чтобы посмотреть на темный бульвар. Она ждала, что он начнет задавать вопросы. Как работают светильники на столбах снаружи? Как черный ящик возле кровати мог хранить время?
Но в этот раз он ничего не сказал, и она почувствовала сильное разочарование.
Уровень детализации при создании сна был таким же, как и в прошлый раз, когда он вызвал в ее памяти среднюю школу, что на самом деле было удивительно. Тихий район ровно освещался высокими уличными фонарями. У старой ярко-синей Honda, расположившейся на дорожке возле дома ее родителей, была сбоку вмятина, после столкновения с ее велосипедом, когда ей было девять лет, а баскетбольная корзина у соседа через улицу выглядела так, словно вот-вот упадет со своего места над гаражом.
Он подошел к ней и выглянул наружу. Ее тело почти замурлыкало в ответ на его близость, а когда его рука коснулась его, по ее телу пробежали мурашки.
– Где же леса? Озера?
– он посмотрел на длинный ряд городских домов, похожих друг на друга.
– Все выглядит таким твердым и серым. Как вы выдерживали быть так далеко от Великой Матери? Судя по увиденному, этот мир близок к смерти.
– Это... это... Я имею в виду...
– она покачала головой.
– Все было не так. Этот город просто... город. Такой же скучный и серый, как Разуа. В парках много зелени.
– Но, кто знает. Возможно дома, который Айзек вытянул из ее головы, уже и нет на том месте. Может там был построен торговый центр или магистраль, как предположил Вайат. А может, ее семья переехала.
– Почему ты хочешь вернуться сюда, Грета? Что здесь ждет тебя?
– он взял ее за руку. Она удивленно посмотрела на него, но не отстранилась.
– Почему ты не можешь забыть это?
– Кто говорит, что я не отпустила это?
– защищаясь сказала она.
– Пока ты не начал подрабатывать по вечерам в моих снах, я годами не вспоминала это место.
По его выражению лица она поняла, что он не поверил ей.
Да и она себе не верила.
Внезапно всего этого стало слишком много. Воспоминаний, дома, его посреди всего этого. Утешительная обстановка в доме ее детства была ловушкой. Он сверкал вокруг нее, как блестящий мыльный пузырь, который мог в любой момент лопнуть.
– Я хочу убраться отсюда, - потребовала она, схватив себя за горло. Сердце у нее колотилось и ее бил озноб.
– Уходи, Айзек. Выпусти меня сейчас же!
– Все в порядке, - произнес он, тоном с мягким оттенком уверенности, соответственно словам. Она закрыла глаза и судорожно сглотнула.
– Ты можешь снова открыть глаза.
Когда она это сделала, то с облегчением увидела, что спальня исчезла, словно смытый слой краски с холста. Теперь они стояли снаружи под пологом вечнозеленых растений, покрытых снегом. Это все еще был ее сон, хотя бы потому, что она все еще была в человеческой одежде.
– Что мы здесь делаем? Это не то, чего я хотела, - запротестовала она.
– Тогда чего ты хочешь? Чего ты действительно хочешь? Скажи мне, - настаивал он.
– Позволь мне исполнить твое желание.
Нет. Нет. Нет.
Чего он от нее хотел? Если бы она попросила пару приличных сапог, избавило бы это ее от него, или еще теснее привязало бы его к ней?
– Я ничего не хочу. Просто оставь меня в покое.
– Мне кажется, если бы ты действительно хотела избавиться от меня, то боролась бы сильнее.
– Поверь мне, я пытаюсь, - упорствовала она. Но сейчас она была не уверена. Ее уверенность казалась шаткой.
– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?
– спросил он низким глубоким голосом.
– Ты и так - самая свободная душа на Милене. У тебя нет никаких эмоциональных связей. Ты не связана с землей или ее людьми, и ты не подчиняешься лунам и их притяжению.
Это из-за ревности его тон стал таким резким?
– Ты заставляешь это звучать так, словно у меня есть все, хотя на самом деле ничего у меня нет.
– Если бы между нами было доверие...
– он остановился и сделал глубокий вдох.
– У тебя был бы я.
У нее перехватило дыхание. У тебя был бы я. Каждая мышца ее тела дрожала. Надежда. Ожидание. Страх. Эти пять слов вызвали волну противоречивых эмоций, с которыми она просто не могла сейчас справиться. Она потратила так много времени, изолируя себя от других, защищаясь,... она не была готова ни к чему другому.
Трусиха. Вот кто она была. Слишком большая трусиха, чтобы открыться и рискнуть.