Грета за стеной
Шрифт:
— Ого…
Это был профессиональный набор масляных красок.
— Ну же, открывай, — лица окружающих словно источали нетерпение.
Грета потянула за ручку, крышка открылась и отодвинулась назад. Два нижних ящика вылезли наружу.
Грета не знала, куда деться от радости — не могла наглядеться на эту красоту: 44 тюбика со светостойкими пигментами, 2 тубы с цинком и титаном, льняное масло, лак, эссенция терпентина, разбавитель, коробочка с тремя палочками угля, масленка, мастихин, под крышкой палитра из того же дерева, что и короб, ткань для протирки, — это же стоило целое состояние!
— Я даже не знаю, что сказать, — сказала Грета, а сама едва не разревелась от счастья, — Это так здорово! Спасибо!
В этот момент ей уже было все равно, что через несколько минут ее день рождения плавно перетечет в пламенное обсуждение характера ножевых ранений очередного
Курт разлил купленное комиссаром шампанское, которого Грете, конечно же, не досталось, потому что пить алкоголь ей будет можно только через год. Вместо этого ей налили ее любимого вишневого сока. Отец знал, что такой дочка предпочтет любому другому.
Однако ей не терпелось поскорее сбежать со своим сокровищем, чтобы рассмотреть его со всех сторон. Именинница быстренько заглотила кусочек торта и, уличив момент, когда взрослые вернулись к делам их насущным, свернула новоприобретенное богатство и улизнула в свою мансарду Она разгребла обрезки паспарту и рулоны акварельной бумаги на кровати и устроилась на ней поудобнее.
— Боже, какая красота, — Грета не уставала любоваться блестящими полными тюбиками и чистенькими металлическими масленками. Необязательно было быть художником, чтобы оценить этот прекрасный набор по достоинству Когда-то, когда Грета еще только поступала в художественную школу и практиковалась в умении накладывать краски, расписывая стены мансарды незатейливыми узорами, набор красок «Durer» являлся для нее пределом мечтаний, но цена на него всегда невозможно кусалась, а потому отец на зарплату полицейского едва ли мог позволить себе купить такую роскошь, тем более что мама ни дня в своей жизни не работала. Поэтому деревянный коробок из орехового дерева долго оставался для Греты лишь мечтой. И теперь ее мечта сбылась. Руки у нее так и чесались кинуться к этюднику и приступить к какой-нибудь картине.
Из форточки подул свежий ветер, и в комнату ворвался теплый запах дождя.
В дверь тихо постучали. Грета отвлеклась и положила тюбик с берлинской лазурью обратно в короб.
— Да?
Она открыла дверь. На пороге стоял Мартин и переминался с ноги на ногу Грету вдруг наполнило странное волнение.
— Меня кто-то зовет? — спросила она, давая ему войти.
— Нет.
Он протянул ей небольшой сверток, размером с книгу, обернутый алой подарочной бумагой.
— Это тебе.
— Еще подарок? — она взяла сверток. Он оказался тяжелым, — Зачем? Вы и так здорово потратились…
Она не знала, куда деть глаза.
— Это от меня.
И Грета задохнулась от волнения, будто ее стена дала трещину. Она сорвала ленту, развернула бумагу и обнаружила под этой мишурой то, что меньше всего ожидала увидеть: книгу о монументальной живописи. На плотной мелованной бумаге, с цветными иллюстрациями в подарочном футляре. Книга была невероятно красивой. Грета потеряла дар речи, настолько она не ждала такого подарка. И откуда Мартину знать, где она учится? Она лишь однажды упомянула при нем, что поступила на кафедру монументальной живописи. Ее щеки запылали пунцом.
Порыв ветра с силой распахнул окно в комнату. Удар рамы о стену выдернул Грету из какого-то вакуума.
— Я сейчас, — Грета пальчиком показала Мартину подождать, а сама, отчаянно краснея, поспешила закрыть окно. Она зашла за занавеску и высунулась наружу, подставив руку и лицо приятному прохладному дождю. Закрывая щеколды, она молилась всем богам, сама не зная о чем, а когда обернулась, Мартин стоял совсем рядом, по ту сторону прозрачного тюля. В его глазах читалось что-то, от чего Грету накрыло такой теплой волной, что она, казалось, утонет. Она поднялась на цыпочки, и ее рука сама подалась вперед. Мартин аккуратно взял ее, через занавеску, и провел большим пальцем по ее пальцам. Грету как будто током ударило. Он притянул Грету к себе и поцеловал, в щеку, также через тонкую, как паутина, ткань. Грета от волнения задохнулась. Она не заметила, как невесомый тюль вдруг исчез между ними, и как губы молодого мужчины прильнули к ее губам в теплом, нежном, пахнущем мятой и кофе, поцелуе. Всего несколько мгновений и мир вокруг Греты затрещал. Мартин осторожно отстранился, и они уставились друг на друга так, будто увиделись впервые. Он тоже не понял, как это получилось. Они стояли и молчали. Мартин поспешил убрать руки, и для Греты волшебство закончилось. Он схватился за голову, обычный жест Мартина, когда дело двигалось к катастрофе, попятился назад, быстрее, быстрее и пулей вылетел из внезапно ставшей душной комнаты, а Грета так и осталась стоять, сминая дрожащими пальцами занавеску, пылая румянцем от негодования и желания броситься вслед за ним и вернуть. Растерянная, она простояла так еще несколько минут, прежде чем прийти в себя от перевозбуждения, и спустилась вниз. Мартина в доме уже не было.
— Ему понадобилась в участок, — пояснил отец. — Будешь еще торт?
Какой, к черту, торт?
— Нет, спасибо. Я лучше в комнату вернусь.
Весь вечер и ночь неожиданный поцелуй не выходил у нее из головы. Грета поймала себя на мысли о том, что только он и был необходим ей, как воздух, все это время. И именно он был лучшим подарком на семнадцатый день рождения, и пусть все произошло совсем не так, как она рисовала в мечтах, она всей душой желала ощутить его снова. Ей будто приоткрылась дверь во что-то новое. Она боялась представить, что будет, когда они снова увидятся с Мартином. Убежит ли он снова? Или сделает вид, что ничего не произошло? Интуитивно чувствуя, что ничем хорошим это не кончится, она заделывала трещины в своей стене, но никак не хотела отпускать Мартина, и едва сдерживалась, чтобы не предаться более смелым фантазиям о том, какие сильные у него руки, и как должно быть приятно, когда они смыкаются на талии. Она больше не могла спокойно смотреть на колыхающиеся на ветру занавески.
— Чтоб тебя, Грета! — выругалась она сама на себя и накрыла лицо подушкой.
До конца выходных Мартина она больше не видела, только слышала, как отец разговаривал с ним по телефону, и жаждала поговорить с ним сама. Но как бы она объяснила это отцу? Она сразу решила, что благоразумнее с ее стороны будет умолчать о случившемся. И судя по тому, что отец вел себя, как обычно, Мартин тоже молчал.
Когда началась новая рабочая неделя, Грета немного отвлеклась от переживаний, находя спасение от чарующего томления на занятиях станковой живописи и рисунка, но стоило парам закончиться, как ее душа с новой силой воспаряла к небесам и рвалась на волю, к юноше с вьющимися волосами. Она покорно шла на поводу у воображения и «засыпала» с кистью в руке. Бывало даже, что господин Адлер или Суннива одергивали ее, и ей становилось неловко. Внутри себя она отсчитывала дни, когда снова приедет к отцу. Однако, на следующей неделе ей не повезло увидеться с Мартином. Буквально за пятнадцать минут до ее приезда он уехал в Центр. И снова последовала неделя томительных ожиданий. Мама отметила, что дочка стала очень рассеянной, Свен пошутил, что она просто влюбилась. Грета ответила, что у нее выдалась тяжелая неделя в академии, а сама для себя признала, что отчим был прав — она влюбилась. Был ли влюблен в нее Мартин, оставалось для нее загадкой. Суннива говорила, что молодым людям необязательно любить девушку, чтобы ее целовать, и Грете становилось тошно. Она убеждала себя, что Мартин совсем не такой. Не о похоти говорил его взгляд — он боялся к ней прикоснуться, и вряд ли поцеловал бы, не протяни она ему руку. Мысли и догадки сводили ее с ума. Она ничего не рассказала даже Сунниве. Зачем кому-то знать, как помощник комиссара полиции целует его несовершеннолетнюю дочь у него же в доме? Меньше всего она хотела ему навредить. Когда отец заметил книгу, Грета сказала, что сама купила ее на стипендию. Грета перелистывала ее каждый вечер. Между 104-й и 105-й страницей она нашла открытку, и то, что она прочла, озадачило ее и тронуло. Аккуратно выведенные три строчки. Но то, что проглядывалось за ними, было куда более личным. Грету будто снова охватило теплой волной откуда-то изнутри, и она улыбнулась. Суннива в корне неправа, а если и права, то к Мартину это не относится. Она всюду носила эту открытку с собой.
Перед вторым долгим перерывом Грета видела Мартина лишь однажды. Когда отец заехал за ней в академию, чтобы дочь не тратила ни денег, ни времени, закидывая вещи на Ринг, перед тем, как снова отправиться в Ауденхоф на выходные.
Грета забралась в машину и на переднем пассажирском сидении обнаружила Мартина. Всю дорогу до дома он молчал и следил за дорогой. Они ехали в тишине, а у Греты духу не хватало спросить Мартина, что он тут делает. Несколько раз она поймала на себе его взгляд через зеркало заднего вида, и ей было приятно его внимание. Чем-то, очень отдаленно, он напоминал ей отца. Внешне они едва ли походили друг на друга, но что-то общее определенно проглядывалось. Маркус сам когда-то говорил, что Мартин напоминает ему самого себя в молодости, разве что он никогда не был таким высоким и кудрявым.