Грёзы и предостережения
Шрифт:
Машинально вцепилась в мужскую руку, удерживая рейттара рядом с собой, но заметив в глазах смеющиеся искорки, отпустила. А он, больше не сказав ни слова, даже не придумав себе какую-нибудь отговорку, смылся из спальни, тактично оставляя нас с Ореттом наедине.
Рейттар посмотрел на меня так пристально, что мне пришлось напомнить себе, что я не маленькая девочка, а тонкая простыня не спасет от жутких монстров. Их лучше встречать лицом к лицу. С этой мыслью вздернула высоко бровь и посмотрела вопросительно-выжидающе в глаза цвета горных озер — такие же завораживающие своей спокойной синевой и прячущие тайны в бездонной глубине.
— Я…, - попытался начать разговор мужчина, едва заметно качнувшись на пятках.
— Где рушши? — перебила я, пугаясь предстоящего разговора и желая отвратить неизбежное. Ну, или хотя бы отстрочить.
— Его забрал Шай, — произнес рейттар, отступив на маленький шаг от кровати, отчего мне сразу стало легче дышать.
И видимо мой облегченный вздох был слишком громкий, иначе к чему такое болезненное замешательство в синих глазах, тщательно отслеживающих мои реакции?
Оретт отступил, прошелся по комнате до светлеющего в предрассветных сумерках окна и вновь вернулся ко мне. Волнуется? Этот образец ледяного спокойствия и непоколебимой уверенности в себе? Сомнительно.
Вновь едва заметно качнулся на пятках, сжимая длинные тонкие пальцы в кулаки.
— Нам…
— Пить, — снова перебила я, все еще не теряя надежды избежать не нужных мне сейчас признаний, после которых моя роль в жизни этого мужчины будет сведена до минимума.
Будет ли он со мной? Настойчиво добиваясь внимания как Нарсар? Скептически окинула взглядом высокую поджарую фигуру. Нет, вряд ли. Такие, как он, «о любви, как нищие, не молят», всплыли в памяти строки давно забытого стихотворения. Качнула головой, отгоняя непрошенные сожаления.
Сильная рука, не напрягаясь, приподняла мою голову, приложив к губам кружкой.
— Сама, — качнула я головой, высвобождаясь из этих ласковых рук.
Что-то мелькнуло в его глазах. Боль? Страдание? Не в силах сосредоточится сейчас на чем-то большем, чем смятение в моей душе, потянулась за чащей. Вот только сил у меня было не больше, чем у новорожденного котенка, и таяли они почему-то со стремительной скоростью. Дрожащие пальцы вынудили принять помощь и позволить мужчине напоить меня. Откинулась назад. Такое простое действие вымотало похлеще, чем покорение одной из прибрежных скал с Нарсаром. Невольная улыбка расцвела на губах при этом воспоминании и я на минуту забыла, что каждый мой жест тщательно фиксируется, запоминается, анализируется. Напряжение. Я всегда чувствовала его в присутствии Оретта.
— Ты…, - выдернул меня из размышлений мужской голос.
И я поспешно выпалила:
— Мне можно в купальню перед завтраком?
Мужчина окинул меня оценивающим взглядом. Пробежался по тонкой ткани рубашки, призывно натянувшейся на груди.
— Нет, — резкий категоричный ответ и грозный блеск в потемневших, как небо перед бурей, глазах. Я видела, как пасовали самые стойкие рейттары под этим взглядом. Что ж уж говорить про меня — мелкую и жалкую в своей слабости.
— Тебе жалко, что ли? — обиженно надулась я, испытывая непреодолимое желание очутиться в теплой воде и смыть с себя все — и запах чужого молока, срыгнутого рушши, и затхлость пустынных коридоров, и крови Шая… Кровь которого пахла особенно сильно, выбивая меня из привычного мирка. — Я грязная.
— Ты чистая, — улыбнулся рейттар, протягивая ко мне руку и тут же суетливо одергивая ее назад. — Тебя купал Нарсар.
Если его улыбка признана была меня успокоить, то со своей ролью она не справилась, повергнув меня в шок. А слова этот шок только усугубили: если он знает то, чего не знаю я, то он знает и остальное. Неужели, Нарсар, как сопливый подросток, едва завалив меня в койку, тут же отправился делиться своими победами? Нет, непохоже это на Сара. Хотя…
— Ты не о том думаешь, — криво усмехнулся Оретт, пытливо изучая мое лицо.
«Хищник. Как есть хищник. Опасный своей внимательностью. А я добыча, за которой зорко следят, выжидая подходящий для нападения момент», — непроизвольно поежилась от всплывших в голове мыслей и тут же прыгнула с места в карьер:
— А о чем нужно? — натянула саркастичную улыбку, скрещивая взгляды и принимая вызов. — Раз купальня и мое желание быть чистой это не то, то огласите весь список, о чем стоит думать Предводительнице?
На спокойном, словно застывшая маска, лице мелькнула… досада? А меня пронзило сожалением — рейттар сегодня фонтанирует эмоциями, а я так слаба и невнимательна, что даже самые сильные из них уловить и разобрать не могу.
— Издеваешься? — и я расслышала нотки усталости в его голосе: — Если я отнесу тебя в ванну — потеряю контроль, — выдал раздраженное признание мужчина, громко скрипнув зубами.
Чувствуя, как от этих слов брови поползли наверх, а глаза, я точно это ощущала, приготовились выпрыгнуть от изумления — контроль был такой же незыблемой характеристикой Оретта, как и расчетливость, выверенность каждого движения. Тогда как объяснить эту суетливую беспорядочность выбивающих нервный такт по бедру пальцев?
— С чего бы это? Ты же не испытываешь никакого интереса к моему жалкому телу, — ехидно со скрытой горечью пробормотала я, вспоминая свои отчаянные попытки соблазнить этого истукана, испытывая непреодолимое желание убедиться в сказанном. Пусть на миг, но увидеть, как эта скалистая глыба теряет контроль…
От всех этих попыток понять, разгадать, получить подтверждение стало так тошно, что я не выдержала:
— Ладно, чего уж там. Говори, я слушаю, — выпалила быстро, не давая себе передумать, будто с разбегу забежала в холодную воду и затаилась в ожидании: — Только быстрее, — поторопила я и под смущающим взглядом добавила, пожимая плечами: — Кушать хочется, — и тут же обнадежила: — Перебивать больше не буду.
Изобразив на лице внимательное ожидание, отгоняя вновь нахлынувшую волну слабости и борясь с новым приступом тошноты, нетерпеливо уставилась на, неспешащего делиться сокровенным, мужчину.
Смятение. Единственная эмоция, которая сейчас властвовала над Ореттом. Ему так много нужно было сказать, так во многом следовало признаться, открыть душу, пустив ее туда, куда он поклялся никого не пускать, и где она уже давно и прочно обосновалась, несмотря на все его ухищрения. С того самого первого раза, когда увидел ее на площади — маленькую, испуганную, беззащитную и смотрящую так смело и прямо, что это взгляд будоражил все внутри него и это состояние не позволяло ему так просто оставить незнакомку. Как хотелось ему огородить ее от этого всего. Оставить в рейте под своей защитой, без всяких титулов и ролей, и просто наслаждаться ее присутствием рядом столько времени, сколько ему было отмерено.