Грибник
Шрифт:
А ведь Артур давно ощущал, что старая сплетница хоть и много говорит, но о чем-то умалчивает. Знает, но молчит.
— …Все договорились, кто как оденется, маски хотели надеть, — продолжала она. — Но сорвалось у них — никто не пришел. Всем лень стало в темноте сидеть. И сам Великолуцкий потом первый понял, что ему не по силам такой внеплановый ночной спектакль. Ах, что вы хотите, Артур Карлович!.. Люди, в том числе, и из говна состоят. Иногда кажется, что в наших театральных слишком много этого вещества. Больше естественной нормы.
На следующий день Артуру поручили
— В администрации сказали, можно внести вклад, точнее говоря, пожертвование, и церковными ценностями, — сообщила Октябрина. — Еще весной, до постановки "Собора", до всех этих событий по театру ходил один молодой человек и продавал всякие церковные ценности. Многие купили и я тоже — такую красивую серебряную чашечку и вилочку. А вы не покупали, Артур Карлович?
Почему-то только сейчас до Артура, одна за другой, стали доходить эти общеизвестные всем новости. Конечно, никакой тайны в этом бизнесе Герыча не было. И никакого кровавого дележа, естественно, тоже.
— Разве вы об этом не знали, Артур Карлович? Так дешево продавал такие прелестные вещицы. Молодой человек с палочкой, наверное, хромой.
— Сейчас он уже никакой, — пробормотал Артур. — Он умер.
С запозданием все понятнее становился спектакль, в котором он, Артур, участвовал, и своя в нем роль. Хотя несколько деталей оставались неясными.
— Ах, все кругом умирают. А покойный Абрам Кузьмич когда-то уже успел сдать на храм — он много купил этих церковных ценностей. И Лаврик Фролов тоже. Столько замечательных людей мы потеряли за такое короткое время. Жизнь — все-таки не театр, и мертвые не оживают, чтобы выйти на сцену после спектакля… Надо бы узнать, когда будут хоронить Регину. Жаль, что к тому времени, когда восстановят храм, я уже уйду на пенсию.
Ближе к вечеру Октябрина захлопотала, готовясь к чему-то непонятному. Включила чайник и принялась расставлять чашки на своем маленьком столике с колесиками. Выстраивала какую-то мизансцену. Столик этот поставила посреди читального зала, заставив Артура отодвинуть читательские столы. Тот, покряхтывая, повиновался. Полезла в их потайной шкафчик, укрытый за стеллажами, за дореволюционными собраниями сочинений Леонида Андреева и Лидии Чарской. Чем-то звенела, переставляла там что-то.
— Вы бы видели, Артур Карлович, как играли актеры раньше, — не умолкала при этом, — как люди были преданы театру. Помню один случай. Представьте, покойника в спектакле играл настоящий покойник. Актер завещал, чтобы после смерти его труп участвовал в сцене похорон. Это была высшая степень достоверности! Усопший гениально создал атмосферу спектакля. Кажется, тогда давали "Даму с камелиями".
— А покойный играл даму?
Октябрина промолчала, непонятно усмехнувшись. Наконец, признавшись, что приведет какого-то "гостя", вышла.
История, рассказанная библиотечной старухой, казалась слишком абсурдной даже для театра. Артур запоздало подумал, что, кажется, та дурачит и дразнит его. Неужели, Октябрина, чью фантазию он не признавал, была способна это придумать? Может, она, втайне, не так глупа?..
Гостем, которого обещала Октябрина, внезапно оказался мент. Высокий массивный капитан, похожий на вышедшего в отставку и начинающего терять форму омоновца. Когда тот приблизился к Артуру, остановившись посреди читального зала, он, сразу заподозривший, что мент не слишком трезв, уловил густой запах перегара.
— Вот, знакомьтесь, Николай Николаевич, это Артур Карлович, а это наша библиотека, — представляла Октябрина. Она торжественно вынесла из-за стеллажей бутылку коньяка.
Мент взял бутылку за горло и, встряхнув, поднес к глазам, будто читал книгу.
— Пять звезд — нормально! — Голос у него оказался гулким, будто доносился из чугунной трубы, и не слишком членораздельным. — Мы, менты, звезды любим. Хотя для нас самое то — четыре звезды, самых больших.
Никто в библиотеке не постигнул его каламбура.
— Конечно, мы больше к водке привычны, — завершил капитан усаживаясь.
— Николай Николаевич обещал, что расскажет все об этих ужасных убийствах! — торжественно объявила Октябрина.
— Как в финале детектива, когда великий сыщик, Эркюль Пуаро или Шерлок Холмс, раскрывает последние детали преступления, — добавил Артур. — Так сказать, расставляет все точки и цветочки над "i". Или "ё".
Похоже, ни этот мент, ни Октябрина не поняли, что он хотел сказать. Артур догадывался, что для старухи это великий праздник — услышать сенсационную истину о произошедшем в театре. На который был приглашен порадоваться и он. Ведь помощник библиотекаря, конечно, ничего не знает о смерти Регины, и ему тоже безумно интересно будет услышать неведомые подробности.
Капитан с вопросительным недоумением посмотрел на него. Артур понял, что разливать должен он, как мужчина и почти хозяин здесь.
— Ну вот, — начал мент. — Это уже не тайна следствия. Все, закрывают дело! В связи со смертью фигурантки. Погибла преступница, ваша балерина. Умудрилась ведь заблудиться: кругом деревни, берег озера рядом совсем. А может, и покончила с собой. Не выдержала тяжести преступлений, как говорится. Этого уже никто знать не хочет, уже неинтересно. И так слишком много времени на ваш театр ушло. Считай, только им и занимались все, начиная с самого верха. Главное, ее заподозрили сразу, еще после первого вашего балеруна. А потом и факты появились, хоть и доказать их трудно было поначалу. Потом попроще стало, попроще. Слишком много эта ваша балерина суетилась. И конечно, должна была совершить ошибку и не одну. Набрать улик, в общем. Мы ее уже на допросы стали тягать.
— А в театре никто об этом не знал! — вмешалась было Октябрина, но сразу замолчала, уняв свое почти естественное любопытство.
— Другого бы закрыли, взяли под стражу на время следствия, а ее вот не разрешили. Серийную убийцу.
— Тогда бы осталась жива Регина, — опять заговорила Октябрина. — Получается, высшие силы ее наказали.
— Они построже нас наказывают, — произнес капитан. — До высшей меры. Как по старому УК.
"Это я то высшая сила? — мысленно возразил Артур. — Это вряд ли".