Гридень. Начало
Шрифт:
Не всех моих противников отсекли от меня богояровы лучники, пришлось обагрить свой меч кровью. И пусть я это сделал подленько, рубанул одного разбойника, что был ко мне спиной, а второму отбил все, чем он радовал своих баб, а после добил подранка, но здесь и сейчас был тот бой, где о чести нечего думать. О ней вообще можно поразмыслить лишь тогда, как твой противник еще помнит такое слово.
И тут разбойники дрогнули и попятились, а, после того, как показались ратники из нашей дружины, прибывшие посмотреть, почему до сих пор не вернулись некоторые десятники и полусотник, ватага стала разбегаться в разные стороны,
Я не мог не сделать то, что сделал дальше. Чуть склонив голову, я поклонился отцу в скромном, чуть заметном поклоне. Я благодарил Богояра за помощь. И пусть я и сейчас считаю, что она была не обязательна, что мы могли справиться, ну или попытаться это сделать, но предатель помог, хотя не должен был. Вот такой получается оксюморон, когда предатель не предал свои отцовские обязанности воспитывать и защищать сына. Может я, опираясь ранее только на эмоции реципиента, несколько несправедлив к Богояру?
Предавший своего князя сотник улыбнулся мне. Вымученной улыбкой, но какой-то искренней. И этим еще больше заставил меня не презирать себя.
— Я не скажу тебе благодарности, — кричал Никифор, видимо, Богояру. — Но я скажу князю, как ты поступил только что.
Уже через пять минут я на своем коне, привязав на подводу еще одного коня, которого забрал трофеем у ватажников, груженный двумя кистенями, одной кольчугой, булавой и перевязью ножей, скорее всего, метательных, спешил вдоль Митрополичьего двора рядом со Святой Софией, в сторону подворья Бориса Колымановича, которое уже было рядом с нашими гостиными дворами.
Такой путь указал Никифор, который оказался очень даже грамотным, можно сказать, стратегом. Дело в том, что у Бориса Колымановича сейчас собираются разные наемники, ратные люди. Все знают, что серебро и даже золото, внук Владимира Мономаха по линии Евфимии Владимировны держит в Вышгороде, где главный центр сбора наемников и разных ратных людей для похода на Венгрию. И сюда и киевляне, и дружинники великого князя пойдут в последнюю очередь, чтобы только не заполучить еще одну силу, способную повлиять на ход восстания. Да и хитрец Борис сумел наладить отношения и с великим князем и с верхушкой горожан. Ушлый малый.
Про этого Бориса Конрада я кое-что слышал. Когда-то читал книгу про разного рода самозванцев, которые либо пришли к власти, либо сильно этого хотели, предпринимая разные действия. Среди персонажей, чей жизненный путь был описан в том издании был Борис Конрад, или как его в Киеве величают Колыманович, по имени венгерского короля Кальмана, отца Бориса, пусть Кальман и не признал отцовство, обвинив жену в блуде.
И только сейчас, когда Никифор объявил наш маршрут, лишь вскользь упомянув о Борисе Колывановиче, я сопоставил свои знания и персонажа. Так-то я просто не помнил точное время, когда действовал этот авантюрист. Нужно подумать, может такой человек в чем-то пригодится.
Святая София, вопреки ожиданиям, была несколько подкопчена. Даже это святое место не минула участь быть тронутой в бессмысленном и беспощадном бунте. По мне, так и пусть будет разрушена. С этими людьми, власти и через сорок лет новую Софию не отстоят. И, нет, не в коем случае я не против церкви. Я смотрю на этот храм, как на символ величия Киева. Сколько еще крови прольется за обладание этим самым величием? Так не проще молиться в деревянных,
Киев город большой… сравнительно. Скажем так… по своим размерам он меньше или сопоставим со среднестатистическим районным центром в России будущего. Тут проживало, наверное, тысяч пятьдесят, не больше. Но и такая цифра для нынешнего время — очень много. И немало людей проживало за пределами города, или же у пристанях, мелких деревушках, которые чуть ли не упираются в крепостные стены. Но сам город компактный, застройки одна нависает над другой с узкими улочками и проходами.
Так что объехать на коне, особенно когда мы спешили, весь город можно достаточно быстро. Вот только мы ушли от пустыря у Глебова двора, и уже прибыли в свое расположение. Действительно, юго-восточная часть Киева менее всего пострадала, в стороне Золотых ворот и вовсе мелькали организованные отряды великокняжеской дружины. Если Брячиславов двор догорал, одна из резиденций Всеволода Ольговича, то в районе Георгиевского монастыря, это рядом с Золотыми воротами, все казалось спокойным. Надолго ли? Были видны группы людей, которые, вооруженные абы чем, шли в сторону главных ворот города.
— Что случилось? — завидев нас, пятерых ратников во главе с полусотником Никифором, подскакал Боромир.
— Приняли бой, — спокойно отвечал мой полусотник, не упоминая обстоятельства скоротечного сражения. — Наемники.
— Да, нынче все повылазят, дабы в мутной водице рыбку половить, — философски заметил старший сотник. — Готовьтесь, скоро выход.
В это время вывели из дома гостиного двора Вышату. Он выглядел, словно с жуткого перепоя, усталым, опухшим, но старался держаться гордо, даже высокомерно. Я не хотел видеть ни полусотника, ни Воисила, которых не без моей помощи разоблачили. Но оставался вопрос: а кто предатель? Или оба? Я уже направился к месту дислокации своего десятка новиков, как услышал громоподобный голос Ивана Ростиславовича. Ранее я не замечал в нем еще и такие тональности в словах. Власть… вот чем веяло от князя.
— Оба вы виновны, о том сомнений у меня нет. Но кто предавал? Оба, али здесь иные умыслы есть? Первым слушаю тебя, Вышата, — судил князь.
— Князь Иван не хочет с собой брать предателя, сейчас казнит, — почти внезапно материализовался Спиридон, шепчущий мне на ухо свои умозаключения.
— Ты чего подкрадываешься, Спирка? Все собрал в дорогу? Таз… э… купель свою взгрузил на коня? Али оставляешь в дар стольному граду Киеву? — спросил я, не обращая внимания на дьячка, а смотря в сторону места, где происходил княжеский суд.
— До нас уже приходили оружные горожане. Требовали встать с ними заодно, — сообщал мне новости Спиридон.
Приходили, значит могут прийти еще. Где-то вдали, в стороне купеческих дворов, раздавались разные звуки, вокруг нас пока относительно тихо. Получался такой вот островок безопасности. Надолго ли?
— Моя вина, князь, что я серебро зарывал по пути. Два раза в лесах Галича, когда мы бежали, один раз у Берлады, и после сечи с половцами, — понурив голову говорил Вышата. — Более соромным для меня быть предателем, нежели тем, кто утаил от со-ратников своих скарб дружинный.