Григорий Потёмкин и Екатерина Ii, или Паж становится Королем

Дрюков Юрий Николаевич

Более неудачного выбора и представить было нельзя, но я была в полном отчаянии. Ведь Григорий гонялся за всеми юбками, а я была для него просто ничем.

Потому и появился Васильчиков. Да только радости от этого мне не добавилось.

Потом приехал некто богатырь. Сей богатырь по заслугам своим и по всегдашней ласке прелестен был так, что услыша о его приезде, уже говорить стали, что ему тут поселиться, а того не знали, что мы письмецом сюда призвали неприметно его, однако же с таким внутренним намерением, чтоб не вовсе слепо по приезде его поступать, но разбирать, есть ли в нем склонность,

о которой мне Брюсша сказывала, что давно многие подозревали, то есть та, которую я желаю чтоб он имел.

"Насколько я все правильно понял, получив то письмо..." - и Потёмкин стал читать дальше.

Ну, Госп[один] Богатырь, после сей исповеди могу ли я надеяться получить отпущение грехов своих. Изволишь видеть, что не пятнадцать, но третья доля из сих: первого по неволе да четвертого из дешперации я думала на счет легкомыслия поставить никак не можно; о трех прочих, естьли точно разберешь, Бог видит, что не от распутства, к которому никакой склонности не имею, и естьли б я в участь получила смолоду мужа, которого бы любить могла, я бы вечно к нему не переменилась. Беда та, что сердце мое не хочет быть ни на час охотно без любви. Сказывают, такие пороки людские покрыть стараются, будто сие произходит от добросердечия, но статься может, что подобная диспозиция сердца более есть порок, нежели добродетель. Но напрасно я сие к тебе пишу, ибо после того взлюбишь или не захочешь в армию ехать, боясь, чтоб я тебя позабыла. Но, право, не думаю, чтоб такую глупость зделала, и естьли хочешь на век меня к себе привязать, то покажи мне столько же дружбы, как и любви, а наипаче люби и говори правду.

Несколько дней Екатерина ждала ответа. Наконец нервы ее не выдерживают, и она пишет новое письмо.

[После 21 февраля]

Я, ласкаясь к тебе по сю пору много, тем ни на единую черту не предуспела ни в чем. Принуждать к ласке никого неможно, вынуждать непристойно, притворяться - подлых душ свойство. Изволь вести себя таким образом, чтоб я была тобою довольна. Ты знаешь мой нрав и мое сердце, ты ведаешь хорошие и дурные свойства, ты умен, тебе самому предоставляю избрать приличное по тому поведение. Напрасно мучи[шь]ся, напрасно терзае[шь]ся. Един здравый рассудок тебя выведет из безпокойного сего положения; без ни крайности здоровье свое надоедаешь понапрасно.

И снова она удивлена его поведением.

[26 февраля]

Я не понимаю, что Вас удержало.

Я жаловалась, что спать хочу, единственно для того, чтоб ранее все утихло и я б Вас и ранее увидеть могла. А Вы тому испужавшись и дабы меня не найти на постели, и не пришли.

Но не изволь бояться. Мы сами догадливы. Лишь только что легла и люди вышли, то паки встала, оделась и пошла в вивлиофику к дверям, чтоб Вас дождаться, где в сквозном ветре простояла два часа; и не прежде как уже до одиннадцатого часа в исходе я пошла с печали лечь в постель, где по милости Вашей пятую ночь проводила без сна. А нынешнюю ломаю голову, чтоб узнать, что Вам подало причину к отмене Вашего намерения, к которому Вы казались безо всякого отвращения приступали...

Ибо все ты твердил, что прийдешь, а не пришел. Прощай, Бог с тобою. Всякий час об тебе думаю. Ахти, какое долгое письмо намарала. Виновата, позабыла, что ты их не любишь. Впредь не стану...

Но постепенно все налаживается. Потёмкин становится генерал-адъютантом, то есть входит в круг нескольких самых доверенных лиц, которые несут дежурство во дворце, сменяя друг друга.

И вот уже письма становятся совсем другими.

[27 февраля]

Голубчик, буде мясо кушать изволишь, то знай, что теперь все готово в бане. А к себе кушанье оттудова отнюдь не таскай, а то весь свет сведает, что в бане кушанье готовят.

[28 февраля]

Гришенька не милой, потому что милой... право, не знаю, выйду ли сегодни или нет. А естьли выйду, то это будет для того, что я тебя более люблю, нежели ты меня любишь, чего я доказать могу, как два и два - четыре... Не всякий вить над собою столько власти имеет, как Вы. Да и не всякий так умен, так хорош, так приятен. Не удивляюсь, что весь город безсчетное число женщин на твой щет ставил... Мне кажется, во всем ты не рядовой, но весьма отличаешься от прочих.

Только одно прошу не делать: не вредить и не стараться вредить Кн[язю] Ор[лову] в моих мыслях, ибо я сие почту за неблагодарность с твоей стороны... Он тебя любит, а мне оне друзья, и я с ними не расстанусь...

Прощайте, милостивый государь, напиши пожалуй, каков ты сегодни: и лихорадка продолжается ли и сильна ли?

Куда как бы нам с тобою бы весело было вместе сидеть и разговаривать. Естьли б друг друга меньше любили, умнее бы были, веселее. Вить и я весельчак, когда ум, а наипаче сердце свободно. Вить не поверишь, радость, как нужно для разговора, чтоб менее действовала любовь.

Пожалуй, напиши, смеялся ли ты, читав сие письмо, ибо я так и покатилась со смеху, как по написании прочла. Какой [в]здор намарала, самая горячка с бредом, да пусть поедет: авось-либо и ты позабави[шь]ся.

Теперь письма следуют одно за другом. Екатерина находит все новые и новые слова для любимого, и при этом даже слегка подтрунивает над собой:

[1 марта]

Ал[ексей] Гр[игорьевич] [Орлов] у меня спрашивал сегодня, смеючись, сие: "Да или нет?"

На что я ответствовала: "Об чем?" На что он сказал: "По материи любви?"

Мой ответ был: "Я солгать не умею". Он паки вопрошал: "Да или нет?" Я сказала: "Да".

Чего выслушав, расхохотался и молвил: "А видитеся в мыленке?"

Я спросила: "Почему он сие думает?"

"Потому, дескать, что дни с четыре в окошке огонь виден был попозже обыкновенного".

Потом прибавил: "Видно было и вчерась, что условленность отнюдь не казать в людях согласия меж вами, и сие весьма хорошо".

[После 1 марта]

Миленький, какой ты вздор говорил вчерась. Я и сегодня еще смеюсь твоим речам. Какие счас[т]ливые часы я с тобою провожу. Часа с четыре вместе проводим, а скуки на уме нет, и всегда расстаюсь чрез силы и нехотя. Голубчик мой дорогой, я Вас чрезвычайно люблю, и хорош, и умен, и весел, и забавен; и до всего света нужды нету, когда с тобою сижу. Я отроду так счастлива не была, как с тобою. Хочется часто скрыть от тебя внутреннее чувство, но сердце мое обыкновенно пробалт[ыв]ает страсть. Знатно, что полно налито и оттого проливается...