Григорий Потёмкин и Екатерина Ii, или Паж становится Королем

Дрюков Юрий Николаевич

Прощай, брат, веди себя при людях умненько и так, чтоб прямо никто сказать не мог, чего у нас на уме, чего нету. Это мне ужасно как весело немножко пофинтарничать.

[После 19 марта]

Миленький, и впрямь, я чаю, ты вздумал, что я тебе сегодня писать не буду. Изволил ошибиться... Только правда сказать, послушай пожалуй, какая правда: я тебя не люблю и более видеть не хочу. Не поверишь, радость, никак терпеть тебя не могу...

От мизинца моего до пяты и от сих до последнего волоску

главы моей зделано от меня генеральное запрещение сегодня показать Вам малейшую ласку. А любовь заперта в сердце за десятью замками. Ужасно, как ей тесно. С великой нуждою умещается, того и смотри, что где ни на есть - выскочит. Ну сам рассуди, ты человек разумный, можно ли в столько строк более безумства заключить. Река слов вздорных из главы моей изтекохся. Каково-то тебе мило с таковою разстройкою ума обходиться, не ведаю. О, господин Потёмкин, что за странное чудо вы содеяли, расстроив так голову, которая доселе слыла всюду одной из лучших в Европе?

Право пора и великая пора за ум приняться. Стыдно, дурно, грех, Ек[атерине] Вт[орой] давать властвовать над собою безумной страсти. Ему самому ты опротиви[шь]ся подобной безрассудностью.

Ну, бредня моя, поезжай к тем местам, к тем щастливым брегам, где живет мой герой. Авось-либо не застанешь уже его дома и тебя принесут ко мне назад, и тогда прямо в огонь тебя кину, и Гришенька не увидит сие сумазбродство, в котором, однако, Бог видит, любви много, но гораздо луче, чтоб он о сем не знал. Прощай, Гяур, москов, казак. Не люблю тебя.

Почти весь март 1774 г. они любили друг друга в Царском Селе.

Батинька, мой милой друг. Прийди ко мне, чтоб я могла успокоить тебя безконечной лаской моей.

Одно письмо показалось ему очень странным. Екатерина, писала, что во мне увидела очень красивого человека, который и ему тоже очень должен понравиться, тем более, что увидеть его можно, взглянув на стену. А там висел портрет Потёмкина, заказанный Екатериной.

Следующее письмо еще больше удивило Григория, потому что весь его текст был зачеркнут, и он с большим трудом разбирал написанное.

Милая милюшечка Гришенька, здравствуй...

...ты должен уже быть пре пре преуверен, что я тебя люблю...

Фуй, как это дурно любить чрезвычайно. Знаешь, это болезнь. Я больна, только за аптекарем не пошлю и долгих писем не напишу...

И только когда Потёмкин дочитал письмо до конца, он все понял и не смог сдержать улыбки.

Хочешь, я зделаю тебе экстракт из сей страницы в двух словах, и все прочее вымараю: а вот он - я тебя люблю.

В апреле 1774 г. двор возвращается в Петербург. "Покои для нового генерал- адъютанта готовы... говорят, что они великолепны".

И продолжаются письма.

[15 апреля]

Красавец мой миленький, на которого ни единый король непохож. Я весьма к тебе милостива и ласкова...

Вот только встречаться наедине здесь становится гораздо сложнее:

"Здесь

неловко, Гришенька, к тебе приходить по утрам. Здравствуй, миленький издали и на бумаге, а не вблизи, как водилося в Царском Селе..."

А потому:

Сударинька, могу ли я прийти к тебе и когда? Умираю, хочу тебя видеть, Гришатка мой собственный.

В это время пугачевский бунт, охвативший всю заволжскую сторону, начинает принимать все более и более грозные размеры. Екатерина собирает чрезвычайное заседание Совета при высочайшем дворе, Императрица заявляет, что готова принять личное начальство над войсками и ехать "для спасения Москвы и внутренности империи". Но совет решает, что с этим лучше пока повременить.

К великому удивлению большинства членов Совета, имевших чины 1-го и 2-го классов: граф Н.И. Панин, оба князя А.М. Голицины, граф З.Г. Чернышев, граф К.Г. Разумовский, князь Г.Г. Орлов и князь А.А. Вяземский в заседании принимает участие и Потёмкин, у которого чин только 3-го класса, но уже 30 мая последовал указ о назначении его вице-президентом Военной коллегии с чином генерал-аншефа. Английский чрезвычайный посланник Роберт Гуннинг доносил в Лондон: "Потёмкин действительно приобрел гораздо больше власти, чем кто-либо из его предшественников".

Екатерина же продолжает писать своему возлюбленному восторженные письма.

Душа моя милая, чрезмерно я к вам ласкова...

Гаур, москов, казак, сердитый, милый, прекрасный, умный, храбрый, смелый, предприимчивый, веселый. Знаешь ли ты, что имеешь все те качества, кои я люблю... ибо ваше превосходительство превосходны, сладостны, очень милы, очень забавны и совершенно такие, какие мне нужны. Мне кажется, чертовски трудно пытаться покинуть вас".

Вскоре Екатерина начнет писать к Потёмкину, уже не только как к возлюбленному:

Гришенок бесценный, беспримерный и милейший в свете, я тебя чрезвычайно и без памяти люблю, друг милой, цалую и обнимаю душою и телом, му[ж] доро[гой].

...Возвращаю к Вам его поздравительное письмо, остаюсь в[сегда] л[юбящей] в[ас] в[ерной] ж[еной].

(Екатерина Вторая и Г.А. Потёмкин. Личная переписка (1769-1791). Собрание 1162 писем. РАН, серия "Литературные памятники". Издание подготовил B.C. Лопатин. М.: "Наука", 1997).

Тайный брак

Венчание состоялось в воскресенье 8 июня 1774 г., в праздник Животворящей Троицы в храме Святого Сампсония Странноприимца, основанного по повелению Петра I в честь Полтавской победы.

Храм стоял в отдаленной части города и добраться туда от Летнего дворца можно было только водным путем - по Фонтанке, затем Неве и по Большой Невке.

...Фельдм[аршала] Голицына шлюбки велите готовить противу Сиверса пристани, буде ближе ко дворцу пристать нельзя. Прощайте, будьте здоровы, а мы будем к вам веселы так, что любо будет смотреть...