Григорий Потёмкин и Екатерина Ii, или Паж становится Королем
Шрифт:
Но женщина все-таки не хочет ссор. Она думает только о любви и согласии.
[391]
...превосходительство Ваше передо мною вчерась в том состояло, что Вы были надуты посереди сердца, а я с сокрушенным сердцем была ласкова и искала с фонарем любви Вашей утомленную ласку, но до самого вечера оная обретать не была в силе.
Что же зделалось? О, Боже! лукавство мое поправило то, что чистосердечие испортило. Брань родилась третьего дни оттого, что я чистосердечно искала дружески и без хитрости лукавства и приуготовления -- изъясниться с Вами о таких мыслях, кои нельзя было думать, чтоб кому ни на есть могли быть предосудительны,
Ты скажешь, что просил у меня ласковое письмо и что я вместо того делаю рекапитуляцию брани. Но погоди маленько, дай перекипеть оскорбленному сердцу. Ласка сама придет везде тут, где ты сам ласке место дашь. Она у меня суетлива, она везде суется, где ее не толкают вон. Да и когда толкаешь ее, и тогда она вертится около тебя, как бес, чтоб найти место, где ей занять пост. Когда ласка видит, что с чистосердечием пройти не может, тот час она облечет ризы лукавства. Видишь, как ласка хитра. Она всех видов с радостию приимет, лишь бы дойти до тебя. Ты ее ударишь кулаком, она отпрыгнет с того места и тот же час перейдет занимать способнейшее по ситуации, дабы стать ближе не к неприятелю, но к ее другу сердечному. Кто же он? Его зовут Гришенька. Она преодолевает его гнев. Она ему прощает неправильное коверканье ее слов. Она крутым его речам присваивает смысл уменьшительный, спыльчивые пропускает мимо ушей, обидные не принимает на сердце или старается позабыть. Одним словом, ласка наша есть наичистосердечнейшая любовь и любовь чрезвычайная. Но сердись, буде можешь, и отвадь нас, буде способ сыщешь, быть чистосердечной. Великий найдешь барыш. Раздумайся, раздуйся, но, пожалуй, хотя мало, соответствуй, и оба будем довольны.
Но, к сожалению, "Чем больше ласк женщина дарит мужчине, тем сильнее она его любит и тем меньше любит ее он". (Жан де Лабрюйер)
[393]
Душенька, я взяла веревочку и с камнем, да навязала их на шею всем ссорам, да погрузила их в прорубь. Не прогневайся, душенька, что я так учинила. А буде понравится, изволь перенять. Здравствуй, миленький, без ссор, спор и раздор.
[430]
Мой муж сказал мне только что: " Куды мне итти, куды мне деваться? Мой дорогой и горячо любимый супруг, придите ко мне: вы будете встречены с распростертыми объятиями.
Но...
"На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его...
Я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне"...
Потёмкину все больше и больше начинает не нравится новый секретарь императрицы П.В. Завадовский. Потёмкин в гневе. Он устраивает сцены и скандалы жене. И не только когда они одни. Убить же любого соперника он обещал ей еще раньше.
"Фуй, миленький, как тебе не стыдно. Какая тебе нужда сказать, что жив не останется тот, кто место твое займет. Похоже ли на дело, чтоб ты страхом захотел приневолить сердце. Самый мерзкий способ сей непохож вовсе на твой образ мысли, в котором нигде лихо не обитает... Не печалься. Скорее ты мною скучишься, нежели я".
Екатерина пытается успокоить мужа. Новые чины и назначения следуют друг за другом. В 1776 г. он будет пожалован в поручики
[После 21 марта]
Батинька Князь! До рождения моего Творец назначил тебя мне быть другом, ибо сотворил тебя быть ко мне расположенным таковым. За дар твой благодарствую, равномерно же за ласку, которую вижу и с зрительною трубкою, и без нее, куда не обращуся.
Но Потёмкин уже все больше и больше начинает относиться к Екатерине, не как к императрице, а как к жене, которая во всем должна повиноваться мужу. А потому продолжаются ссоры.
От Вашей светлости подобного бешенства ожидать надлежит, буде доказать Вам угодно в публике так, как и передо мною, сколь мало границы имеет Ваша необузданность...
И тут же, просто по-женски:
Владыка и дорогой супруг. Я зачну ответ с той строки, которая более меня трогает: хто велит плакать? Для чего более дать волю воображению живому, нежели доказательствам, глаголющим в пользу твоей жены? Два года назад была ли она к тебе привязана Святейшими узами?.. Верь моим словам, люблю тебя и привязана к тебе всеми узами. Теперь сам личи: два года назад были ли мои слова и действия в твоей пользы сильнее, нежели теперь?"
Но Потёмкин ничего не желает слушать и твердит только одно. "Убери Завадовского! Очень похоже, что это твоя новая отчаянность. Только раньше она называлась - Васильчиков, а на моем месте был другой Григорий - Орлов.
"...Просишь ты отдаления Завадовского. Слава моя страждет всячески от исполнения сей прозьбы. Плевелы тем самым утвердятся и только почтут меня притом слабою более, нежели с одной стороны. И совокуплю к тому несправедливость и гонение на невинного человека.
Не требуй несправедливостей, закрой уши от наушник[ов], дай уважение моим словам. Покой наш возстановится. Буде горесть моя тебя трогает, отложи из ума и помышления твои от меня отдалиться...
Из моей комнаты и ниоткудова я тебя не изгоняла... Я стократно тебе сие повторяю и повторяла. Перестань беситца, зделай милость для того, чтобы мой характер мог вернуться к натуральной для него нежности. Впрочем, вы заставите меня умереть".
Снова и снова она пытается умиротворить Потёмкина.
Катерина никогда не была безчувственная: она и теперь всей душою и сердцем к тебе привязана; она иного тебе не говорила, снося обиды и оскорбления...
Я не понимаю, почему называешь меня милостивой ко всем опричь тебя...
Я верю, что ты мне любишь, хотя и весьма часто в разговорах твоих и следа нет любви...
Признаюсь, кроме того, что я более люблю видеть ваше лицо, нежели вашу спину.
Но их отношения все более и более заходят в тупик. Императрице надо принимать какое-то решение. Пусть и очень непростое.
Правда в своей жизни она уже не раз находила выход из самых трудных ситуаций, начиная с конфликтов с первым мужем, будущим Петром III.
В конце Семилетней войны заграничной армией, действовавшей против Пруссии, командовал Румянцев. После смерти Елизаветы, ставший императором Петр III пожаловал Румянцеву звание генерал-аншефа и наградил орденами Св. Анны и Св. Андрея Первозванного, поэтому Румянцев не захотел присягать Екатерине II и не возвращался в Россию. Но Императрице все же удалось убедить генерала в своем уважении к его талантам и склонить на свою сторону.