Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции
Шрифт:
«Причина этого, — продолжил Григорий Евсеевич, — низкий уровень рядового члена нашей партии... Нужно, правда, признать, что у нас много безграмотных членов партии... Мы можем за год интенсивной работы добиться того, чтобы у нас культурный уровень членов партии поднялся... Но эти товарищи в силу воспитания, не по нашей и не по их вине, а в силу обстановки находятся в подготовительном классе, если только в подготовительном, а на самом деле положение еще тяжелее».
И предложил единственный, по его мнению, приемлемый выход: «Надо просто закрыть доступ в партию до следующего съезда». То есть на год.
Завершая же доклад, Зиновьев
Хотя доклад Зиновьева об укреплении партии и оказался всего лишь восьмым по счету, но по своему содержанию, по значимости он практически примыкал к двум основным. Дополнял отчеты ЦК: политический — сделанный Лениным, и организационный — Молотовым. Тем помог Григорию Евсеевичу избавиться от ставшего слишком привычным восприятия его лишь как информатора о работе Коминтерна и единожды — докладчиком о задачах профсоюзов. Весьма важных проблемах, но все же не касавшихся непосредственно деятельности партии. Помог ему как члену ПБ подняться на еще одну ступень вверх. Однако следующую ему удалось одолеть лишь через год. А пока предстояло подготовить и провести Четвертый конгресс Коминтерна, приуроченный к пятой годовщине Октября.
Дважды выступая на нем, Зиновьеву пришлось испить чашу неприятных объяснений по поводу неудачи, постигшей делегацию Коминтерна на переговорах с вождями 2 и 2 1/2 Интернационалов о создании единого рабочего фронта. О том, о чем предупреждали некоторые делегаты Третьего конгресса. И Григорий Евсеевич вынужден был публично покаяться. Вспомнить о такой же своей ошибке, сделанной в октябре 1917 года.
«Пять лет назад, — признался он, — мне довелось вместе с некоторыми другими товарищами сделать большую ошибку, которая остается, как я считаю, до сих пор, самую большую ошибку, которую мне пришлось сделать в жизни. Мне в то время не удалось полностью понять международную контрреволюционность меньшевиков. В течение десятка с лишним лет боровшись с меньшевиками, я все-таки, как многие товарищи тогда, в решающую минуту не мог отделаться от мысли, что, может быть, меньшевики и эсеры являются правой фракцией, правым флангом рабочего класса. На деле же они являются “левым”, весьма ловким, бойким и потому особенно опасным флангом международной буржуазии. И мне кажется, потому, товарищи, мы обязаны напомнить всем... об уроках собственной революции»318.
Все же даже такое признание не помешало Зиновьеву основную вину за неудачу в создании единого рабочего фронта возложить на вождей 2 и 2 1/2 Интернационалов, обелив тем самым угодничество Радека и Бухарина во время переговоров в Берлине, Ленина — согласившегося, в конце концов, на сделанные теми уступки. Возложить вину и на порочную тактику французской и итальянской компартий, особенно на последнюю. Допустивших поход отрядов фашистов на Рим, результатом которого стало назначение их дуче Муссолини 31 октября 1922 года премьер-министром Италии.
Но
Не довольствуясь уничижительными определениями социал-демократов, на полтора десятилетия утвердившимися в большевистской пропаганде, Зиновьев добавил: «Наша борьба с международным меньшевизмом» с объединением 2 и 2 1/2 Интернационалов не есть борьба фракций внутри социализма, нет, нет. На самом деле, в сущности, это есть последний и решительный бой международного рабочего класса, освободившегося от буржуазного дурмана, против последнего экспонента, против последнего очага международного капитала — против меньшевизма»319.
Глава 11
Здоровье Ленина, давно уже оставлявшее желать лучшего, стремительно продолжало ухудшаться. С 1 января 1922 года ему пришлось срочно уйти в отпуск по болезни. Возвратился он в Москву, как и предусматривалось, 1 марта, но уже пять дней спустя он должен был продолжить лечение, лишь время от времени прерывая его для участия в наиболее важных заседаниях ПБ. Кроме того, он трижды присутствовал на 11-м съезде РКП — выступил с отчетным докладом и заключительным словом. 3 апреля появился на пленуме ЦК, принявшим решение, оказавшееся судьбоносным. Избравшим вместо Н. Н. Крестинского генеральным секретарем партии Сталина.
Но даже такая, более чем прерывистая работа оказалась для Ленина непосильной. 25 мая его постиг первый инсульт.
Только 2 сентября Владимир Ильич смог вернуться в Москву — для лишь участия в заседаниях ПБ. Два месяца спустя снова уехал в Горки, ставшие его резиденцией. 12 декабря приехал в столицу, но в тот же день у него произошел второй инсульт.
Все время болезни Ленина все дела партии и страны вершили пять человек. Члены ПБ Троцкий — нарком по военным и морским делам, Зиновьев — председатель ИККИ и Петроградского совета, Каменев — заместитель Ленина по СНК и СТО, председатель Моссовета, Сталин — нарком по делам национальностей и генеральный секретарь РКП, Рыков — зампред СНК и СТО.
Всех их удерживало вместе отнюдь не единство взглядов на то, как должно развиваться народное хозяйство, какую политику следует проводить в стране и за ее пределами. Объединяло иное — общность идеалов. Искренняя вера в неизбежность скорой победы мировой пролетарской революции, да еще и признание бесспорным лидером всегда и во всем правого Ленина. Направлявшего и партию, и Коминтерн, и страну по единственно верному пути. А потому «пятерка» пока и не помышляла о борьбе за власть. Наоборот, стремилась любым образом сохранить пусть и неустойчивое, но все же равновесие, хотя и понимала — рано или поздно, но оно нарушится.