ГрошЕвые родственники
Шрифт:
– В другой раз я тебя угощаю.
Под водку беседа пошла живее. Громко и доверительно новообретенный Стас Стасыч, которого я по-родственному мог звать просто Стас, сообщил мне, что я мельчу, надо смотреть выше, еще выше. Я даже не знал, что его материна бабка понесла от самого императора.
– Какого?
– Ну, само собой, что не Николая, он тогда еще малышом был. А мальчика, деда нашего, само собой, император при себе держал, но скрывал от всех происхождение. Только сыну, Николаю, соответственно, и доверился, чтобы тот единокровного брата опекал, когда его в Императорское техническое училище определили. Переписка с отцом и с братом сохранилась, хранится у нас дома. Мать моя, соответственно императорских кровей, померла. Как я горевал! Отец ее просто так не отдаст, мы и должны изъять письма в ходе спецоперации, толкнуть на Сотбисе, обогатиться.
– А ты кем работаешь? – спросил я невпопад.
– Сейчас? Или вообще? Сейчас сисадмином в сети «Копейка», но это я так, под прикрытием.
– Зачем?
– Ну чтобы никто не знал, кто я на самом деле.
Я попал в руки придурка, прямое воплощение покинувшего меня Пиотра. Им бы встретиться и вместе посидеть, информацией поделиться, вспомнить подвиги и былые дни.
– Я агент, – шепнул мне Стас.
– Хорошо, что не масон.
– Не веришь, – красиво во весь белозубый рот улыбнулся он, – а я столько лет работаю на страну, ни разу не подвел.
– За все триста пятьдесят лет?
– Это верно, по граммулечке не помешает, – не расслышал он моего сарказма. – Я тебе скажу, как я бежал из Америки. Это было не просто, но я прикинулся алжирцем, пришлось побриться налысо, веришь, нет. Тогда меня ранили в ногу, но я все же добрался до Магадана. А там один доктор заштопал меня, что никто даже догадаться не может, как дело было. Я только тебе рассказываю, даже жене не говорил, еще один парень знает, он меня на себе волок. Хороший был мужик, настоящий, как ты. Мартин Иден. Слышал, слышал, – громко засмеялся он, – по глазам вижу, слышал. Он плохо кончил, на прощание мне портсигар подарил, – и мой новый родственник выложил на стол тяжелый серебряный портсигар в каких-то узорах из ирисов и орхидей.
Я что-то хотел сказать, но не смог. Хотелось бежать и выбросить в Яузу эту дурацкую папку, но он опять похлопал меня по плечу:
– Скажешь, Джек его придумал. Это я ему рассказал, потом, когда Мартин уже того, и Джек книжку написал, так и назвал – Мартин Иден, но я не возражал. Джек мне за это трубку свою подарил. Хорошая, вишневая, – рядом с портсигаром легла вишневая трубка, а их владелец хитро улыбался.
Может, он издевается надо мной и моими поисками. Доводит до безумия идею исторических изысканий. Мне же Пиотр являлся, получается, что сисадмин Стасик не такой уж и придурок, а мудрец и хитрец. А дурак я, который купил все эти архивные справки, фотографии, копии наградных листов, аттестаты, подшивку журналов «Разведчикъ». Еще я присматриваюсь к ордену Святой Анны второй степени, еще мне подарили эту печать, за которую я помог Груше отправиться в Грецию. У меня мелькнула мысль: «А может, это шайка профессиональных мошенников, решивших потрошить меня?» И я резко встал. Официантка принесла счет, брат сердечно поблагодарил ее:
– Спасибо тебе, добрая женщина. Вишь, какое дело, брата нашел, мы еще зайдем, – она протянула ему недопитую водку, он сунул ее в карман куртки. На улице вновь прижал меня к себе и обещал видеться, навещать, тем более что у нас ныне общее дело, а если что с софтом или железом, то лучше, чем он, специалиста мне и не найти.
Я оставил его у метро, бросил машину на стоянке и отправился в загородный дом на электричке. В вагоне продавали фонарики, моментальные пятновыводители, лаванду от моли, носки пачками, карандаши и ручки. Пели песни от афганского шансона до рвущего душу «Поселок Рыбачий», за это я даже пятьдесят рублей дал, тетка в брезентовой куртке взяла.
Глава 14. Я оказался в родовом гнезде, если это можно назвать гнездом
Я не знал, что делать дальше, может, все это забыть, остановиться. Я же нормальный, обычный, хороший, зачем мне все эти тайны и чудаки. Мне крыльцо в доме надо перестраивать, жена уже весь мозг вынесла, на работе отчеты с объектов проверить, командировка в Минск на носу. В Минск, повторил я. Минск, там же Лида недалеко, смотаться, так, напоследок, а потом забыть. Увидеть родовое гнездо и все – стать обычным, без завиральных идей. У меня же все хорошо, все прекрасно, вот сейчас машину менять буду, на тест-драйв поеду с женой, она будет цвет выбирать, как личный имиджмейкер, она так себя зовет, слово ей нравится, красивое, модное.
И тут появился Пиотр, сел рядом, электричка была полупустой. После встречи со Стасом я забыл, что хотел его видеть. Но не удивился. Чему удивляться? Может, и сумасшедший сисадмин встречался с Иденом, Лондоном и Фенимором Купером. Может, Агриппина Платоновна не по доброте душевной мне печать передала, надоели ей эти гости из прошлого, в ее возрасте понятно, того гляди, объявят старой маразматичкой. Как существуют временные пласты, кто его знает, подумал я меланхолично.
– У тебя билет есть? – поинтересовался я.
– К чему?
– А ты к чему явился?
– Спросить хотел. Зачем тебе это? Что ты ищешь? И знаешь ли ты, чем рискуешь?
– Своими деньгами за все эти справки и бумажки.
– Всего-то. Ты не знаешь, не ведаешь, что тебе откроется при этом путешествии в прошлое, что ты узнаешь и сможешь ли ты с этим жить. Это страшнее, чем космос и буран. Ты не будешь прежним, тебя будут терзать страхи. Ты будешь искать в ближних семейные проклятия и наказания. Ты будешь метаться и сомневаться, ты не будешь спать по ночам. Ты будешь всматриваться в лицо сына, ища в нем родовые черты и несчастья.
– Уйди, – мне и так было тошно. И он ушел.
Я не спросил его про любовь. Я вернулся домой. И лег спать, чтобы не слышать стонов и причитаний, как от меня разит чесноком и водкой, даже неизвестно, что лучше или хуже. Я ей уже говорил, ну не нравится, ну ложись ты отдельно, вон у нас сколько комнат гостевых без гостей, спи спокойно. Но нет, как же это супружескую спальню покинуть, обязательно рядом надо быть, чтобы утром меня моим храпом попрекать. Хорошо завтра ей дело нашлось – чемодан мне в Минск собирать, наставлять, что у меня где, как она обо всем на свете подумала, позаботилась. В каком порядке носки использовать и какие таблетки мне с собой сложили. Вдруг что случится, я выживу, даже в полярной экспедиции выживу, если разберу, что она мне там напихала. А не разберу – отравлюсь.
Закончив дела в Минске, я направился по трассе к Лиде. Навигатор отказался работать в Белоруссии, я просто ехал по зеленому полю, так он рисовал. Я не понимал указателей на ново-белорусском языке, лишь догадывался, что бы это значило. Вдоль дороги торговали прошлогодней картошкой и солеными грибами, но я не останавливался, чем, наверное, очень злил торговцев.
Заштатную Лиду с веселыми заборчиками и замком из четырех стен с двумя свеже построенными башнями и пустым полем внутри, гордым львом на щите при въезде в город, что должно говорить о бывшей славе Польско-Литовского королевства, я проскочил быстро, не останавливаясь. Меня ждали Рыловцы, где было наше фамильное имение. Я заблудился в проселочных дорогах. Хотелось вернуться назад, чтобы не плутать в темноте. Но и обратно путь был не легче, и я ехал вперед, не зная толком, зачем мне туда.