Гроссмейстерский балл
Шрифт:
Подошла «четверка». Филипп остался на площадке. Тонкие ленты рельсов будто выдавливались из тюбиков. Он подумал о том, что, если Нина вдруг не приедет, будет некуда себя деть…
Трамвай свернул к Инженерному замку. Что их связывало? Только та ночь? Но почему он хочет все знать о ней, о ее жизни и неделю и год назад? Разве ему не все равно, что с ней было год назад? Почему она ездила на пляж с Левкой? А до Левки? Она ничего не рассказывает о своем муже…
Трамвай приближался к площади Суворова. Надо выходить.
Гранитные плиты веером сползали к воде. Вдоль набережной стояли рыболовы. Как статуи. Молчаливые и важные. Еще? Кто еще? Несколько прохожих. И все… Филипп подошел к лестнице и увидел Нину. Нет, раньше он услышал ее голос. Конечно, она!
Нина стояла на площадке у самой воды. Рядом замер рыбак лет десяти в огромной фуражке. В солдатском котелке металлической стружкой сверкала рыбешка. Филипп остановился и свистнул. Нина и мальчишка обернулись.
— Смотри, Филипп, какой поросенок! Две при мне поймал, а всего-то сколько.
Филипп сбежал по ступенькам и обнял Нину. Даже забыл про орхидею.
Мальчишка не сводил тревожных глаз с удочки.
— Вот ханурики, вот ханурики… Всю рыбу разгоните.
Филипп вспомнил о цветке, секунду помедлил и сунул Нине в руки орхидею.
— Спасибо! Мне давно не дарили цветов, — проговорила Нина. — Ты слышал, как он нас назвал?
Мальчишка смутился. Боязнь, что опрокинут котелок, прошла. Люди стали нормальными. С ними можно разговаривать.
— Я ничего. Я думал, что вы в воду свалитесь. Костюм-то новый.
— Тебя оштрафуют. Здесь ловить запрещено, — улыбнулся Филипп.
— Ну да! Вы, дяденька, не в курсе. У Дворцового и у Кировского запрет. А тут как раз отопрет….
…Они шли вдоль шеренги рыболовов. Колокольчики, тросики, потертые пиджаки, брезентовые штаны. Но лица почему-то у всех одинаковые… Нина раскрыла пакетик и освободила орхидею.
Смятый целлофан скрежетал, как старая калька.
— Не помню, как те назывались. Я похожие цветы собирала в тайге, под Енисейском, — произнесла она.
— А что ты там делала?
— Мы испытывали аппаратуру. Там я познакомилась с Владиком и вышла замуж. Он был геолог.
На Зимней канавке, как обычно, было пустынно и уютно. Оттого и уютно, что пустынно. Нина будто подслушала его мысли. Те, в трамвае… Она молчала. Что она еще скажет?
— Чертовски далек этот Енисейск, — пробормотал Филипп.
— Самолетом — чепуха. Наши заводские часто ездят в такие командировки. Недавно монтировали электронный пульт на химкомбинате в Якутии.
По Эрмитажному мостику пронеслись ошалелые «волги». Голубая и серая. По улице Халтурина, громыхая, проехал фургон «Мебель».
— Да, чертовски далек этот Енисейск, — вздохнул Филипп.
Нина
— Я была не в самом, Енисейске, а в Маклакове. Поселок километрах в двадцати. Тайга, деревянные домики. Вечерами ходила к геологам играть на бильярде. Знаешь, я здорово играю на бильярде. Удивительно, в Маклакове дома деревянные, и среди них огромный каменный Дворец культуры. С колоннами. С лепными потолками. В Красноярске, наверно, такого нет… Послушай, Филипп, я ведь понимаю. Зачем тебе знать то, что было? Я у тебя не спрашиваю.
— Хочешь, я тебе все расскажу? — искренне воскликнул Филипп.
— Не надо. Люди должны чуточку не знать друг друга. Так лучше, — сказала Нина!
Десять теребеневских парней-атлантов озабоченно поддерживали навес старого подъезда Эрмитажа. У атлантов наивные детские лица и могучие фигуры. Атлантам досаждали голуби. Филипп, запрокинув голову, смотрел на гранитных парней. Атланты казались живыми. Или это шевелились голуби…
Рядом с Филиппом суетился невысокий человек с фотоаппаратом. Наверняка приезжий. Его спутница, полная женщина, держала синий плащ.
— Не мучайся, Боря… Сколько можно? Ты уже снимал таких мужчин возле красивого дома, где покупал сигареты.
— Тебе жалко пленку на искусство?! — укорял ее неутомимый Боря. — Это же произведение искусства!
— Боря, я знаю. Но сколько можно? Ты сегодня три раза заряжал свой аппарат… Боря, который час?
— Без четверти восемь.
Нина тронула Филиппа за рукав.
— Пошли. Мы можем опоздать!
Женщина посмотрела на Нину, виновато улыбнулась и принялась рассматривать атлантов, но через секунду забылась:
— Боря, какое сегодня число? Я, кажется, потеряла счет дням…
Первое августа падало на среду. С первого Филиппа подключили к группе, созданной по указанию директора для доводки ПОА. Ответственный — Трофимов. От конструкторского — Гликман. От отдела техконтроля — Круглый. Ларионов — эксперт по электромеханическим вопросам. От технологов Лузгин выделил бледную девицу с ретушированными ресницами. Девица когда-то занималась ПОА.
Первое пленарное заседание проходило в подвале после рабочего дня. Будто днем не было времени. Приборы оттащили в угол и обложили толстенными свинцовыми листами.
На заседании присутствовало трое: Филипп, Стас и Левка. Трофимов зашел на пять минут. Выразил им полное доверие, настоятельно порекомендовал обращаться к нему за всевозможными консультациями и смылся. Девица с ретушированными ресницами заявила, что оставаться после работы не будет — у нее ребенок в детском саду, — попрощалась и ушла.
— Вообще-то она нам нужна, как зайцу стоп-сигнал, — заключил Стас.
— Дело не в ней. С технологом солидней, — сокрушался Левка.