Гроза над Русью
Шрифт:
Но Хаджи-Мамед услышал его слова. А может быть, и сказано это было нарочно.
— На левом берегу реки Юзут, прямо против Куявы, собралось более десяти тысяч хазарских воинов. Во главе их достойный полководец — Санджар-тархан. Еще пять тысяч богатуров привел мой племянник Гадран-хан. Удача манит эльтеберов, и они все идут и идут со своими отрядами. Харук-тархан завтра должен взять Пуресляб. Слуги Аллаха — дервиши — сказали мне, что урусы там вконец обескровлены. Их осталось слишком мало, чтобы отразить решительный натиск.
— Да, это так, согласился каган-беки. — Гонец Харук-тархана принес нам эту отрадную весть. Правда, тархан просит помощи. Мы послали ему отряд ал-арсиев и алан [104] .
— Тогда нам не страшен будет и Саванелд-беки. Тогда мы сокрушим урусов и... — ишан тонко улыбнулся, — внезапно нападем на печенегов, чтобы покончить с ними навсегда.
— Да, — согласно кивнул каган. — Тогда мы огнем и мечом крушимся на земли Канглы-Кангара и раздвинем наши пределы до прежних границ. Хазарский меч вновь нависнет над Мизией [105] , Кустадинией и Хорезмом! И мы пойдем на вечерние страны и, как хунну, бросим под копыта хазарских коней все народы, страны и государства!
104
Аланы — предки северокавказских осетин.
105
Мизия — так в древности называли Балканскую Болгарию или западное Побережье Черного моря.
— Сам Аллах Всемогущий говорил сейчас твоими устами, о Непобедимый!
— Одну пятую всей добычи получишь ты, святой ишан.
— Золото — что придорожная пыль под копытами ишака, — ответил мулла. — И святые служители Аллаха презирают его. Но... — ишан значительно поднял палец, — около храма всевышнего кормятся голодные и обездоленные. Страждущие знаний молодые мусульмане толпятся у дверей медрес [106] . И мечети и медресе не вырастают сами по себе, подобно чинаре. Ростки ислама надо поливать золотой струей, чтобы учение Мухаммеда процветало во веки веков. Не я, но Аллах Всемилостивейший отблагодарит тебя за щедрость... — Хаджи-Мамед помолчал мгновение, а потом спросил почтительно: — Кем ты, о Непобедимый и Разящий, желаешь заменить погибшего от руки кяфира доблестного Сарке, мир праху его? — Острые глаза его выжидающе впились в лицо хазарского владыки.
106
Медресе (араб.) — мусульманское духовное училище.
Каган на мгновение смешался, потом спросил в полголоса:
— А кого бы ты, святой ишан, хотел видеть впереди храбрейших ал-арсиев?
— Асмид-эльтебер достоин такой чести — ответил Хаджи-Мамед к удовольствию Урака.
«Один, пусть из дальних, родственников во главе охраны надежнее даже самого доблестного тумен-тархана, который умеет лихо махать мечом и ничего не смыслит в дворцовых делах», — подумал Урак.
Желание ишана Хаджи-Мамеда, а значит, и всех ханов-мусульман Великой Хазарии, больших и малых совпадало с желанием кагана-беки. Урак понял с удовлетворением, что вся эта ненасытная волчья стая сейчас заодно с ним и пойдет по его слову в огонь и в воду...
Ханы, приглашенные к Непобедимому почтительно толпились у входа в шатер, терпеливо снося хлесткие пощечины ветра с дождем и снегом.
Танцовщицы, юные и прекрасные, сидели в большой, крытой войлоком кибитке. Они весело болтали, смеялись, иногда взвизгивали все разом, когда кибитка кренилась и трещала от грозных порывов бури.
Трижды раздался хлопок из шатра. Склонившись, туда нырнул Сегесан-хан. Через минуту он пригласил всех остальных. Ханы, неистово пробиваясь локтями, ринулись вперед. Дюжие тургуды-иудеи бесцеремонно толкая их под ребра тупыми концами копий, пропускали
Буря застала печенежских бек-ханов Илдея и Курю на стене брошенной руссами крепости Детинки. Отсюда, с высоты сотни локтей, весь Подол был виден как на ладони. На стрежне реки Глубочицы, ограждавшей Нижний город с этой стороны, выстроилась линия боевых ладей.
За спиной бек-ханов огромное багряное солнце погружалось в лиловый мрак туч: Подол и все вокруг было окрашено в кровавый цвет — и ладьи, и многочисленные постройки, и крепость Замятия на берегу Днепра, и даже дальний лес за рекой. Неподвижная гладь воды была похожа на раскаленную сталь.
— Если всем нам разом ударить в одном месте, кумвары урусов не устоят, — вслух подумал Куря.
— Бурдюки есть у всех воинов, — поддержал его Илдей. — Но, брат, половина батыров не доберется до того берега.
— М-да...
На Подоле один за другим полыхнули тысячи костров. На фоне пламени замелькали далекие тени.
— Паршивый гусь Урак только и ждет, чтобы телами наших воинов мы устелили ему дорогу к урусским сокровищам! — зло процедил Куря. — Пусть он завтра у Звенигорода положит половину своих трусливых погонщиков коров, тогда мы посмотрим, что нам делать.
Бек-ханы сошли со стены, продолжая разговаривать, спустились по крутому склону в глубокую балку, сели на коней и поднялись на Воиново поле.
— Урак закрыл нам дорогу в степь своими туменами, — скрипнул зубами Куря.
Илдей не успел ответить. Порыв ветра страшной силы едва не опрокинул бек-ханов вместе с конями. В боевом стане степняков раздался вой и визг заметавшихся в страхе людей и лошадей. Через мгновение нарастающий грохот заставил вздрогнуть печенежских вождей — испуганный табун мчался прямо на них. Куря понял, что сейчас он будет сброшен с обрыва и, гикнув, погнал своего жеребца в сторону. Илдей понял другое: еще миг — и этот табун превратится в груду кровавого мяса на дне каменистой балки. Рискуя быть раздавленным, он поскакал навстречу несущимся в панике животным. В пятидесяти шагах от них бек-хан лихо развернулся на месте и во весь опор полетел впереди табуна, постепенно отворачивая своего коня вправо от обрыва.
И все же крайний косяк задел кромку оврага и на каменистом дне его завизжали покалеченные лошади.
Но основная часть табуна была спасена и мчалась теперь мимо стен Вышнеграда. Руссы открыли по нему частую стрельбу из луков и камнеметов...
Стрела ударила Илдея в бок, прорвав кольчугу. Бек-хан вырвал ее вместе с куском-мяса. Рана оказалась неглубокой, печенег выругался, схватил лук и в ярости произвел ответный выстрел.
Вблизи хазарского стана печенеги попытались перехватить лошадей, но они ворвались в скопище шатров, свалив ограду. Сотни три печенегов ринулись следом и прихватили немало добра, в том числе и четыре повозки из личного обоза кагана-беки Урака. И хотя дсмид-эльтебер доложил властелину, что они отбиты, это было не так — повозки бесследно исчезли в массе кибиток печенежского стана. А искать их там не решился бы самый отчаянный смельчак. Для хазар эта потеря была каплей в море, и Асмид справедливо полагал, что Непобедимый просто не заметит урона...
Печенеги по своему обычаю расставили кочевые кибитки кругами. Внутри кругов развели костры. Степные забияки были напуганы, сидели смирно и молили своих диких богов о спасении, когда сильный порыв ветра пригибал пламя костров к земле и плевал в лицо горячим пеплом.
Бек-ханы Илдей и Куря сидели в кибитке при неровном свете смоляных факелов. Говорили с глазу на глаз, подкрепляя беседу белым германским вином.
— Ты истинный батыр, брат Илдей, — покашливал и хрипел Куря, отводя в сторону глаза. — Я тоже хотел повернуть на перехват косяков, но проклятый конь испугался и понес меня к стенам Куявы, в лапы урусов. Еле остановил его. За неповиновение он убит и переваривается сейчас в желудках моих охранных воинов