Гроза над Русью

Пономарев Станислав Александрович

Полоска утренней зари разгоралась над степью. Отряд Араза цепко держал врага, отрезав ему все пути отхода к родным очагам. Сотни людей с криками, визгом и придыхом секли друг друга мечами, поражали копьями и стрелами, сцепившись, рвали глотки зубами и ловко работали кинжалами. Чтобы отличить своих в темноте, хазары заранее повязали головы белыми тряпицами и поэтому безошибочно находили друг друга. Печенеги же в свалке валили и своих и чужих.

Но Араз, хоть и проявивший дальновидность, не имел все же достаточного боевого опыта военачальника, и столь удачно пойманный

в ловушку противник не был разбит полностью.

Оба бек-хана вырвались из смертельного кольца, применив хитрый маневр — когда развиднелось, печенеги вдруг разом подались в русскую сторону. Араз бросил наперерез резервную сотню. Но те неожиданно поворотили коней, ударили по спешенным хазарам и прорвались в степь.

Обманутый Араз бил себя кулаком по лбу и чуть не плакал от обиды. Он погнал коня следом, за ним полетели его сотни. Опять короткие, злые схватки с отставшими печенегами, а бек-ханы уходили все дальше и дальше.

Хазарские кони стали сдавать. Араз приказал остановиться. Разослав во все стороны дозоры, он расположил отряд на берегу небольшой степной речушки. Сотники пересчитали оставшихся воинов. Почти половина из пятисот человек полегла за трое суток боев с печенегами. Немало было и раненых. Араз приказал отправить их в Киев.

Хазары напоили коней и, чуть отпустив подпруги, оставили пастись под присмотром дозорных. Воины подкрепились остатками печеной конины. Араз решил упорно преследовать врага даже на его земле: он поклялся положить головы бек-ханов к ногам воеводы Свенельда.

За три дня похода тумены Фаруз-Капад-эльтебера прошли около двухсот верст. Вниз по Днепру, не отставая от них, плыли триста русских боевых ладей. Впереди на дракаре дозором шли варяги конунга Ольгерда: почти половина норманнов полегла у стен Киева и Переяслава. По обоим берегам реки сновала на конях вездесущая сторожа. Всем флотом командовал воевода Свенельд.

Ранним утром, на четвертые сутки похода, дозорный с правого берега дал знак: «Есть важная весть!»

Тотчас от дракара отделился челнок. Остальные суда, не сбавляя хода, продолжали движение, поскольку сигнала опасности не было. Вскоре дозорный докладывал Ольгерду:

— В двух верстах в схороне дозор Фаруз-хана задержал четырех печенегов. Степняки показывали знамено ихнего князя Радмана и сказывали, што послами в Киев-град поспешают мира делить с великим князем Святославом.

Ольгерд тут же дал знак остановить дракар и спрятать его в тень правого берега. Сам же сказал дозорному:

— Плыви к конунгу Свенельду и повтори ему все, что мне рассказал!

В стычках оба бек-хана были ранены: у Илдея просекли мечом нос и правую щеку, а в боку Кури сочилась рана от хазарского копья. Большинство воинов тоже были ранены и вконец измотаны вместе с конями. Печенеги ругались хриплыми от усталости голосами, вспоминая неудачный бой. Если раньше один только взгляд бек-хана мог послать простого воина на смерть, то теперь обозленные байгуши готовы были зарубить ханов за одно только с грубое слово.

Отряд терял одного воина за другим. Кони не выдерживали многочасовой скачки, неумолимая погоня висела за плечами. Пленных хазары не брали, потому что охранять их было некому, а довериться слову вероломного печенега было опасно. Сейчас хазары Отстали, и остатки отряда бек-ханов еле плелись по степи...

И тут неожиданное счастье улыбнулось преследуемым — их окружила толпа соплеменников.

Вскоре в повозке Тарсука бек-ханы рассказывали о страшном побоище под Киевом, которое устроил им хитрый Святосляб.

— Но, — поднял палец Илдей, заканчивая рассказ, — урусы заняты сейчас хазарами кагана Урака. Мы видели, как те стали в боевой круг. Они будут сражаться насмерть, и Святослябу понадобится не один день, чтобы разгромить их. Там, под бунчуком Урака, более тридцати тысяч окованных батыров, — приврал он.

— Которые могли бы помочь нам в беде, но не сделали этого! — злобно добавил Куря.

— Да, это так, — подтвердил Илдей. — Однако под бунчуками наших братьев Тарсука и Радмана четыре тумена батыров. Если мы внезапно нападем на урусов, когда они будут биться с хазарами, то легко одержим победу. А потом полоним ослабленную хазарскую орду.

— А если каган Святосляб сговорится с хазарами? — прищурившись спросил Радман.

— Этого никогда не случится! — прохрипел Куря. — Урусы не отпускают своих врагов. Все хазары скоро или не скоро, но будут порублены и сожжены в жертву богу урусов Пруну!

— Но каган Святосляб когда-то отпустил меня, — так же загадочно щурясь, сказал Радман: он был самым молодым из вождей племен и, пожалуй, самым влиятельным среди них. Печенегов, над которыми властвовал Радман, называли батыр-кангары, то есть доблестные в боях. А это много значило в Причерноморских степях.

— Да, он отпустил меня, — повторил Радман, — и вместе со мной множество воинов, хотя мы и сотворили зло его народу.

— Он пощадил пленных, — возразил Илдей. — а каган Урак еще не опустил меча. Урусы говорят: «Меч не сечет склоненную голову!» Они редко убивают безоружных, но всегда безжалостны к тем, кто не бросил меча!

— Я дал клятву никогда не воевать земли Урусии! — твердо заявил Радман. — Гнев Тенгри-хана падет на мою голову, если я нарушу собственное слово!

— Что есть клятва перед врагом, если на нашу землю вот-вот ступит его нога! — воскликнул Куря.

— И если кто-то воспрепятствует этому, то боги возблагодарят доблесть мудрого — закончил его мысль Илдей.

— Ты что-о?! — Куря бешено глянул на Радмана. — Или хочешь стать врагом Великой степи?!

— А не думаешь ли ты, бек-хан, что за эти слова я могу наказать тебя? — ответил угрозой предводитель батыр-кангаров.

— Ка-ак?! — прохрипел рассвирепевший Куря и зеленые глаза его загорелись как у взбесившейся кошки.

— А так. Ты находишься в моем боевом стане, и стоит мне только двинуть бровью, как ты будешь раскачиваться на дышле повозки. У меня под бунчуком более двух туменов, и бек-хан Тарсук меня поддержит. Если вся эта сила промчится по вашим кочевьям, братья что будет тогда?