Гроза над Русью
Шрифт:
Вой ужасающий и доселе неслыханный, содрогнувший даже каменные сердца гридей Ряда Полчного, всколыхнул окрестности...
— Што ж это творится?! — закричал Кудим Пужала и побежал к ближайшему гридю со страшной трубой в руках. — Хватит! Смотри, они уже бегут! Люди же! Разве можно так-то?!
— Пшел ты! — огрызнулся тот.
— Што-о?! — Кудим хватил его кулаком в лоб, вырвал из рук трубу и вместе с котлом швырнул в ров. Гридень стоял на коленях и ошарашенно смотрел на смерда мутными от потрясения глазами.
— Бей ворога, да милосердным будь! — поучал его
И, словно услыхав его, вновь громыхнули медные трубы и огонь перестал хлестать со стен. Гриди стали заворачивать страшное оружие в мешковины. В нескольких местах стены занялись огнем. Ратники заливали пламя уксусом.
Будила впервые увидел действие этого оружия. Он ужаснулся, как и тысячи его товарищей.
— Греческий огнь сие, — пояснил Слуд. — Более двухсот лет тому назад измыслил его искусный грек Калинникус. Огонь сей помогает Царьграду держать в повиновении полмира, а тайну свою ромеи берегут пуще ока. Даже царь ромейский должон смерть принять,ежели скажет о нем кому!
— А как же вы-то вызнали?
— Как делать его, мы не ведаем. А эти трубы с котлами в бою нами взяты.
— А в Киев-граде они есть?
— Святослав-князь и без них побьет хакана, — засмеялся воевода, и Будила решил: «Есть и в Киев-граде...»
Оставшиеся в живых хазары в ужасе бежали от города. Огонь грека Калинникуса спалил едва не половину орды, наступавшей на Переяслав.
Старый Харук-тархан в смятении смотрел на бегущих воинов. Действие греческого огня он знал: за долгую боевую жизнь ему не раз приходилось рубиться с ромеями. Поэтому тумен-тархан лишь изумился тому, как этот огонь оказался в стане урусов, но отнюдь не ужаснулся, как его воины. Он ужаснулся потерям. Из пятнадцати тысяч воинов у него под рукой за час боя осталось едва девять тысяч. И этих людей уже нельзя было считать боеспособными: они просто онемели от страха.
«Они побегут сразу, едва только увидят в поле хоть одного урусского богатура», — подумал Харук-тархан.
Хазарский полководец приказал созвать тысяцких. Но ему доложили, что урусы выходят в поле и строятся для битвы.
— Их мало, — сообщил бин-беки Биляр-хан, и голос его пресекался от ужаса...
Испугался и Харук — все повторялось, все было как две недели назад, когда урусы нанесли страшное поражение орде Хаврат-эльтебера...
Каган-беки успокоился. Медный голос со стен Киева перестал выкрикивать оскорбления. Урусам было не до них — хазары уже достигли рва и стали забрасывать его приметами. Несколько отрядов рванулись по валам к стенам.
В это время на воротной башне Вышнеграда задымил костер. Следом полыхнул в небо столб черного дыма с башни, что смотрела в сторону Днепра. Каган испуганно обернулся: ему показалось, что лес, находящийся в четверти фарсаха от речки Лыбеди, двинулся вперед зеленой массой деревьев, а сучья их превратились вдруг в стальные жала копий. Какое-то мгновение Урак с ужасом смотрел на это страшное чудо, потом пронзительно крикнул:
— Асмид-эльтебер, останови их!..
Ал-арсии
«Успеют ли ал-арсии помешать переправе урусов? — сполошно спрашивал себя каган-беки. — Успеют ли? Помоги им, Аллах!..»
Недавно по его повелению последние пять тысяч конных богатуров из тумена Бесстрашных поднялись на Воиново поле. В тылу остались только отряды дозорных. Участь их сейчас нетрудно было предугадать.
Три дня назад каган беки Урак распорядился навести множество мостов через Лыбедь, чтобы облегчить связь между туменами. И теперь он страстно хотел, чтобы эти мосты вспыхнули, обрушились в воду, исчезли. Но... Урак был только каганом-беки Великой Хазарии, Непобедимым, Разящим, Могущественным, но... не аллахом!
— Дайте знак Фаруз-Кападу: бросить Куяву и спешить сюда! — приказал Урак.
С вершины кургана он видел, что русские тяжелые всадники успели перескочить речку.
— Гадран-хану оставить улицу Богатуров и прорываться сюда! — распорядился каган. — Пусть ударит по правому крылу урусов! И второй гонец умчался стрелой за первым. Звенигород уже догорел, пламя погасло, и путь по Зборичеву взвозу стал свободным.
Между тем две лавины тяжелых конников сошлись. Гром потряс окрестности. Крики раненых людей и животных, удары мечей, топоров и копий о щиты и брони слились в единый с перекатами гул.
Тяжело вооруженные всадники-руссы стали теснить ал-арсиев вверх на Воиново поле.
Около кагана остались только тургуды, и он вдруг ясно осознал что урусы сомнут сейчас тумен Асмид-эльтебера. Тогда... позорный плен! Урак побелел от страха, хлестнул коня плетью и помчался навстречу отходившим от Вышнеграда туменам.
— Фаруз-Капад! — закричал он еще издали. — Направь оба тумена против урусов, прорвавшихся через речку. Их надо смять и порубить! И верни ал-арсиев, они должны быть при мне!
Двадцать тысяч всадников устремились в правое крыло руссов. Те развернулись навстречу и, огрызаясь, стали отходить. Но из леса уже вышла пешая рать. Закрытая огромными красными щитами, она вступила в бой на краю ровного поля у сгоревшей крепости Язины.
Ал-арсии вернулись к кургану возбужденные и потрепанные.
— Ал-арсиев в круг! — распорядился каган.
— Всех богатуров в круг, о Ослепительный! — закричал Сегесан-хан. — Смотри! — он указал рукой на Вышнеград: из ворот Киевских выходили закованные в железо дружинники. Брони их сверкали в лучах пробивавшегося сквозь дым пожаров солнца.
Ближних ханов Урака охватила паника, но каган-беки быстро навел порядок: несколько ханских голов скатилось с кургана.
— Скачите к печенегам! — приказал Урак. — Пусть поспешат сюда, иначе гибель ждет их!
— Поздно! Смотри, о Непобедимый! — в один голос завопили ханы, указывая на Глубочицу.
Каган обернулся: русские боевые ладьи перекрывали стрежень реки. Союзники хазар оказались отрезанными от главных сил кочевого воинства.
Подол еще продолжал гореть. Дымное облако застило небо. Печенегов нигде не было видно...