Гроза над Русью
Шрифт:
Кормилица Ненила не переставая костерила полочанина бранными словами, грозила гневом Святослава и местью русских богов. В конце концов ей заткнули рот рукавицей.
Уже несколько часов отряд пробивался сквозь топи. Лошади по брюхо вязли в тине, испуганно храпели.
— Стой! — приказал Пубскарь. — Багула, пойди по тропе, разведай путь. Заехали к водяному в гости! А сказывал, тропу ведаешь.
— Верно идем, — ответил остроносый всадник и двинул своего жеребца вперед.
Всадники, ругаясь почем зря, расположились на крохотном, поросшем густым кустарником островке. Грязь и тина облепили их с ног до головы.
— Помолчите! — прикрикнул старшина. — Недалече осталось. А ты, Вита, постереги нас сзади.
Воин лет сорока сверкнул темными глазами, но промолчал, разворачивая коня и направляя его обратно в топь.
Княжич Владимир покоился на руках страхолютого мужика, большого и, казалось, неуклюжего: рыжая борода клочковата, лицо обезображено оспой, угрюмый взгляд маленьких темных глаз, спрятанных под густыми бровями, широченные плечи и медвежья стать вселяли страх в окружающих. Звали его Огура. А за бесстрашие и стойкость в бою к этому имени товарищи прибавили другое — Кремень!
Не пошел бы Огура Кремень никогда на такое разбойное дело, да деться некуда — по миру пустит Пубскарь. А тут обещал купец забыть все долги и сверх того наградить достойно, если сослужит ему Огура службу.
И вот сейчас сидел он посреди этого чертова болота, в глубине непролазных лесов, держа на коленях княжича. Тяжелая шершавая ладонь Огуры Кремня непроизвольно поглаживала мальчика по спине.
Глава четвертая
«Всяк свое находит»
Багула вернулся совсем с другой стороны и почти посуху. Он гнал перед собой тщедушного мужичонку, одетого в посконную рубаху до колен, подпоясанную лыковым мочалом, в синие порты и лапти. В руке мужичок держал длинный посох, а при ходьбе сильно припадал на левую ногу.
— От сей смерд тут все тропы ведает, — доложил Багула.
— Так ли? — спросил Пубскарь, подозрительно оглядывая незнакомца: что-то насторожило купца, не понравился ему мужичок.
— Ить, ста, так оно и есть, батюшка-болярин, — сказал незнакомец, заикаясь от страха.
Старшина продолжал разглядывать смерда. Дребезжащий голос того и страх несколько успокаивали, хотя Пубскарь готов был поклясться, что где-то уже встречал этого человека. Но сколько он ни напрягал память, вспомнить не мог. Хотя смутная тревога и не покинула купца, он все же решил воспользоваться услугами невесть откуда подвернувшегося проводника.
— Ведаешь ли краткий шлях по Змеиной пади к Непре-реке? — спросил Пубскарь.
— Как не ведать, батюшка-болярин? Ведаю. Только шляха тут нетути, а тропка добрая сыщется.
— Проведешь скоро, куну пожалую, — пообещал старшина и потряс серебром перед носом мужичонки.
Тот жадно протянул ладонь. Пубскарь сунул ему под нос кукиш.
— Проводи сначала.
— Дак поехали, батюшка-болярин.
Всадники споро вскочили на коней, проводник захромал впереди. Вскоре грязь перестала чавкать под копытами, лошади выбрались на сухую песчаную тропу, а там в просвете между деревьями блеснули воды Днепра.
Пубскарь не спускал глаз с мужичонки: он наметил ложбинку на шее куда намеревался ударить мечом, как только проводник будет им нужен.
Смерд словно почувствовал неладное и несколько раз испуганно обернулся, но Пубскарь сделал вид, что смотрит совсем в другую сторону.
Когда выехали на берег, старшина вдруг приказал:
— Багула, возьми княжича!
Тот подъехал к Огуре Кремню, принял ребенка. Пубскарь отметил про себя как изменилось лицо его должника. Он шепнул что-то на ухо огромному волосатому хазарину в зеленом кафтане, и тот, кивнув головой, пристроил своего коня позади Огуры. Тотчас, вроде бы случайно, с левой стороны хазарина поехал чернобородый Вита. Пубскарь не заметил этого, потому что двинул своего жеребца вперед, туда, где хромал проводник.
— Долго еще? — спросил купец.
— Дак, ста, две балочки минуем и, почитай, приехали.
— Как балочки?! — сразу насторожился старшина.
— Так, ста...
— А не видел ли ты тут воев чьих?
— Нету. Да не бойсь, болярин. Проведу вас глухой тропкой, где и бирюк не рыскал.
— Добро. Еще куну прибавлю, ежели заслужишь.
— Премного благодарны, милостивец батюшка-болярин, — склонился проводник чуть ли не до земли.
Отряд в это время выехал на берег Днепра. Далеко внизу плескались волны. Мужичонка наклонился, поправляя онучу. Багула с княжичем проехал мимо. В это мгновение проводник вырвал из посоха длинный нож-стилет и очутился на крупе коня позади Багулы. Блеснула сталь: остроносый полочанин, со стоном выгнувшись, еще валился с седла назад, а напавший с княжичем в руках прыгнул с семисаженного обрыва в волны.
Все произошло столь стремительно, что Пубскарь даже зажмурился, затряс головой — не померещилось ли.
— Братие! — громыхнул вдруг голос Огуры Кремня. — Не предадим земли Русской! Неужто дитя не защитим?! — Тяжелый меч сверкнул в его высоко поднятой руке.
Хазарин в зеленом архалуке прицелился, чтобы косым ударом снести голову русскому богатырю, как вдруг с ужасом ощутил хруст собственного позвоночника: полупудовая булава ратника Виты устерегла степного удальца, так далеко забравшегося в русские пределы.
— Изме-е-ена-а! — закричал срывающимся голосом Пубскарь, давая коню шпоры. Жеребец вмиг вынес его из свары и поскакал в лес, не разбирая дороги.
А из ближайшей балки один за другим вылетали всадники сотского Мины. Они в мгновение ока окружили отряд Пубскаря.
— Бросай мечи! Поспешайте, не то всех порубим в прах! — Раздались грозные голоса...
С Пубскаревых лодей видели, как человек полетел с обрыва в воду. Тут же трое полочан на челноке устремились к нему. Но удальца уже подобрала рыбачья лодка и стрелой понеслась вниз по Днепру, подальше от полоцких стругов. Тем временем челнок был густо осыпан стрелами с высокого берега: кормчий был убит, двое раненых полочан, усердно работая веслами, повернули к стругам. Там сообразили, в чем дело. Подняв паруса, ладьи пошли в догон за рыбачьей лодкой.