Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
3
– Сергей Мироныч! Можно вас на минутку?
Киров обернулся и, увидев рядом с Тиграном человека с забинтованной головой, отделился от своих спутников и, кивнув им: «Я вас догоню», свернул на дорогу.
Человек с забинтованной головой был не кто иной, как тартальщик Зейнал, «Колумб бухты». Он шел навстречу Кирову улыбаясь, счастливый.
– Здрасти, йолдаш Киров!
Сергей Миронович был рад его выздоровлению.
– Здорово, рубака! Живой? Цела голова? Совсем поправился?
Зейнал призвал на помощь Тиграна.
– Он говорит, -
Шагах в десяти, ведя за веревочку белоснежного барашка с красной лентой на шее, важно выступала дочь Зейнала Заза. Она была в своем красном с белыми горошинами платьице и украдкой смотрела в сторону отца. Зейнал поманил ее к себе, и она подошла, стала между отцом и Кировым и все гладила барашка.
Киров искоса с улыбкой посмотрел на Зейнала.
– Такой передовой рабочий, а пошел рубиться. Я на тебя очень сердит был, Зейнал.
Зейнал стал объяснять Тиграну, в чем тогда было дело.
– Он говорит, Сергей Мироныч, что ему, конечно, стыдно перед вами за шахсей-вахсей, за всю эту историю, но он совсем не думал, что все это так печально обернется против него, что аллах так сурово его покарает. А всему причиной - огни в бухте. Очень любопытная история, Сергей Мироныч! Оказывается, после того вечера с огнями мулла Рагим из шиховской мечети вызвал Зейнала к себе и вел с ним долгую беседу. Мулла сказал Зейналу, что тот совершил великий, непоправимый грех, показав вам горящее море, божественные огни и рассказав всю бухтинскую историю, которая счастливо и давно всеми уже была позабыта; мулла припугнул его карой аллаха и сказал, что отстранит от мечети, проклянет на веки веков, если он не искупит своей вины и не отличится во время шахсейвахсея. И он, чудак человек, отличился, чуть без головы не остался! Он говорит, что на шахсей-вахсее было много народу и когда процессия вышла из мечети и началась рубка, то кто-то в этом шуме и гвалте сзади нанес ему удар железным прутом, раскроил череп. Дальше он ничего не помнит. Он очень благодарит вас за помощь, за докторов, говорит, что всю жизнь будет вам обязан. Он еще сказал, что мулла Рагим очень похвалил его за рубку, подарил ему этого барашка и золотую десятку.
Киров нахмурил брови.
– Действительно, все это любопытно! Значит, и мулле наша бухта не дает покоя! Значит, наши враги для своей мести используют даже священные праздники. Нет, муллы чересчур хитрый народ! Ни в Коране, ни в какой-либо другой священной книге не сказано, чтобы память имама Усейна чтили рубкой и самоистязанием. Это чистейшая их выдумка. Так легче дурачить и обирать темный народ. В этот шахсей-вахсей твой мулла Рагим со своих овечек настриг десять тысяч золотом. Десять тысяч! А тебе за твою кровь десятку и барашка! Эх, Зейнал, Зейнал!
Тигран рассмеялся. Киров сердито посмотрел на него.
– Да как же не смеяться, Сергей Мироныч! Добрый мулла Рагим пожалел Зейнала и подарил ему вот этого барашка, а он, чудак человек, вот уже целый час, пока вас здесь не было, просил меня свезти барашка к вам домой. Я ему объясняю, что этого нельзя делать, а он все свое твердит: «Йолдаш Киров поправился от тяжелой болезни, и барашка надо в честь этого зарезать как жертву». Попробуйте теперь вы ему растолковать. И мне принес узелок с орехами, кишмишом и халвою. Ну, это, так и быть, я приму, а насчет барашка не знаю…
Зейнал понял, конечно, все сказанное Тиграном, взял барашка на руки и обратился к Сергею Мироновичу:
– Мян олюм*, йолдаш Киров, возьми твоя.
* Дословно: «Я умру», но употребляется в разговоре как «ради бога».
Киров, хорошо зная местные обычаи, взял барашка на руки.
Зейнал был счастлив.
– Хороший шашлык будет, хорошо вино пить будет.
– И еще что-то сказал Тиграну.
– Он говорит, что после болезни вам надо хорошо кушать, чтобы поправиться.
– Так, значит, Зейнал, теперь это мой барашек?
– Твоя, Киров, твоя, совсем твоя барашка.
– И я могу с ним делать все, что хочу?
– Конечно, конечно. Совсем твоя барашка.
– Ну, спасибо, Зейнал. А теперь, раз это мой барашек и я на него имею все хозяйские права, я дарю его вот этой девочке.
– Ее звать Заза, это его дочь.
– Тигран подтолкнул девочку к Сергею Мироновичу.
Киров нагнулся, передал барашка девочке, и Заза, просветлев, опустила его на землю и стала гладить…
Когда отец принес этого ягненка домой и сказал, что кому-то его подарит, Заза весь день и всю ночь плакала украдкой, потому что ей было жаль этого маленького и беленького барашка. А когда утром, увидев ее слезы, отец сказал, что барашка он подарит русскому человеку, большому начальнику, который дал им талон на красный сатин с белыми горошинами и который в шахсей-вахсей уступил им свою быструю машину, то Заза сразу же успокоилась. Она обвязала шею барашка своей шелковой лентой и сама повела его на веревочке в Биби-Эйбат.
Но Зейнал стал протестовать против такого хитрого возвращения его подарка.
Сергей Миронович, попрощавшись, сказал:
– Тигран, свези их в Шихово, а минут через двадцать будь здесь. Поедем на «Солдатский базар». А насчет глубоких насосов не беспокойся, Зейнал. Сегодня их устанавливают на «Солдатском базаре», завтра начнут устанавливать на других промыслах. И у вас на промысле! Насосов не надо бояться, работа всем найдется. А тебе в первую очередь. Будешь учиться и работать!
– И пошел догонять своих спутников.
Тигран посадил Зазу с барашком на заднее сиденье, Зейнал сел рядом с ним, и они поехали в Шихово.
– А что, Тигран, не будет грешно, если этого барашка я подарю кому-нибудь другому?
– спросил Зейнал.
Теперь они говорили только по-азербайджански.
– Зачем же дарить другому? Барашек должен остаться твоей дочке. Киров так хотел. Он и подарил его Зазе, - ответил Тигран.
– Ты понимаешь, Тигран, еще одного человека я должен отблагодарить, но дарить нечего. Когда я лежал в больнице, он приносил жене муку и деньги. Он говорит: «Рабочий рабочему брат». Хорошие слова говорит, а?