Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
– Поселок Разина мы рассчитываем на десять тысяч квартир. Не все они, правда, будут построены в один год, но эти квартиры пролетарии Ленинского района в два-три года получат от нас. Мы, большевики, не можем больше терпеть того положения, чтобы наши рабочие жили, как кроты, в землянках или же ютились в таких казармах, в каких живете вы. Не можем, товарищи!
– Правильно, товарищ Киров!..
– Нашим нефтяникам мы должны дать светлые квартиры со всеми удобствами. В квартирах наших рабочих должно быть электричество, газ, ванная, у каждого дома - сад, где бы могла резвиться детвора. В каждом поселке должен быть Дворец культуры, общественные столовые, прачечные, больницы,
В казарме стало веселее.
– В этих поселках у нас будут и ликбезы и различные общеобразовательные и профтехнические курсы. На это дело мы выделим лучшие силы города. Дальше, товарищи. Вот видите эти широкие улицы и эти небольшие дома в зелени? Это коттеджи, рассчитанные на две - четыре квартиры каждый. Эти трехэтажные дома будут строиться по типу гостиниц для холостых рабочих.
С полчаса Сергей Миронович рассказывал тартальщикам о том прекрасном будущем, которое в скором времени наступит для них, говорил о проектировании в Баку трамвая и первой электрической дороги, которая соединит город с промыслами. Теперь в казарме не было ни одного человека, безучастного или же притворяющегося спящим.
В казарму входили все новые и новые группы рабочих. Каждому хотелось взглянуть на макет поселка Степана Разина, послушать Кирова. И когда Киров обратился к тартальщикам со словами: «Давайте, товарищи, ваши замечания по проектированию поселка, пожелания нашим строителям, давайте высказываться…» - ему с места крикнули:
– Пусть строители побыстрее строят поселки, товарищ Киров. Надоело в этой проклятой казарме! Так и век проживешь без бабы.
Все рассмеялись, раздались одобрительные возгласы.
Киров спросил:
– Давно работаешь?
– Да около трех лет.
– Специальность?
– Слесарь по ремонту. Звать - Василий Козлов.
– Молодец, Козлов!
– потрепал того по плечу сидящий рядом седобородый тартальщик-азербайджанец.
– Правильно говорит он, йолдаш Киров.
Киров обратился к тартальщику:
– Семья у тебя есть, старина?
– Жена есть, дети тоже есть.
– С тобою они живут? Нет? А где?
– Они живут в Шемахе.
– Так и живешь - ты здесь, они - там?
– Двадцать лет так живем, йолдаш Киров, совсем измучились.
Сергей Миронович выбрал на макете, в гуще деревьев, беленький коттедж с зеленой крышей.
– Хотел бы ты жить в этом доме, недалеко от промысла, со всей своей семьей?
– Ах, как хотел бы!
– полузакрыв глаза, ответил тартальщик.
Киров положил руку на его плечо и в упор посмотрел на улыбающегося Василия Козлова.
– И ты бы хотел жену завести?
– Баба-то давно заведена, да деть ее некуда, Сергей Мироныч.
Киров мгновенно преобразился.
– Так вот, товарищи, чтобы всем нам жить по-людски, в радости и в счастье, мы, бакинские пролетарии, должны на службу государству поставить те огромные нефтяные богатства, которые заложены в недрах советской земли. Нам надо перейти на новые методы работы. Нам надо из нашей нефтяной промышленности вытеснить ударное бурение и желонку и взамен широко внедрить глубокие насосы и вращательные станки. Первую партию насосов мы получили, вы их видели у себя на промысле и даже по этому поводу как будто выразили свое недовольство.
– Есть вопрос!
– крикнули справа.
Киров встретился взглядом с высоким, взлохмаченным мужиком в рваной тельняшке: это был тартальщик Федор Быкодоров.
– Давай!
– Куда, товарищ Киров, вы будете девать новых безработных? Глубокий насос, сами знаете, смерть несет рабочему брату.
– Да-да, что будет с новыми безработными?
– раздалось со всех сторон.
Киров сразу же уловил ту невидимую нить, которая соединяла забастовщиков с этим взлохмаченным мужиком.
– Желонка - это старый, дедовский способ добычи нефти, товарищи, - начал он.
– Она осталась у нас на промыслах по нашей вековой отсталости. В других странах уже давно работают на глубоком насосе. То, что сейчас недобирает желонка, то высосет из земли глубокий насос. Мы устанавливаем насосы для того, чтобы у нас было больше нефти, и дешевой нефти. Нам нужны социалистические накопления, на которые мы могли бы строить и поселки, и трамваи, и новые социалистические промыслы. Нам нужны квалифицированные и грамотные нефтяники, которые могли бы работать на новых машинах. Желонку мы навсегда сдаем в архив. У нас будет много машин. Нам нужно много нефти для автомобилей, тракторов, железнодорожного транспорта, авиации, для быстрорастущей промышленности. Нам нужны будут новые и новые тысячи рабочих всех профессий для всей нашей промышленности. Мы ваш труд заменим машинами, но никто из вас не останется без работы. Мы откроем курсы, где вы будете учиться новому способу добычи нефти, пошлем на «Солдатский базар», будем комплектовать бригады по глубоким насосам… Не произойдет, товарищи, сокращения рабочих и в других отраслях нашей промышленности. Наоборот, мы замечаем сейчас во всем нашем Союзе, в том числе и в нашем Азербайджане, рост промышленных рабочих. Прямым следствием восстановления нашего хозяйства является увеличение рабочего класса и тем самым укрепление того станового хребта, на котором в конечном счете держится вся Советская власть… Не бойтесь, товарищи, безработицы. Если кто из вас будет уволен, немедленно же приходите ко мне в ЦК, не найдете меня на промысле, на бухте, приходите домой… А на выдумки врагов, товарищи, - он бросил взгляд на Федора Быкодорова, - отвечайте рабочей бдительностью, ловите шептунов и изгоняйте их с промысла!
Как и всегда, было поразительно воздействие кировской речи. Барак гремел от аплодисментов. Со всех концов неслись крики тартальщиков: «Долой шептунов! Вон их с промысла! Даешь социалистические рабочие поселки!..»
А потом с помощью Алекпера-заде были выделены пять делегатов для участия в торжестве по закладке поселка Разина. Киров в сопровождении архитекторов вышел на улицу. Его провожали «забастовщики». Подняв облако пыли, автомобили с гостями и делегатами-тартальщиками скрылись вдали…
Алекпер-заде вернулся во двор и долго ходил вокруг непонадобившегося председательского стола с кумачом, колокольчиком и графином. Мимо него, оживленно беседуя, группами проходили тартальщики. То и дело в их разговорах упоминалось имя Федора Быкодорова. «Чего это они его вспоминают?» - думал он. Он стал убирать стол. Аккуратно сложил кумач, вылил воду из графина. Вложил колокольчик в кружку. Все это завернул в какой-то фартук и пошел в промысловое управление, пожимая плечами. «Главное - ни одного слова не сказал о забастовке, как будто бы ее и не было».
Позади раздались крики, шум, ругань.
– Алекпер-заде, Алекпер-заде!
– кричал слесарь Василий Козлов.
– Давай быстрее в казарму. Там драка.
– Кто затеял драку? Почему драка?
– Зачинщика забастовки бьют. Всю эту заваруху, говорят, наш Быкодоров начал.
Но драке не суждено было разгореться…
В барак ворвалась тетя Клуша, уборщица управления промысла.
– Ребята!
– закричала она, размахивая сорванной с головы косынкой.
– Черти, чего драку затеяли, когда на бухте смотрите что творится! На бухте, ребята, ударил нефтяной фонтан!