Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
Растрепанная, она выбежала во двор. Ругань и потасовка прекратились в бараке. Хотя никто не поверил тете Клуше, но во двор вслед за ней выбежали многие. Влезли на забор.
На бухте действительно творилось что-то необыкновенное. Район разведочных буровых напоминал муравейник, отовсюду туда сбегался народ. Заиграл духовой оркестр с завода «Ватан». Толпа закричала «ура!». На бухте показались и те шесть автомобилей, на которых вместе с Кировым и делегатами от промысла уехали авторы проекта первого рабочего поселка. Значит, и Киров там! Значит, и его задержали на дороге! Значит,
А на бухте, во второй разведочной буровой, действительно ударил закрытый нефтяной фонтан. Бурение было закончено, ротор отведен в сторону, в скважину до забоя спущены компрессорные трубы, подведен компрессорный воздух и установлена арматура. Первая буровая на бухте, давшая нефть, была пущена в эксплуатацию.
3
К Дадашеву прибежал машинист буровой партии Сулейманов, отвел его в сторону и что-то торопливо начал рассказывать. Дадашев приложил палец к губам, искоса посмотрел на Кирова; машинист уловил его взгляд, замолк и побежал обратно в буровую.
– Что случилось?
– спросил Киров.
– Да так, пустячок, Мироныч… Зайду-ка на минутку, посмотрю… - Дадашев пошел к буровой, оглядываясь по сторонам. Потом он ускорил шаги. А пройдя еще шагов двадцать, пустился бежать со всех ног…
Киров оставил толпу бухтинцев и пошел вслед за Дадашевым. Сердце его точно почувствовало, что с недобрым сообщением прибежал машинист.
«Пустячок», о котором говорил Дадашев, через час мог бы разнести всю фонтанирующую буровую. Вот что здесь случилось. После поздравительной речи Кирова рабочие возвратились в буровую и стали выносить ротор на улицу; случайно был задет вентиль с патрубком на стволе компрессорной трубы, резьба смялась, и патрубок со свистом отлетел в сторону. Нефть с газом и песком, силой в шестьдесят атмосфер, начала прорываться из ствола. Десятимиллиметровое отверстие в течение получаса расширилось до сорока миллиметров: нефть грозила перерезать трубу, вырваться на волю.
Киров стоял в стороне и внимательно наблюдал за работой буровой партии.
Из кузницы принесли железный хомут с конусной трубой, с привернутым краником на конце. Хомут устанавливали на свинцовой прокладке. Работу производили слесарь и механик. Раз двадцать они прикладывали хомут к компрессорной трубе, и хомут с дьявольским свистом отбрасывало в сторону.
– Ни черта у вас не получится!
– сказал Сулейманов.
– Отверстие, из которого бьет такая сила, невозможно обжать свинцом.
– Выйдет! Должно выйти!
– упорствовал старый механик. Он с головы до ног был окачен нефтью, она даже текла по его усам.
Снова слесарь и механик подняли хомут и начали устанавливать его на ствол.
Киров сразу же понял, что это бесполезная затея.
– Что ты предлагаешь взамен железного хомута?
– подал он голос машинисту Сулейманову.
– Деревянный хомут без всякой прокладки!
– ответил машинист.
– У меня как-то уж был такой случай, товарищ Киров. Дерево, как это ни удивительно, труднее поддается действию клокочущего потока нефти, газа и песка.
Киров подозвал Дадашева.
– Надо послушать машиниста. Я тоже так думаю.
– Да что ты, Мироныч! Разве можно сравнить дерево со свинцом?
– А ты все же закажи. Пусть сделают.
– Ну, раз желаешь… - Дадашев развел руками, ушел.
Через каких-нибудь десять минут механик и слесарь установили хомут на свинцовой прокладке. Нефть перестала фонтанировать, но ненадолго: снова она нашла себе лазейку, отверстие было опять разъедено, и хомут со свистом отлетел в сторону.
Тогда за дело принялся Сулейманов. Он сбегал к плотникам и вскоре принес деревянный хомут. Он работал один. Его вдохновляло присутствие и внимание Кирова. Парень он был сильный, спокойный, работу свою сделал быстро и чисто, и боковой нефтяной фонтан прекратился.
Сулейманов весь был в нефти. Хомут он установил без единого удара по трубе - небольшая искра могла взорвать всю буровую. От газа у него кружилась голова, но он держался молодцевато.
Его под руку вывели на чистый воздух. Подошел Киров, спросил:
– Не голоден ли? Может, пить, есть хочешь?
– Спасибо, товарищ Киров, - сказал Сулейманов.
– Ничего не хочу. Вот если бы… покурить!
Киров был озадачен просьбой машиниста, нахмурился; на промыслах строжайше воспрещается курить. А тут еще первый бухтинский фонтан.
Он послал рабочего за часовым.
Часовой явился. Это был тот молодой парень из караульного полка, который на стрельбище гонял голубей.
Киров узнал его.
– Здорово, Чернохвостый! Ну как, того голубя поймал?
– Узнали?
– Парень был счастлив.
– Поймал! На другой же день поймал!
– Ну а стрелять научился?
– Да еще как!
– задорно сказал парень.
– В муху могу попасть.
– В муху?.. Это как же?..
– А очень просто, товарищ Киров… Сидит, скажем, муха на стене. Вот возьму винтовку, прицелюсь - и мухи больше не будет.
– Ну, ты, парень, загибаешь!
– рассмеявшись, сказал Киров.
– В метровую мишень не мог попасть, а тут - в муху!
Часовой явно обиделся:
– Как вам угодно. Можете не верить.
Киров сказал ему:
– Вот тебе спички, вот тебе кисет. Потом вернешь. Сведи товарища Сулейманова на мол, пусть он при тебе выкурит цигарку.
Парень скинул ремень с плеча, взял винтовку в руки, сообразив, что Киров ему оказывает большое доверие.
Они ушли.
Киров вернулся на буровую. Он долго смотрел на заплату, которую машинист поставил на компрессорную трубу. Подозвал Дадашева.
– Никогда не пренебрегай советом рабочих. У них больше и производственного, и житейского опыта. Вот видишь, не случись меня здесь, не прикажи я сделать деревянный хомут, ты, возможно, и не придал бы значения словам машиниста. Оно и понятно: на твоей стороне были и механик, и слесарь, да и свинец на первый взгляд кажется более подходящим материалом для такого дела. А вышло, видишь, по-другому… Бойся в жизни шаблона. Не всегда свинец бывает крепче дерева.
Дадашев был смущен, не знал, как оправдаться. Наконец он нашелся, сказал: