Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
– Салам алейкум, йолдаш Киров!
– Кучер придержал лошадей.
– Салам, салам!
– Киров помахал ему рукой.
– Сергей Миронович? Вы уже здесь?
– Богомолов приподнялся с сиденья.
– Доброе утро, Павел Николаевич!
– Киров подошел к нему, поздоровался.
– Когда, Павел Николаевич, кончаете плотину? Как вам помогает землесос?
Богомолов слез с фаэтона. Киров взял его под руку, и они направились в сторону Ковша.
3
В половине пятого фордик
Еще издали у штаба полка Сергей Миронович увидел горящие на солнце трубы духового оркестра и выстроившихся вдоль дороги бойцов.
Шофер улыбался.
– Ты видишь, Тигран?
– Вижу, Сергей Мироныч.
– Не меня ли они вздумали встречать с такой помпой?
– Обязательно вас.
Киров прикрылся газетой, и автомашина полным ходом пронеслась мимо почетного караула и оркестрантов, обдав их облаком пыли.
Оркестранты разбежались, расстроились ряды почетного караула. Лишь один капельмейстер с палочкой в руке в отчаянии стоял на дороге: это была девятая машина, проносящаяся мимо.
А машина завернула за угол и остановилась у казарменных ворот. Киров вошел во двор. Часовой узнал его, смущенно козырнул.
– Вас в штабе ждут, товарищ Киров.
– А туда я потом зайду. Как же так можно - приехать в полк и в штабе не побывать?
– Никак не можно, - сказал часовой.
Двор был громадный - со штабелями досок, камня и круглого леса, с жалкими акациями и клумбами цветов, высохшими от безводья, с физкультурными снарядами, расставленными в полном беспорядке, с голубями, дремлющими на голубятне. А там, дальше, у забора с наклеенными на него мишенями прогуливалась группа бойцов.
Киров направился к ним.
Это были молодые и здоровые парни. Кирова они видели впервые, в лицо его не знали, и, когда он поздоровался с ними, они гаркнули в ответ что-то невнятное.
Но вот из задних рядов к Сергею Мироновичу протиснулся высокий лохматый инвалид; он хромал на левую ногу, и протез у него безжалостно скрипел. Вид у инвалида был свирепый, глаза сверкали. В руках он держал малокалиберное ружье и коробку с патронами. Он повернулся к бойцам, прокричал:
– Орлы! Смирно!
Сергей Миронович улыбнулся и еще раз поздоровался с бойцами.
На этот раз они ответили как положено.
Долговязый инвалид протянул Кирову волосатую руку, представился:
– Иван Иванович Новиков! Рады вас видеть у себя, товарищ Киров. От всей моей зеленой гвардии.
– Кто ты у них будешь, Иван Иванович? Вольно, ребята!
– А как вам сказать, товарищ Киров? Инструктором у них числюсь, являюсь вроде дядьки.
– Чему же ты их учишь, Иван Иванович?
– Дядька все делает и всему учит свое дитя.
Над двором показался голубь.
Сергея Мироновича кто-то судорожно схватил за локоть. Он обернулся и увидел парня - самого молодого среди бойцов.
– Разрешите свистнуть, товарищ Киров?.. Опять чернохвостый!..
Курносый и веснушчатый парень не сводил глаз с голубя и заметно дрожал он нетерпения свистнуть.
– Свисти, свисти! Почему же не свистнуть?
– Киров понимающе кивнул парню.
Раздался пронзительный свист. Все зажмурились. Голуби, дремавшие на крыше голубятни, громко захлопали крыльями и, кувыркаясь, поднялись в воздух.
Чернохвостый затерялся среди них.
– Ну, на этот раз не уйдешь!
– Задрав голову, курносый улыбался до ушей.
– Всех голубей здесь сманил, а с этим замучился, бедняга, - с сожалением сказал дядька.
– Голуби, видно, у тебя хорошие. И свистишь, как разбойник, - обратился Киров к парню.
– А вот стреляешь как? Такой же мастак?
– А вы у ребят спросите, товарищ Киров. Им лучше знать.
– Курносый опустил голову и стал ковырять землю носком сапога.
– Все они одинаково стреляют!
– Дядька безнадежно махнул рукой.
– Практики никакой, а так многому ли научишь их из этих малокалиберных?..
Сопровождаемый всей группой, Сергей Миронович направился к мишеням.
– Вчерашние это!
– Дядька стал срывать их со стены.
– Сегодня у моих орлов выпускной день. Месяц пробыли здесь, завтра пойдут в полк и в охрану. Если желаете - при вас могут пострелять.
– Плохо, плохо стреляете, ребята!
– Рассматривая мишени, Киров горестно качал головой.
– В стену уж попадаем!
– засмеялся курносый парень.
– Если так и во врага будете стрелять, он наверняка от вас убежит.
– Определенно убежит, товарищ Киров. Не то что даже убежит, а уйдет запросто. Посвистывая уйдет!
– Иван Новиков вскинул ружье на руки и скорчил презрительную гримасу.
– Ну разве это ученье?.. Из таких ружьишек впору только школьникам стрелять по воробьям. А тут - взрослые люди, охранники! Доверяется беречь государственное имущество!
Киров потрепал его по плечу:
– Думаешь ты правильно, старик.
– Я, товарищ Киров, всю германскую пробыл на фронте, три ранения имею, вот ногу потерял… Я был храбрый русский солдат и всегда думал правильно… Если б у нас было поменьше продажных генералов, наша армия за год кончила бы войну! Да морду набила бы немцу! Да-да, товарищ Киров!
– повысил он голос.
– А что они? Всех предали. Я был в Августовских лесах, не забыл ста тысяч изрубленных и потопленных в озерах… Эх, да что рассказывать, поди, сами лучше меня знаете!
– махнул он рукой.
– Я-то знаю, а вот ребята твои?
– Мы назубок знаем всю эту кампанию, товарищ Киров, - за всех ответил стоящий в сторонке долговязый рябой парень.
– Каждый день одно и то же: как брали Сольдау, как ворвались в Кенигсберг, как шли на Берлин. Поднадоело!
– Курносый даже поморщился.
– Ну-ну!
– сверкнув грозными очами, пригрозил ему дядька.
– Я вам дам «поднадоело»! Я из них делаю солдат, товарищ Киров, а они все твердят, что собираются только в охрану. Чушь это!
– обернулся он к растерянным бойцам.
– При товарище Кирове говорю! Раз человек имеет дело с винтовкой, он должен быть солдатом. Будешь солдатом, тогда и пост свой сбережешь. А так ты просто сторож с ружьем, баба!
– И обратился к Сергею Мироновичу: - Прав я или нет?