Грозовой фронт
Шрифт:
— Был такой момент, — Леший кивнул. — Два импланта полезное дело, но утомительное до жути. Ты не представляешь, каково это — осваивать горы премудростей, имея пять классов образования и тонкий, как бумага, слой серого вещества в мозгах. Но ничего, за год всё освоил, вещество наросло, заматерел… и вдруг — нате вам в нюх! — незадача вышла. Попал в переплёт под Магнитным мостом в Академзоне. Да ещё в какой!.. А-а, ты же не знаешь, ты в это время у Механика в регенерационном саркофаге чуркой бесчувственной лежал. Короче, покромсали меня биомехи на ремешки. Так разделали, что не приведи господь. Механику даже левых биоников пришлось к делу привлекать. Но ничего, обошлось, восстановили
— Человеческой? — Сухов взглянул на Лешего исподлобья.
— Ну, терминаторской, называй, как хочешь, — Леший усмехнулся. — Хотя мне больше нравится считать себя человеком. Ведь человек — это жизнь, разум, а главное — душа. В отличие, допустим, от сталтеха. Или от зомби-морбота. А из чего этот человек сделан, из кальция, белка и воды или из нанокерамики, пластика и металла… вопрос шестнадцатый. Если душе осталось, где пригреться, то и неважно, наполовину железный ты человек или целиком белковый. Так что не дуйся, Сухов, мы с тобой в одной лодке. В жестяной.
— Я не дуюсь, — Сухов перевёл взгляд на Леру.
И остановил на ней взгляд надолго. Слишком надолго. Сухова снова посетило ставшее привычным за время пребывания в Узле ощущение, что он уже видел её. Этакое дежа вю посетило. Павел понимал, что это может быть связано с эпизодом из событий, которые происходили в воображаемый третий день его пребывания в «петле», то есть в Узле. Ведь она руководила троицей виртуальных спасателей, которые между тем вполне натурально затащили Сухова в тамбур и вернули в реальность. Но всё равно его не покидало чувство, что он видел Леру ещё раньше. Или она кого-то сильно напоминала.
В лазарете повисла тишина. Ведь кроме Сухова никто не знал, отчего лейтенант так откровенно разглядывает девушку.
— «Я не дуюсь, я пялюсь», — с нотками сарказма, негромко пробормотал Копейкин. — В теле у нашего киборг-лейтенанта явно осталось, где душе пригреться, прав Леший. Где-то в районе нижнего штуцера.
— Да заткнешься ты сегодня?! — Найдёнов тут же отвесил напарнику подзатыльник.
От звонкого щелчка затрещины все разом встрепенулись. Сильнее всех встрепенулась Лера.
— Давайте все вместе к чистильщикам в часть пойдем, к подполковнику Бойкову в гости, — предложила она чересчур бодро, стараясь замять неловкость, возникшую во время паузы. — Он приглашал. По пути в спецотряд заглянем, Жору прихватим. Действительно, есть что отметить.
— С вояками отметишь, как же! — прокомментировал неугомонный Копейкин. — Спиртягой и тушенкой? Вот уж праздничные разносолы! Пир будет на весь мир, просто царский!
— Нормальная раскладка, — сказал Найдёнов, поднимаясь. — Я иду. А столичные мажоры могут выёживаться дальше. Ждать, когда им виски с колой подадут и авокадо на закусь.
— Все пойдём, — решил Леший. — Бойкову отказывать не резон. Нам ещё дела с ним иметь. Сухов, ты как?
— Меня не звали, — Павел ответил не слишком уверенно.
Перемену в его настроении мгновенно уловила Лера.
— Всех звали, — Лера вдруг взяла Павла под руку. — Вас в первую очередь. Подполковник уже поляну накрыл. Там обо всём договорим. У вас ведь ещё много вопросов осталось, верно? Не упрямьтесь,
«Я прошу…» Когда женщины произносят эти слова, да ещё таким тоном, отказать невозможно. Вернее, возможно, но тогда эта женщина будет потеряна для тебя навсегда. Ведь многозначительное «я прошу», сказанное с придыханием, низким грудным голосом, это, по сути, их крупный калибр. А если при этом женщина ещё и берет тебя за руку, это вообще бронебойно-зажигательный выстрел. То есть, если ты не поддашься, у искусительницы опустеет магазин, и она разумно отступит с поля боя. Или взбесится, что более вероятно, и перейдёт к самым грязным, мерзким и изощренным методам партизанско-пропагандистской войны. В общем, выбора у Сухова не осталось. Лера выстрелила тандемным кумулятивным, и Павлу пришлось сделать вид, что броня пробита и он сдался. Хотя почему «сделать вид»? Он действительно сдался. Это оказалось даже приятно, сдаться женщине такого класса…
«Нет, чёрт, не класса! Что за бездушное определение?! Еще сказал бы — с такими ТТХ! Приятно сдаться женщине такого… уровня? Дьявол! Снова не то! Просто — такой женщине! Красивой, умной и… сексапильной? В рот компот, задолбали эти стерильные американские словечки! Волнующей! Вот! Более-менее. И не бездушно, как всё у янки, и в то же время без соплей, соответствует действительности».
Да, Лера именно волновала лейтенанта. Тёплые волны её обаяния омывали и разум, и душу, и… тело. Но главное, Сухову снова почудилось, что он знает Леру по каким-то давно забытым эпизодам из прошлой жизни. Очень уж она знакомо сжимала ему руку. И тепло от неё исходило какое-то знакомое. Может, это вовсе не отзвук воспоминания, а какой-то знак свыше? Или всё же воспоминание?
Попытка вспомнить (либо осознать) отняла у Сухова последние душевные силы, а заодно совершенно заблокировала извилины. И в душе, и в голове у Павла окончательно воцарилась пустота. Ему вдруг стало по большому барабану, что будет дальше. Всё, о чем теперь мог думать лейтенант, так это о тепле сжавшей его плечо руки и о тонком свежем запахе, который исходил от юной спутницы. Или не юной, а молодой спутницы. Пожалуй, даже на годик-другой постарше самого лейтенанта. Но такие детали не имели сейчас для Сухова значения.
«Для своих лет ты выглядишь отлично…» — почему-то вдруг вспомнилась Сухову глупая фраза из финального эпизода второго дня в «узловой петле». Почему-то? Ан, нет, не «почему-то»! (Мозг снова включился, но сразу же честно предупредил: «на полминуты — максимум!») Рядом с Ольгой Сухов чувствовал нечто похожее. Лера, конечно, выигрывала по всем статьям, но зато виртуальная подруга лейтенанта имела свою странную, неповторимую и очень притягательную «изюминку». Встань они рядом, выбор был бы ох как непрост!
«Гормоны играют? — Сухов устало усмехнулся. — Возможно. Не старик всё-таки. Да какой там! Салабон, три года после академии! Но почему-то внутренне я ощущаю себя затёртым до дыр, покрытым плесенью и совершенно разбитым деревянным корытом. Тем самым, из сказки Пушкина. Хотя, если точнее — деревянной марионеткой. Замшелой, потемневшей от времени и прикосновений Карабаса-Барабаса куклой на ниточках».
Сухову вдруг живо представилось, как бородатый директор кукольного театра то укладывает замызганного Буратино в сундук, то достаёт его, чтобы сыграть очередное представление для почтеннейшей публики. Сейчас он просто не стал укладывать Буратино-Сухова в сундук, а передал во временное пользование Лешему и компании. И они, не дав отдохнуть, вынудили Сухова идти играть спектакль «Солдатский пир по случаю победы». С обильной выпивкой, жирной закуской и тупыми шутками.