Грядет царь террора
Шрифт:
— Понятно, — произнес я.
И мне действительно стало многое понятно в данном случае. Еще даже не осмотрев ребенка, не поговорив с ним, я для себя уже составил перечень причин, которые могли привести его к тому состоянию, в котором он сейчас находился. Так у меня бывало довольно часто. Я не знаю, чем это можно объяснить. Интуицией, экстрасенсорными способностями — не знаю. Я себя никогда не считал экстрасенсом, слишком уж много откровенных проходимцев называют себя так. Я в их числе оказаться не собирался. Просто мои знания и мой опыт помогали строить возможные версии возникновения того или иного заболевания. Вот и теперь наиболее правдоподобной версией была та, что ребенка кто-то смертельно испугал, что вполне могло случиться в тех местах, где жил Иса, поскольку там велись военные действия.
Когда мы вошли в комнату, где спал мальчик, то я не стал его будить. Используя свою методику, я перевел его сон из так называемой наркотической фазы, когда спящий человек не слышит обращенных к нему слов, в фазу парадоксальную, когда спящий воспринимает каждое тихо произнесенное слово возле него как очень громкое. В таком состоянии спящий может не только слышать вопросы, но и отвечать на них, если на него при этом воздействовать особым образом с помощью специальных ароматических веществ. Это старинный тибетский метод, которым я овладел в совершенстве во время своих путешествий по странам Востока.
— Господин Нгомо, — сказал я, — прошу вас оставить меня наедине с пациентом.
— Хорошо! Считайте, что меня здесь уже нет, — быстро произнес махариша и удалился из комнаты.
«Зачем я его выдворил? — подумалось мне. — Чтобы сохранить в тайне свою методику? Но он ведь все равно подсмотрит все мои действия по своему уникальному “телевизору” в стене… Подсмотреть-то подсмотрит, но только вряд ли сможет повторить. Не зная компонентов ароматического порошка, никогда не добьешься возможности разговаривать со спящим».
Достав из кармана пиджака золотой портсигар, в котором у меня хранилась аптечка скорой помощи, я открыл его и вытащил оттуда тонкую «сигарету». Затем я вынул зажигалку и поджег конец «сигареты», держа ее не во рту, а в руке. Конец «сигареты» сразу же вспыхнул, как сухой порох, но я задул открытый огонь, оставив тлеть уголек, от которого комната стала наполняться весьма приятными благоуханиями. Этим дымом я и окурил мальчика в постели.
— Ты больше не заикаешься! — тихим, но твердым голосом произнес я. — Ты говоришь так, как поет птица на рассвете, свободно и легко. Ты спишь, но хорошо слышишь мой голос. Ты спишь, но можешь отвечать на мои вопросы. Ответь мне, кто тебя напугал? Говори! Ты можешь мне доверять. Я тот, кто тебе поможет.
Я видел, как на лице мальчика отразилось мучительное сомнение.
— Мне нельзя… Я не могу! — выдохнул он, не открывая глаз.
— Говори! Ты можешь мне доверять. Я тот, кто тебе поможет, — снова повторил я.
— Я верю тебе, — произнес Иса. — Я знаю, что ты мне поможешь.
— Кто тебя напугал? — настойчиво вопрошал я, снова и снова обводя вокруг головы мальчика тлеющей «сигаретой» с особым ароматическим порошком.
— Это было давно, — наконец произнес он. — Я уже не помню, когда. Я играл на улице в нашем горном ауле, где живет вся моя семья. Неожиданно ко мне подъехал на красивой машине наш сосед Ваха и сказал, что хочет меня покатать. Я согласился. Сосед увез меня в другой аул, запер в темном подвале и долго не выпускал на свет. Он бил меня, целился в меня из ружья и… стрелял, но никогда не попадал. Я боялся каждого выстрела! Так боялся, что стоило только мне увидеть ружье, как тут же мои штаны становились мокрыми. Так продолжалось целый месяц. А потом сосед Ваха увез меня в другой аул, в котором не было людей. Это был старый разрушенный аул. Там он меня и оставил в сакле, сказав, что за мной скоро придут. За мной пришли только через три дня отец и братья. Все они были с оружием и поэтому…
— Понятно! — прервал я его. — Сосед украл тебя с целью получить за тебя выкуп?
— Да. Об этом я узнал от отца. Он отдал за меня тридцать баранов и совсем новенькую машину. Больше я Вахи никогда не видел…
— Я все понял, — проговорил я. — А сейчас я выведу из твоей головы, из твоего подсознания запечатленный там образ страха. Ты больше не будешь бояться вида оружия. Ты смелый и бесстрашный джигит. Запомни это навсегда. Тебе больше нечего бояться.
Собственной слюной я затушил уголек на «сигарете» и убрал «окурок» обратно в портсигар. Дело было сделано. Конечно, моя методика не излечила ребенка от его страшных воспоминаний о пережитом, но она позволила провести довольно точную диагностику, вывести из его подсознания «капсулу страха». Это вовсе не значило, что страх больше никогда не вернется к этому маленькому человеку с гор. Вид оружия мог вернуть его. Но тут уж я был бессилен. Окончательное излечение ему могло дать только время. Он не должен близко от себя видеть оружия и ни в коем случае сам не должен к нему прикасаться.
Стоило мне закончить все процедуры, как дверь комнаты отворилась, и в нее вошли двое — махариша Нгомо, а с ним седовласый горец плотного телосложения.
— Это отец Исы, — сказал Нгомо. — Он очень волнуется за своего сына, поскольку это последний его ребенок из пяти сыновей. Четверо погибли, сражаясь за независимость Ичкерии.
— Иса мой единственный наследник, — гордо произнес горец. — Я не хочу, чтобы над ним насмехались его ровесники. Я не хочу, чтобы они обзывали его обидными словами и давали ему прозвища. Что можно сделать, доктор?
— Прежде всего, он три года не должен видеть рядом с собой ни автоматов, ни винтовок, ни ружей. Это самое главное. Иначе вашему сыну ничего не поможет. Должно пройти три года, чтобы в его подсознании закрепилась установка на бесстрашие.
— Но это невозможно! — вскричал отец Исы. — Вайнах не может жить без оружия. Таковы традиции.
— Тогда я вам ничем не могу помочь, — развел я руками.
— Погодите! Постойте! Я знаю, что делать! — опять прокричал горец. — Я отправлю Ису в Турцию. Там живет мой брат. Там мы не носим оружия. Это запрещено местными законами…
— Да, это правильное решение, — одобрительно сказал я.
— Спасибо, доктор! Я так и поступлю.
Минут через пятнадцать, когда Нгомо провожал меня до машины, то протянул мне конверт с окончательным расчетом за консультацию.
— Всего доброго, — проговорил он. — Вам большой привет от вашей супруги. Очень скоро вы сможете с ней увидеться.
— Прекрасно, — промолвил я, усаживаясь в машину. — До свидания!
Пока машина везла меня домой, я не решался вскрыть конверт и пересчитать деньги. Только оказавшись дома, я вытряхнул пачку стодолларовых купюр на стол и пересчитал их. Вместе с авансом за получасовую консультацию я получил десять тысяч долларов…
От вида этих денег мне стало как-то не по себе. У меня закрались сомнения относительно того, что деньги эти я получил именно за консультацию. Скорее всего, мне заплатили аванс за будущую работу. Нгомо хотел привлечь меня для написания книги о своей секте. Возможно, это и есть первоначальный взнос…
Не знаю, почему, но мне стало страшно от такой щедрости тех, кто «лечил» мою жену. Что-то здесь не вязалось, не склеивалось воедино. А вдруг..!
Меня бросило в дрожь от одной этой мысли. А вдруг все, что я видел в свой первый приезд в секту, это только видеосъемка? А вдруг сделана эта видеосъемка давным-давно? Что, если Марина Кожедубова все-таки пала жертвой секты «Дети Шивы» и то же самое случится с моей женой, которую они, возможно, держат в заточении?