Грязная жизнь
Шрифт:
Но он больше меня. Сильнее меня. Он больший псих, чем я.
Ничто его не остановит.
— Нет, Джио, не надо. Пожалуйста.
Мои рыдания бесполезны. Я пытаюсь вырвать руку из его хватки, выдыхая со слабостью:
— Пожалуйста, не делай этого.
Но ножницы ближе, и я задыхаюсь от усталых, безнадежных криков, зная, что грядёт.
Пока он прижимает открытые, сияющие, отполированные лезвия к моему пальцу, я стою. И когда он смыкает их быстрым движением, мой безымянный палец приземляется на пол передо мной, а густая красная кровь течёт по костяшкам моих пальцев, омывая
Так что я делаю единственное, что могу.
Я поднимаю голову к небу, моё тело дрожит от боли, и я кричу в агонии.
Глава 45
ЮЛИЙ
Спустя два дня…
С покрасневшими глазами и четырёхдневной щетиной я мчусь по длинной дороге к адресу, который получил тем образом, что мне не по душе.
Это не умный ход, ни в каком смысле, ни в какой форме. На самом деле, я почти полностью уверен в том, что покину этот дом в мешке для трупов. Чёрт, я даже позвонил Тоне перед отъездом, чтобы в последний раз услышать её голос.
То, что я делаю, безрассудно. Это само по себе не похоже на меня, но я сейчас горюю.
Мы договорились. Когда я умру, моя сестра станет очень богатой женщиной.
Потому что моя жена…
Я смотрю на белую прямоугольную шкатулку для драгоценностей, покоящуюся на пассажирском сидении, и при мысли о том, что в ней находится, у меня схватывает грудь. Снова и снова, сильнее и сильнее, и это будет длиться, пока я не покончу с этим.
Моя жена мертва. Я почти уверен в этом.
Когда Линг оказалась вне зоны действия сети, я понял, что что-то не так. Она никогда не выключала свой телефон, когда была мне нужна. Комната в мотеле была разгромлена, а владелец «Санфлауэра», Дуэйн, был без сознания — как сказал мне его внук Уайет.
Я нашёл только одну вещь в комнате и тогда понял, что Алехандры больше нет.
В моём безмолвном горе я интересовался своим партнёром.
Я знаю, что у Линг есть проблемы, но она не совсем тупа. Линг безрассудна, а не глупа. Она знала, что стоит ей оставить свой пост, я её без колебаний убью. Когда дело касается Алехандры, я непоколебим. Теперь, при нынешней ситуации, за один день я потерял двух женщин, которые мне были очень дороги.
Я искал Ану повсюду, не в надежде найти её живой, а для того чтобы вернуть её тело и упокоить её душу при погребении.
Моя ненависть к себе сильна. Это моя ошибка. Неожиданно, возможно, я использовал связи Твитча.
Я стал слишком самоуверенным. Слишком высокомерным. Начал чувствовать себя непобедимым. И это было бы нормально, если бы я был тем, кто страдал, тем, кто умер, но не я был этим человеком.
Им стала она.
Прямо сейчас, чувствуя себя таким же неопытным, разорванным и сломанным, я понимаю, почему Твитч сделал это. Я понимаю, почему он встал под пулю.
Чтобы спасти своего воробушка, я бы сделал то же самое. Я бы сделал что угодно.
Да. Это моя вина. Я не могу винить никого, кроме себя.
Ана была снисходительна к ошибкам. Она бы никогда мне
Это то, с чем мне придется жить до самой смерти, которая, надеюсь, найдёт меня достаточно скоро.
Я никогда не говорил Алехандре о своих чувствах, и даже о том, что она заставила меня ощущать себя менее одиноким, что она заставила меня снова почувствовать себя человеком. Часть меня хотела этого. Другая часть хотела, чтобы я никогда не встретил её.
Любовь: ожидание и реальность — это совершенно две разные вещи.
По твоему представлению — это конфетно-букетный период, тепло на душе, поцелуи и долгие объятия, наполненные надеждой, что такая жизнь всегда будет прекрасной. Но красота не вечна. Никогда не была.
Даже у роз есть шипы.
Реальная любовь заключается в страхе разочаровать своего партнёра, желании поджечь себя, чтобы согреть любимого человека, и вера, что ты способен предотвратить плохие вещи, которые с ним случаются. И в тот момент, когда ты понимаешь, что это не так, твоя душа покидает тебя самым болезненным образом, кусочек за кусочком отрываясь от тебя, и любовь становится вечным врагом.
Потребовался день слежки, но мне удалось добраться до одного из парней Гамбино. Я убедил его сообщить подробности некой встречи, которая происходила прямо сейчас в доме, который, как уверен Вито Гамбино, держался в секрете. Я знаю, что парень Гамбино не сказал ему, что я приду. Я знаю это, потому что он сейчас накачан наркотиками и заперт в багажнике моей машины, без уха, а также кончика языка, воняя собственной мочой. Он был достаточно умён, чтобы уступить. Я не знаю, как долго бы продержался в своей вежливости.
В отличие от дома Эдуардо Кастильо, у него нет главных ворот. Здесь нет начальника службы безопасности и ограждающего восьмифутового забора, чтобы остановить любого, кто хотел бы войти. Мы здесь в кустах. Следующий сосед Гамбино далеко отсюда.
Я знаю.
Я проверял.
Доверие Вито Гамбино к своим людям достойно восхищения. Жаль, что именно оно станет причиной его смерти.
Когда я подъезжаю к воротам, залезаю в карман пиджака и вытаскиваю свой сотовый. Я набираю номер, и он сразу отвечает:
— Ты уверен, что это то место?
Мой голос груб от бессонницы.
— Это оно.
— Хорошо-о, — отвечает он, его тон звучит неуверенно. Я услышал это. Сегодня здесь будет много важных людей.
Он добавляет:
— Что ж, я здесь. Готов к работе, когда будешь готов ты, мой друг.
— Хорошо, — устало говорю я. — Очень хорошо.
Моя машина все ещё заведена, когда я заканчиваю звонок, и, не задумываясь, оборачиваюсь и включаю задний ход, отъезжая достаточно далеко, чтобы осмотреть территорию передо мной.