Грюнвальдская битва
Шрифт:
ЖЕСТОКАЯ БИТВА КОРОЛЕВСКОЙ СТРАЖИ С ВРАГАМИ, ПРЕДПРИНЯВШИМИ ВЫЛАЗКУ ИЗ МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА
Во время осады, когда рыцари трех хоругвей, именно Добеслава из Олесницы, Кмиты из Висниц и Грифов, несли стражу при бомбардах, вражеские рыцари, произведя вылазку из замка, пытались прорваться к месту охраны у бомбард. Но королевские рыцари из упомянутых трех хоругвей, предупредив их нападение, выходят им навстречу к реке Висле, где возникает сильная схватка, причем враги, потеряв значительную часть своих людей, успевают укрыться в замок; польские рыцари неотступно преследуют их вплоть до круглой башни, убивают и захватывают в плен. Чтобы отбросить преследователей, враги обрушивают стену замка, поврежденную королевскими бомбардами; при падении этой громады задавило многих польских рыцарей. Других враги осыпали стрелами, пуская сверху большое количество их, однако никому не нанесли смертельных ран. Ловчему сандомежскому Петру из Олесницы ударами камней так сильно помяло шлем, что последний можно было снять с головы лишь с помощью кузнечных молотов.
СДАВШИЕСЯ ЗАМКИ И ГОРОДА КОРОЛЬ РАСПРЕДЕЛЯЕТ МЕЖДУ СВОИМИ РЫЦАРЯМИ.
Приняв сдавшиеся прусские замки и города, Владислав, король польский, распределил их между своими рыцарями для управления. Так, Бродницкий замок он отдал Миколаю из Михалова, воеводе сандомежскому; Миколай, вступив во владение им и найдя в замке много серебряных и золотых вещей, а также превосходные книги, в частности пять частей «Зерцала» Винцента, [325] а также замечательные картины, украшенные золотом и серебром ларцы, кресты и украшения и много других драгоценностей, все честно представил королю. Хотя часть этих драгоценных вещей король пожаловал в дар краковской церкви, в частности «Зерцало» Винцента, однако самые замечательные предметы и драгоценности он распределил между виленским собором и приходскими литовскими церквами. Также замок Копшивно, иначе Энгельсберг, отдан был Добеславу из Олесницы; также замок и город Тчев — Петру Венглю; также замок Грабин — Альберту Мальскому; также город Гданьск — Янушу из Тулискова, каштеляну калишскому; также замок и город Гнев — Павлу из Вшерадова, каменьскому каштеляну; также город Торунь — Винценту из Гранова, каштеляну накловскому, а когда он там скончался от яда (как многие утверждали), поставил на его место Збигнева из Бжезя, маршалка Польского королевства; также замок Венцлав и Старгард, [326] где хранилась голова святой Варвары, которую Владислав, польский король, не разрешил увезти оттуда, хотя его осаждали многочисленными просьбами; также город и замок Грудзёндз — Мосьцицию из Стеншева, каштеляну познанскому; [327] также замок
325
Полное заглавие этого труда: «Speculum majus doctrinale, historiale, naturale et speculum minus vel imago mundi». Автор этой своего рода энциклопедии, Винцентий из Бовэ, умер в 1264 г. Впервые «Зерцало» было издано в XV в. Подробные сведения о нем см.: А. И. Малеин. Энциклопедия Винцентия из Бовэ. Труды Института книги, документа и письма АН СССР, т. 2, Л., 1932, стр. 23-41.
326
У Длугоша пропущено имя рыцаря, которому король передал замки Венцлав и Старгард.
327
Мосьциций из Стеншева был познанским каштеляном в 1401-1429 гг.
КОРОЛЬ ВЛАДИСЛАВ, УПОЕННЫЙ ПОБЕДОЙ, ПОБУЖДАЕТ НА ОТВАЖНУЮ ЗАЩИТУ ЗАМКА МАРИЕНБУРГА КОМАНДОРА ГЕНРИХА ФОН ПЛАУЭНА, КОТОРЫЙ ЯВИЛСЯ, ПРОСЯ ПОЩАДЫ И ПРЕДЛАГАЯ СПРАВЕДЛИВЫЕ УСЛОВИЯ МИРА.
В течение всего месяца июля, когда Владислав, король Польши, занят был осадой Мариенбургского замка, успех неизменно сопровождал короля и его войско во всех их военных действиях и сражениях; и в дальнейшем король надеялся на большие успехи. В начале же августа месяца командор Генрих фон Плауэн отправил к королю Польши Владиславу посланцев с просьбой разрешить ему явиться из Мариенбургского замка для переговоров и получил разрешение. Когда командор Генрих фон Плауэн с двоюродным братом своим мирянином Генрихом фон Плауэном и несколькими чехами и силезцами, прибыв, предстал перед королем, князьями и вельможами у черты города, велено было его спросить, с какими предложениями он пришел и чего домогается. Командор произнес такую речь: «В великой битве и в страшной кровопролитной сече хоругви и войска наши и Ордена нашего недавно были побеждены и разгромлены тобой, могущественнейший и сиятельнейший король! Поэтому сокрушенные невзгодой и сломленные несчастной судьбой, с решением которой согласились, конечно, силы небесные и адские (тогда как магистр Пруссии Ульрих и его командоры в безумии отвергли мир, предложенный тобой на справедливых условиях и хотели устрашить тебя дерзкими заявлениями и двумя обнаженными мечами), мы пришли к тебе, почитая тебя победителем кротким и миролюбивым, с просьбой и мольбами в чаянии получить надежду, поддержку и милосердие от твоей милости. И вот я, которому это ближе всего, ибо я действую за магистра, молю и призываю твое непобедимое величество страстями господа нашего Иисуса Христа и его кровью, пролитой во спасение рода человеческого, и матерью его, благословенной девой Марией и чистейшим млеком Девы, грудью которой, наполненной с неба, питался и вскормлен был сам господь наш Иисус Христос, да удостоит твое превосходительнейшее величество, утишив бурю своего негодования, отвратить, наконец, бич мщения от нас и нашего Ордена и не стремиться навсегда уничтожить наш Орден после того, как ты достаточно смирил нашу спесь и заносчивость. Мы же ныне и впредь будем удовлетворены, если твоя милость соизволит выслушать наши просьбы, и открыто признаем, что мы и наш Орден получили от твоего величества вечное благодеяние, если твое превосходительство, приняв земли Померании, Кульмскую и Михаловскую с их замками, городами и селениями (по праву, составу и принадлежности входящие в твое Польское королевство и из-за которых часто возникала война между королевством и Орденом), оставит Ордену земли Пруссии, приобретенные от варваров кровопролитными войнами и вашего польского народа и прочих католических народов, чтобы Орден крестоносцев, основанный для защиты христиан от язычников, не оказался полностью искорененным в прусских областях. [328] Когда это посольство и просьба командора Генриха фон Плауэна были доложены большому совету, [329] то, ввиду того, что в этой просьбе подозревали больше коварства, чем смирения, мнения князей и вельмож разошлись: постоянные удачи лишили советников способности вынести правильное решение; они не взвесили того, что чреда вещей скоротечна и переменчива и что никогда счастье не благоволит только одной стороне. Предложение понравилось советникам меньше, чем королю, так как советники считали, что замок Мариенбург не вынесет долгой осады и что, если Ордену крестоносцев оставить землю Пруссии, то он будет опять стремиться при случае завоевать земли, от которых отказывался: жадность получить больше, чем предлагали, вела поляков по неверному пути, и они следовали человеческой слабости. Также и король Владислав, веря, что удачи последуют одна за другой, в надежде приобрести большее потерпел крушение даже в том, что ему предлагалось. Великое счастье поражает слепотой умы людей! Ведь именно эти счастливые успехи и победа, одержанная в битве под Грюнвальдом, побудили короля Владислава вознестись заносчивостью победителя, согласиться на ответ слишком высокомерный для победоносного короля. Итак, было решено дать Генриху фон Плауэну ответ такого рода, по повелению короля объявленный ему Збигневым из Бжезя, маршалком Польского королевства: «Если бы ты, — сказал он, — командор Генрих, искренне пришел просить мира, то не определял бы нашему королю того, что по божескому и человеческому закону всегда принадлежало королю и его королевству и что возвращено ему после законной сдачи; тебе следовало бы, конечно, предложить передачу других замков, которые отказываются сдаться, и, прежде всего — Мариенбургского замка; знай, что как те, что уже сдались, так и те, что отказываются сдаться, являются наградой победителю. Итак, королю не за что тебя благодарить. Но если ты покинешь Мариенбургский замок, то король наш будет тебе благодарен за уступку его и после сдачи Мариенбургского замка не откажет Ордену крестоносцев в подобающем возмещении соответственно тому, какое Орден имеет в германских землях». На это командор Генрих сказал: «Значит, это окончательное решение короля и мы не должны надеяться на более милостивое?» Когда же маршалок Збигнев ответил, что объявленные им условия окончательные и что если командору нужен мир, то пусть представит более тщательно обдуманные предложения, командор добавил: «Я надеялся было, что король охотно примет мои справедливейшие просьбы и представления, сжалившись над нашим несчастьем. Впрочем, я считаю, что настоящее посольство и униженные просьбы искупили гнев сил небесных, излитый на нас за нарушение договора, и я вовсе не покину Мариенбургского замка. Мало того, полагаясь на помощь всемогущего бога и заступничество блаженной девы Марии, я постараюсь защитить его всеми силами и не допущу, даже если придется погибнуть, с такой легкостью уничтожения моего Ордена». На этом собравшиеся разошлись, и король вернулся в свой шатер, а Генрих — в Мариенбургский замок. Между тем, как полагали, представление командора Генриха, столь покорное и смиренное, принесло большую пользу стороне крестоносцев, оно искупило, либо смягчило гнев сил небесных, в какой-то мере еще тяготевший над крестоносцами за нарушение договора; королевской же стороне принесло вред из-за гордости. Ответ этот показал, как безрассудно оскорблять кого бы то ни было, пока еще неясен жребий победителя и побежденного до окончания войны. Ведь с того дня счастье мало-помалу перестало благоволить королю и его войску, а дела Ордена стали принимать более благоприятный оборот. Так, через несколько дней враги произвели вылазку из замка, напав на рыцарей земли Велюньской, которые не особенно старательно охраняли бомбарды; им удалось взять в плен одного начальника, многих они ранили и повредили несколько бомбард. Еще немного позднее, когда такую же стражу несла хоругвь князя Мазовии Януша, бомбарда при своем откате ударила в стену сожженного в городе каменного дома; стена, отвалившись, раздавила своей тяжестью двадцать рыцарей, стоявших под ней. Но не только тогда, но и впоследствии неудача сопровождала большинство королевских дел и начинаний, особенно по сравнению с прежним временем, когда королю даровано было великое счастье. В довершение всего в королевском войске развелось такое множество мух от трупов павших лошадей, от кишок домашнего скота, а также от навоза и от гниющей падали, что это не только причиняло тошноту, но и принесло великое мучение войску. Продовольствия же всякого рода имелось великое, почти невероятное изобилие, какого никто не мог бы иметь в собственном доме и хозяйстве; так что ни в чем не было недостатка. Коней почти из всего войска отвели на остров Жулаву, и они паслись подобно диким животным на покинутых жителями нивах селений. Сторожившие их конюхи, входя в дома бежавших поселян, не только подкреплялись и питались. Так как в каждой кладовой было много всякого продовольствия, то, отвозя продовольствие на рынки соседних городов, они выручали много денег, которые отправляли домой, купив себе прежде всего одежды. Во многих селениях Пруссии и Померании найдены были также большие запасы зерна, спрятанного в ямах, которые поселяне заботливо устраивали из-за частых войн. Во время осады Мариенбургского замка польским войском всякого рода продовольствия и всего необходимого было в таком же изобилии, как и в своей стране и в собственных домах, так как по всей Прусской земле царило спокойствие.
328
По поводу предложений Генриха фон Плауэна, приведенных Длугошем, в литературе существуют разные мнения. Большинство не сомневается в их достоверности. Некоторые считают их вымыслом Длугоша, полагая, что если бы магистр действительно предложил отдать Польше Хелминскую (Кульмскую) и Михаловскую земли с Поморьем, мир немедленно был бы заключен.
329
Т. е. королевскому совету в его обычном широком составе, а не тому, из 8 человек, который был избран королем в начале войны.
МАГИСТР ЛИВОНИИ, ЧТОБЫ ПОМОЧЬ В ЗАЩИТЕ МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА, РЕШАЕТ ОСУЩЕСТВИТЬ ЭТО ХИТРОСТЬЮ; ОБЕЩАНИЯМИ ОН СКЛОНЯЕТ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ЛИТВЫ АЛЕКСАНДРА НА СВОЮ СТОРОНУ. ПРИХОДСКИЙ СВЯЩЕННИК ГОРОДА ГДАНЬСКА, ПОКИДАЯ МАРИЕНБУРГСКУЮ КРЕПОСТЬ, ВЫНЕС С СОБОЙ ТРИДЦАТЬ ТЫСЯЧ ПОЛНОЦЕННЫХ ЗОЛОТЫХ ДЛЯ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ СОСЕДНИМ КОМАНДОРАМ, ПРИЧЕМ ПОЛЯКИ НИЧЕГО ОБ ЭТОМ НЕ ПОДОЗРЕВАЛИ.
Магистр Ливонии Герман фон Винткиншенк, намереваясь тайно помочь Мариенбургскому замку, о крайне стесненном положении которого он узнал, прибыл в Прусскую землю с отрядом в пятьсот вооруженных людей; [330] желая остаться незамеченным, магистр расположился в потаенном месте около города Кинсберга. Узнав от разведчиков о прибытии магистра, король Владислав послал против него великого князя литовского Александра, присоединив к силам князя двенадцать хоругвей польских рыцарей. Встретив магистра близ реки Пассарии за Голандом, Александр на следующий день собирался напасть на него. Однако ливонский магистр Герман, рассудив, что лучше служить делу Ордена хитростью, чем силой оружия, просит (как задумал уже давно) князя Александра вступить с ним в переговоры. Получив согласие, он лично прибывает в стан князя и без всяких свидетелей вступает в переговоры и обсуждает с ним условия тайного соглашения. Предлагая Александру отказаться от Самагитской и Судавской [331] земель (из-за которых началась война) и никогда больше не притязать на них, магистр при помощи щедрых посулов переманивает князя на сторону Ордена; ибо князь больше жаждал воссоединения своей литовской родины, чем польской. Итак, заручившись благосклонностью великого князя литовского Александра, магистр отослал свое ливонское войско в замки Бальга и Бранденбург, сам же только с пятьюдесятью всадниками, во главе с князем Александром, двинулся в королевский стан у Мариенбурга, чтобы выполнить обещания и тайный уговор с князем Александром. По прибытии туда он по ходатайству и при содействии того же великого князя Александра, прельстившегося на тайные посулы, получил дозволение вступить в Мариенбургский замок якобы для того, чтобы склонить крестоносцев к сдаче в согласии с требованием короля. Пробыв там несколько дней и проведя переговоры и совещания с Генрихом
330
По сведениям «Хроники» Поссильге, ливонский отряд прибыл под начальством не магистра, а маршала ливонского (Possilge. Chronik, стр. 321), Бернда фон Гевельмана. Магистр был в это время болен.
331
Судавской земли, т. е. земли ятвягов (см. 1387 г., прим. 41), которые у прусов и литовцев именовались «судавы».
332
Польский историк С. Кучинский по поводу последних слов Длугоша замечает, что соблюдение со стороны Витовта своих интересов было совершенно естественным, но отнюдь не означало, что ради них он собирался предать интересы Польши, как изображает Длугош (S. Kuczynski. Wielka wojna, стр. 431).
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ЛИТОВСКИЙ АЛЕКСАНДР ПОД ПРЕДЛОГОМ ТОГО, ЧТО ЕГО ВОЙСКО СТРАДАЕТ ОТ ПОНОСА, СНИМАЕТ ОСАДУ МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА; КРОМЕ ТОГО, ВОЗВРАЩАЮТСЯ ДОМОЙ И КНЯЗЬЯ МАЗОВИИ.
Приближался день рождества владычицы нашей девы Марии, (8/IX) приходившийся в понедельник; Александр, великий князь литовский, подбирал различные предлоги и уловки, благодаря которым мог бы возвратиться со своим литовским войском в Литву, сняв осаду Мариенбургского замка. Князь утверждал, в частности, что войско его страдает поносной болезнью от непривычной ему изысканной пищи и что если в скорости не уйдет, то недуг распространится еще больше; хотя это и было правдой, однако при добром желании эту болезнь можно было пресечь простыми средствами. И хотя Владислав, король польский, старательно путем множества посулов пытался отговорить князя от его намерения, но, в конце концов, видя перемену его настроения и неискренность, разрешил князю уйти со всем войском. Получив это королевское разрешение, Витовт выступил со своим войском в четверг после рождества святой Марии и снял осаду Мариенбурга. Однако князь не решился идти без сопровождения королевского отряда, боясь нападения ливонцев или других крестоносцев и их наемников. Вследствие этого король Владислав предоставил ему шесть хоругвей своих войск из поляков; проводив князя до пределов Литвы, королевский отряд возвратился невредимым к осадному стану. [333] Несколько позже ушли также мазовецкие князья Земовит, Януш и Земовит младший со своими войсками. Король, однако, с остальными войсками своего королевства, численность которых после ухода князей Литвы и Мазовии, конечно, уменьшилась, продолжал осаду. Таким образом, крестоносцы с целью отвратить осаду Мариенбургского замка и предстоящий в скором времени его захват, если бы осада продолжилась, подали князю Александру-Витовту небезосновательную надежду на возвращение Самагиттии. К этому князь с великой жадностью стремился, причем его надежда не расходилась с действительностью; прельстившись этой приманкой, Витовт переменил свое настроение и волю и задумал бросить осаду и, прекратив войну, уйти домой; Витовт стал не тем, чем был прежде. Кроме того, князь Витовт начал сильно опасаться за свое положение: как бы король, мирным путем овладев всей Пруссией, не лишил его литовского княжения.
333
Своим сообщением о том, что Витовт не решился идти без охраны, Длугош сам опровергает выдвинутое им выше обвинение Витовта в измене и заключении тайного соглашения с крестоносцами. Видимо, Витовт отверг сделанные ему предложения, и на этом основании опасался нападения на свое войско и на себя лично со стороны крестоносцев.
ПОЛЯКИ, ОСАЖДАЮЩИЕ ЗАМОК МАРИЕНБУРГ, ОТВЕРГАЮТ СГОВОР С ЧЕХАМИ О СДАЧЕ ЕГО ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ, СЧИТАЯ ЭТО ПОСТЫДНЫМ.
Между тем чешские наемники, защитники Мариенбургского замка, видя, что осада затягивается надолго, встревоженные этим, завели с Владиславом, королем польским, через посредство чеха Яська Сокола, королевского рыцаря, сношения и переговоры о предательской сдаче Мариенбургского замка; уже король и предатели условились, что в ту ночь, когда они будут нести стражу, откроют ворота и впустят королевское войско в замок; в награду за предательство они получат после того сорок тысяч флоринов и полную безнаказанность. Однако, когда это дело рассматривалось тайным советом, то королевские советники признали нечестным и постыдным захватывать неприятельские замки обманом, коварством, предательством и золотом, когда имеется оружие, которым без стыда для себя и для кого-либо другого можно их завоевать; и переговоры о захвате Мариенбургского замка подкупом, которым, как мы видим, очень часто пользовались и честные воители, прекратились.
РАЗЛИЧНЫЕ МНЕНИЯ О СНЯТИИ ОСАДЫ МАРИЕНБУРГА.
После этого в королевском стане распространился возникший по ложному представлению слух, будто венгерский король Сигизмунд с большими войсками и силами вторгся в пределы королевства Польского, истребляя все грабежами и пожарами. Этот слух сломил мужество королевского войска, и оно стало проявлять склонность к возвращению; и среди вельмож было немало таких, которые настойчиво советовали отступить. Сильно пораженные этим новым обстоятельством и слухами о нем, рыцари и горожане Пруссии, в необыкновенном рвении и любви к Владиславу, польскому королю, приходят лично к нему и убеждают его светлость ни за что не прерывать осады Мариенбургского замка, так как, говорят они, продолжая осаду и овладев замком (что, должно надеяться, произойдет скоро), король впервые вкусит плоды своей победы; если же он не овладеет замком, то потеряет их, так как все замки и города, признавшие его власть, снова возвратятся в подчинение крестоносцам и Ордену. Когда же король Владислав стал ссылаться на недостаток денег, из-за чего наемные рыцари стали ему в тягость, и он заявил о намерении вернуться в Польшу для сбора денег, то прусские рыцари и горожане дали ему, без сомнения, здравый совет: именно обложить все прусские города побором; тогда у него будет достаточно денег не только на расплату с наемниками, но и для войны и продолжения осады. Однако король, чтобы в самом начале своего правления не обидеть прусские города, верность и преданность которых была еще шаткой, и не нарушить их прав и тем не побудить их к отпадению, предпочел воздержаться от обложения их побором. Ему внушали также и другой, столь же отличный совет: пожаловать замки и города в Пруссии и в землях Кульмской и Померанской, которые предались его светлости, наемным рыцарям; последние со своей стороны заявили, что охотно примут этот дар взамен жалованья, которое им причитается, и во всяком случае будут упорно продолжать осаду Мариенбургского замка. Однако король не счел заслуживающим одобрения и этот, хотя и весьма здравый совет, из опасения, что наемники будут в тягость прусским горожанам и поселянам или станут грабить их имущество, или же, подкупленные деньгами, начнут сговариваться с врагами о возврате им городов и замков. Таким образом, Владислав, король польский, в заботе о чужих тяготах был вынужден впоследствии испытать на себе самом и на своих людях еще большие трудности. Из всех же королевских советников никто с таким упорством не настаивал, многократно и ясно высказывая свое мнение, на продолжении осады Мариенбургского замка, пока последний не удастся взять приступом или заставить сдаться, как Миколай, подканцлер Польского королевства; Миколай утверждал, что в случае снятия осады тотчас же наступит много тяжких и горьких невзгод и ударов для короля и королевства; не довольствуясь одними советами и настояниями, подканцлер сопровождал их слезами и вздохами. Напротив, никто из всех вельмож с большей горячностью и усердием не убеждал снять осаду и возвратиться по домам, как Енджей из Тенчина, войницкий каштелян; он и склонил в пользу своего мнения большинство рыцарей и знати, будучи увлечен любовью к Анне из Красника, дочери подскарбия Польского королевства Дмитрия, [334] которую страстно любил.
334
Дмитрий из Красника — то же, что Дмитрий из Горая (см. 1386 г., прим. 2).
ОСАДА МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА СНИМАЕТСЯ.
Владислав, король польский, неохотно, после многократных и весьма враждебных напоминаний наемных рыцарей, а также сдавшись на настоятельные убеждения и некоторых своих вельмож, решает, не овладев Мариенбургским замком, снять осаду. И хотя король велел хранить это решение в тайне, строго о нем умалчивая, однако молва об этом тут же распространилась в войске, а осажденных ободрила, доставив великую радость. Итак, в ближайшую пятницу, перед праздником святого Матфея, девятнадцатого сентября, напрасно не послушавшись полезного и здравого совета прусских рыцарей и горожан, король предал свой стан огню. Уже на полпути к славе, он отступает, сняв осаду и возвращается на родину скорее в обличии побежденного, чем победителя. Это было явлено и ему самому в час его отступления зловещим знамением: когда королю подвели cziszawy, его коня, [335] на котором он восседал в день великой битвы, конь громко заржал и начал рыть копытами землю; когда же король уже вкладывал ногу в стремя, конь внезапно упал, испустив дух, роковой смертью своей знаменуя, что с отказом короля от осады Мариенбургского замка радостям и удачам, до сих пор сопровождавшим короля, придет конец. Ведь было несомненно и даже совершенно несомненно, что Мариенбургский замок по прошествии одного лишь месяца перейдет под власть короля, так как осажденные из-за недостатка продовольствия (хотя оно готовилось на этот случай много лет) были вынуждены есть поджаренную пшеницу. От этой нездоровой пищи люди заболевали поносной болезнью, страшной заразой, от чего ежедневно многие погибали. Будучи не в силах сносить столь пагубный недуг, все защитники приходят к командору Генриху фон Плауэну и рассказывают о своем бедственном положении; они объявляют, что не будут терпеть тягот дальнейшей осады; ввиду неминуемой смерти, от которой они постепенно все погибнут, они покинут замок. Устрашенный этим заявлением, командор Генрих раздает осажденным несколько тысяч золотых [флоринов]; при этом он настоятельно упрашивает их продержаться только пятнадцать дней, уверяя, что по достоверным сведениям польский король вскоре снимет осаду. Просьбы и раздача денег смягчают осажденных, и они договариваются выдерживать осаду еще пятнадцать дней под тем, однако, условием, что по истечении этого срока они получат полную возможность сдать замок польскому королю. И вот, не прошло еще этих пятнадцати дней, как Владислав, король польский, отступил, хотя его отговаривали и порицали за это вернейшие советники, сопровождая уговоры стенаниями и слезами; столь легкомысленное и достойное сожаления отступление омрачило вечную славу королевских побед. Тогда впервые стало ясно, что король, разбив врагов, не сумел использовать победу и благоприятное время, и это отступление повлекло за собой много ужасных и пагубных войн. Енджея из Тенчина, каштеляна войницкого, считали главным виновником этого отступления. Пользуясь немалым влиянием среди рыцарей и простых воинов, он легко внушил стремление уйти многим из круга рыцарей, жаждавших снова увидеть своих жен, дома и детей, выставляя предлогом, будто венгерское войско выжигает и опустошает краковские и сандомежские земли.
335
«Czisawy», его коня, т. е. гнедого его коня (см. выше, прим. 131).
Также и прочие польские советники (преимущественно те, которых князь Александр-Витовт, как уверяли, подкупом или обещаниями склонил к этому) приложили немало стараний убедить короля как можно скорее снять осаду Мариенбургского замка. Таким образом, польза государственная, как весьма часто бывает, была принесена в жертву личной выгоде; король же польский Владислав решал все военные и гражданские дела, по недостатку энергии и вялости ума, не своей, а чужой волей.
ПРИ ВОЗВРАЩЕНИИ КОРОЛЯ ВЛАДИСЛАВА ПОСЛЕ ОСАДЫ МАРИЕНБУРГСКОГО ЗАМКА ЕПИСКОП ПОМЕЗАНСКИЙ ВСТРЕЧАЕТ ЕГО ВМЕСТЕ С ДУХОВЕНСТВОМ И ГОРОЖАНАМИ.
Владислав, король польский, отступая после осады Мариенбургского замка с войском, отягощенный всевозможной добычей, в тот же день прибывает в Квидзин. Остановившись по пути в замке Штуме и прослушав там обедню, он отдает замок в держание рыцарю Енджею Брохоцкому, оставив в помощь нескольких своих придворных, опытных воителей, а именно: Ганка Хелмского, Канимира из Туховиц, Яна Голого, Пакоша Быстшановского, Петра Цебровского, Беняша Говожинского, Бартоша из Трембовли и других. После отступления короля из Пруссии они нанесли столько потерь крестоносцам в Мариенбурге в неожиданных стычках, нападениями и опустошениями не давая им покоя, что даже захватили однажды десять тысяч флоринов, отправленных крестоносцами для уплаты жалованья наемникам, перебив при этом много сопровождающих.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
