Гукюн
Шрифт:
У Рина нет конкурентов, за последний год только двое, кроме него, посещали спальню господина несколько ночей. Альфа повторно никого больше не звал. Джиу, очаровательную девушку, проданную в гарем два года назад и успевшую побывать в постели Гуука больше десяти раз, Рин отравил. Гуук тогда особо сильно не горевал, но повара казнить приказал. Сария, верная шавка Рина, и последний скорее готов терпеть ее в постели своего альфы, чем кого-либо ещё. После смерти Джиу девушки и омеги от страха особо в постель господина не стремятся или, может даже, себя в полной мере не показывают. Рин живёт припеваючи и ни о чём не беспокоится. Не беспокоился. Девушка, которую Гуук привёз из Мираса, Рину не нравится. У него уже нюх на потенциальных конкурентов, и как бы он себя не убеждал, что мелкая девчонка ему не угроза, чувство тревоги внутри не затыкается. Теперь, после смерти Риала, оно вообще Рину спать не даёт. Омега по несколько раз допрашивал слуг, проводивших девушку из Мираса в покои господина, и хотя не особо сильно понял, почему погиб Риал, но догадывается, что из-за нее.
Первая неделя в качестве прислуги для Юны проходит сущим адом. Бао оказывается пятидесятилетним обозлённым на весь свет альфой, который не считает прислугу людьми, а его любимым занятием является издевательство над ней. Бао подчиняется весь обслуживающий персонал дворца, начиная с поваров и заканчивая садовниками. Если покойный Риал называл себя богом гарема, то Бао оказался дьяволом прислуги. Он не просто наказывает прислугу за нарушения, он будто делает это для собственного удовольствия. Наказание для альфы целый ритуал. Бао заранее требует вынести своё кресло на задний двор, берёт в руки чашу кумыса и с удовольствием наблюдает за тем, как очередной несчастный получает палками тяжёлые удары, притом не всегда заслуженные. К причинам ненавидеть Гуука у Юны добавляется ещё одна – вседозволенность управляющих среднего звена, которым альфа эту власть дал. Короткий диалог с Бао, скорее монолог последнего, произошёл с Юной в ее первое утро в крыле прислуги. Мужчина долго, в презрении скривив губы, рассматривал девушку, а потом, почесав жирный подбородок, заявил:
– Не работаешь – не ешь. Плохо работаешь – не ешь. Не выполняешь приказы – наказание. Ослушаешься – наказание. Будешь продолжать так на меня смотреть – наказание.
В первый же день Юну отправили на задний двор в конюшню помогать ещё четверым слугам её чистить. На заднем дворе дворца помимо конюшни находятся бараки для слуг, где они живут, скотобойня и летняя кухня. Господа в эту часть двора не заглядывают.
Такой огромной конюшни и настолько красивых лошадей Юна не видела ни у отца, ни у Джисона.
– Большая часть в походе с хозяевами, – прислоняется о черенок лопаты симпатичный молодой парень лет двадцати. – Ты ещё не видела Маммона, Хана и Дамира. Увидишь, дышать перестанешь.
– Это кони Дьявола? – поднимает на него глаза вычищавшая денник девушка.
– Маммон – конь хозяина, Хан принадлежит господину Хосрову, а Дамир господину Арслану. Ты откуда? Не похожа на местную. Меня Дунг зовут.
– Из Мираса. Юна, – бурчит девушка и переходит к следующему отсеку, показывая, что не заинтересована более в диалоге.
Уже ко второй половине дня Юна еле разгибает спину. Не привыкшая к физическому труду девушка, которая вечно жила в окружении прислуги, еле передвигает ноги и мечтает рухнуть где-нибудь и заснуть. Желательно вечным сном. Когда объявляют обед, Юна с трудом доползает до столовой для прислуги и с таким аппетитом поедает гороховую похлёбку, будто перед ней зажаренный ягнёнок. Замечаний Юна не получает, исправно делает свою работу и старается не навлекать на себя гнев смотрителей. Спит девушка ещё с четырьмя прислугами в одноэтажном бараке, в котором около тридцати крохотных комнаток. Стены и пол комнат покрыты глиной. В каждой комнате висит по фонарю, один сундук в углу для складывания одежды и узкие кровати у стен.
Слуги просыпаются до рассвета и собираются во дворе, где назначенные Бао люди, они же смотрители, распределяют кого куда. Смотритель за конюшнями, чьё имя Юна не запомнила, вечно пропадает в сарае, где хранятся садовые принадлежности, то с одной девчонкой, то с другой, работников не достаёт, и хоть в этом Юне везёт. Юна всё ищет поводы и часто на передний двор ходит, лазейки высматривает, идею о побеге не оставляет.
К концу недели Юна впервые присутствует на исполнении наказания, когда одного несчастного альфу, разбившего поднос с посудой, бьют палками на заднем дворе при всех. Юна смотрит в землю, отказываясь наблюдать за муками несчастного, но его крики всё равно рвут барабанные перепонки и не дают сконцентрироваться. Когда наказание заканчивается, Юну вызывают на кухню к Бао, где тот обычно и проводит большую часть своего времени.
– Поработаешь теперь во дворце, будешь мыть полы, отвечаешь за коридоры. К концу недели будешь на замене обслуживать гарем. Всё понятно? – чавкая, поглощает пищу мужчина.
– Найдёте пылинку и выпорете? – зло спрашивает всё ещё не отошедшая от наказания во дворе Юна.
– О нет, порка – самое легкое наказание, – гогочет Бао. – У меня фантазия куда обширнее. Будешь вот так со мной разговаривать, мы по пунктам весь мой список пройдём. Прислуга не те люди, с которыми надо мягко и нежно, они только язык силы понимают. Дай им волю, и обленятся, а потом меня же прирежут, поэтому и держу всех в ежовых рукавицах. Ты слишком мала, чтобы это понимать. А теперь дуй работать.
– А вы пробовали с ними, как с людьми? – не сдаётся девушка.
– На порку нарываешься? – откладывает в сторону бокал вина и зло смотрит на нее альфа. Юна, повернувшись, покидает кухню.
***
Вторая неделя в роли прислуги подходит к концу. Юна обошлась без наказаний, но сильно похудела из-за недоедания и непосильного труда. С самого рассвета и до глубокой ночи она не может найти даже пару минут присесть. Она сперва бежит в конюшню, потом убирать сад, оттуда на кухню мыть посуду, снова конюшня, уборка заднего двора после приготовления еды, опять посуда.
Сегодня вместо кухни Юна обслуживает обитателей гарема, которые нежатся под лучами весеннего солнца у бассейна, но в воду нырять из-за холода не осмеливаются. Юна несёт к бассейну поднос, нагруженный бокалами щербета, и вновь бежит обратно, теперь уже за сладостями. Пока она, петляя по коридорам, идёт к бассейну из кухни, ее нос щекочет запах разложенной по подносу в руках свежей выпечки, и она, глотая слюну, с трудом сдерживается, чтобы не съесть хотя бы одну. Юна боится, что, если кражу обнаружат, ее накажут, и не рискует. Вчера одного из парней били палкой по рукам за то, что он потянулся за хлебом раньше, чем смотритель разрешил приступать к еде. Юна раскладывает блюдца со сладостями на столики у воды, усиленно игнорирует направленные на нее презрительные взгляды и шепот, напоминающий шипение змей.
– Каким же надо быть страшилищем, чтобы, только увидев тебя, господин решил, что вы с навозом идеальная пара.
– А гонора-то сколько, оно и понятно, ты ведь себя в зеркале никогда не видела.
– Может, покойный Риал спутал и вместо шута тебя в гарем взял?
Юна слышит всё, но уговаривает себя не реагировать, глаз с пола не поднимает.
И только Рин молчит. Он, перекинув ногу на ногу, сидит на низком лежаке и задумчиво за всем наблюдает. Этот громкий гогот и смех раздражают Рина. «Глупые девчонки, которым только брось кость, и они, даже не разобравшись, по зубам ли она им, сразу же на неё накинутся. Господин выслал ее убирать навоз в наказание, но за что он ее наказывает? Почему не наказал так же, как и всех? Почему не выпорол прилюдно? Кто тут кому что доказывает, а главное, зачем? Эта девчонка та, из-за кого убили Риала. Сама девчонка при этом жива. Что-то не сходится. Что-то здесь не так», – думает озадаченный Рин. Омега решает, что он ее разгадает, а пока просто понаблюдает.