Гусариум (сборник)
Шрифт:
– Добрый вечер, месье Ферро, – сказал я. – Увы, но бал окончен. Вы опоздали.
– Русские?! Откуда тебе известно мое имя?
– Вам привет от господина Савиньи… И от его величества.
Ферро растянул губы в улыбке:
– Значит, у них ничего не получилось? Я в этом не сомневался…
– Переписывать историю – неблагодарное занятие, месье Ферро. Как ни старайся, старушка Клио оказывается сильнее.
– Лучше жалеть о том, что сделано, – ответил Ферро, – чем о том, что не сделано. Тем более что я никогда не жалею о своих поступках.
Не
– Хотите сказать что-нибудь напоследок? – осведомился Ферро.
Конечно, я хотел. У меня на такой случай была в запасе пара неплохих фраз.
Но не успел я разлепить губ, как ночь раскололо надвое оглушительное «Ура-а-а-а!».
А следом раздалось знакомое, торжествующее:
– Хузары, круши!! Руби в песи!!
Черная тень – всадник с нацеленным вперед клинком – сшиблась с Ферро.
Клинки зазвенели, заскрежетали, рассыпая искры. Бешено ржали кони. Круговерть боя, пляска смерти закружила окрест нас.
Из дыма неслись, размахивая саблями, гусары в зачехленных киверах и шинелях, казаки с шашками наголо, с пиками наперевес – башкиры и киргизы в своих характерных шапках и халатах…
Всё кончено было в считаные минуты.
Французы, рассеянные по полю партизанами, спешно бросали ружья, поднимали руки, сдаваясь.
Денисов подъехал к нам. В одной его руке была обнаженная шашка, в другой – знакомый черный ментик с золотыми шнурами. Вытерев им клинок, он бросил его на землю.
Темные волосы командира развевались, меж ними плескала, будто крошечный стяг, тонкая седая прядь.
– Вы дурно выглядите, господа, – сказал он.
– Василий Давыдыч, мы… – Я закашлялся, покачнулся. Еремеев поддержал меня за плечи.
– Доложите после, – сказал Денисов, пряча шашку в ножны. – Похоже, что доклад этот займет много времени… Беркутов, рому им!
Митенька спешился, побежал к нам, на ходу раскупоривая флягу.
Денисов смотрел на полыхающий монастырь. В зрачках его плясали отблески пламени.
– Глядя на вас с хорунжим, можно предположить, что вам пришлось драться с самим чертом.
Я отпил из фляги, почувствовал, как по жилам растекается благословенное тепло, передал флягу Еремееву:
– Так всё и было, господин подполковник.
– Верно, – отпив из фляги, сказал Еремеев. – Жаль, шляпы у него не прихватил. Всё сгорело… А без шляпы-то, кто мне теперь поверит?
Появился Гельнер с саквояжем, принялся осматривать наши раны, хлопотать, перевязывать.
Денисов втянул ноздрями запахи пожарища, поведя шеей, расстегнул тесный воротник.
– А хоть бы и с ним, с самим чертом, – негромко сказал он. – За Россию-матушку и супротив него – в радость… Молодцами, Вихров! Беркутов, приведи коней нашим героям… Мы возвращаемся. Нынче мы будем праздновать, господа! Закатим истинный пир!
– По какому же случаю пир, Василий Давыдыч? – спросил я, аккуратно поглаживая поломанный бок, морщась от боли.
– Прибыл курьер из Калуги, – Денисов дал
Александр Свистунов. Русский гамбит
Хроники войны 1812 года
22 сентября 1812 года
Уж полночь близится, а Бонапарт не спит. И дождь стучит отчаянно по крыше. Но этот шум приятней, чем дневная канонада, разрывы ядер и стоны раненых.
Выходит к нам Пьер Дежан, адъютант Наполеона.
– Не спит? – спрашиваю и вежливо покашливаю.
– Его величество размышляет, – отвечает он с важностью.
Я с пониманием киваю, нельзя мешать императору Франции.
– Будем ждать? – обращаюсь к моему дорогому соратнику Де Брюни. – Жан-Батист, предлагаю выйти в соседнюю избу и откупорить шампанского, что ли, бутылку или чего покрепче, чтобы согреться.
– Извольте, мосье Д’Обержон.
Антуан Виктор Огюстэн Д’Обержон – это я на сей момент. Полковник французской армии, застрявший в глуби огромной России в маленьком никчемном городке Малоярославце. Как мы бились при Бородино! Как львы! Как раненые звери! И не одолели русских. И почему было не взять Москву? Нашему львиному войску необходим отдых и почетный мир с русскими. Русские отличные солдаты. Они превосходно пополнили бы нашу армию. С русскими мы бы завоевали Индию. Но император рассудил по-иному. Наша армия вместо Москвы взяла Малоярославец. Теперь ждем подкрепления и будем разворачивать войска на Санкт-Петербург. Там русские запросят пощады. Но это еще когда будет. А пока русские осаждают нас со всех сторон. А мы тут стоим, мерзнем при этой варварской погоде и устало огрызаемся на их непрерывные атаки.
Солдаты генерала Ермолова здесь, под Малоярославцем. Корпус Раевского тоже движется к нам. Разведка доносит, что сам русский фельдмаршал Кутузов за Раевским развернул русскую армию. И три баталиона италианцев уже не очень хотят сражаться за нашего любимого императора. И поляки устали воевать, но мы все ждем прибытия второй армии, собранной Марией Луизой Австрийской. Еще четыреста тысяч французов, поляков, италианцев с боями движутся через Пруссию. Этих птенцов необученных еще долго в наших войсках будут звать Марий Луизами.
А ведь грядет новая большая битва. И мы, французы и русские солдаты, покроем себя славой под стенами Малоярославца.
Но у нас, доблестных вояк старой гвардии, сегодня в ночь, другая битва.
Ермолов расположил против главных ворот города батарею в сорок орудий. Ровно в полночь, через три минуты он даст залп, и в атаку пойдут роты полковника Никитина. Это наш шанс.
Де Брюни всё понял буквально. Он уже разлил шампанское в фужеры и кромсает неочищенный апельсин штыком, который отнял у адъютанта. И где он только взял фрукт среди снежных пампасов России? У Наполеона позаимствовал? Из Марокко, наверное, прислали.