Гусарские страсти эпохи застоя

Прокудин Николай Николаевич

Лейтенант с тяжелыми предчувствиями косился на коричневую офицерскую сумку, прокручивал в голове уголовный кодекс, недовольно хмурясь: статья номер..., хищение взрывчатых веществ. От... лет, до... лет. В сговоре с группой лиц (двое уже группа!)... еще больше. Ох! Ну, вечно скотина Шмер, втягивает меня в какую - ни будь историю!" Мишка с утра вновь обильно намазал мочки ушей зеленкой. Это стерва- Наташка ему вчера их так натеребила, что они стали как локаторы и пошло раздражение. "Шмер - шумер, с зелеными ушами!" А может он действительно шумер, и вовсе

не немец, а типичный азиат. Больно хитрый для немца и не педантичен. Буду называть его "шумером"....

Следующим вечером Шмер шел знакомой дорожкой уже без излишнего возбуждения и блеска в глазах. Появились опасения, а вдруг, каналья Мирон, объявится, раньше срока? Мишке, и того вчерашнего "музицирования" хватило б на неделю вперед. Но, дама сама требует повторения, пустилась на мелкий, пакостный шантаж, что ж придется проделать дубль номер два. Сбивчивые мысли хороводили в мозгу старшего лейтенанта мешая, сосредоточится. Взводный в последний раз попытался увильнуть от мероприятия:

– Никита! Боюсь, у меня сегодня ничего не получится. Нет необходимого настроения. Может, ты за меня сходишь?

– Вот уж дудки! Сам затеял, сам расхлебывай!
– отрезал Никита.
– Настроение поднимется, будь уверен. Наташка на столе голышом станцует, и дело сразу пойдет на лад. К тому же, она требует обоих!

Шмер нес бутылку шампанского даме, а пузырь водки для себя лично. Он грустно поплелся дальше по знакомой тропе, понимая, что, "не потеряв лица", отвертеться от оргии не получиться. А идти страсть, как не хотелось. Очень уж опасался Мирона. В первую ночь ни кого не боялся, потому что похоть уже на горло давила, и мозги не работали, а вот сегодня, начал размышлять, проснулась осторожность.

Хозяйка встретила взводного, как и вчера, ласково. Гость быстро разделся и без прелюдий был увлечен в кровать. Через пятнадцать минут "разрядившись", Мишка закурил, а Натаха откупорила бутылку шампанского, стрельнув в потолок и слегка полив пеной свою распутную фигуру, от коленок до глаз. Шмер, вымолвил, что-то похабное, затем схлебнул с груди Наташки шампанское, и потянулся к водочке.

– Эй, поставь на место бутылку!
– прикрикнула Наталья.
– Сейчас напьешься, расчихаешься, станешь вялым и опять заснешь. Так дело не пойдет, "зеленоухий" ты мой!

Хозяйка возлежала на подушках, обнаженная, прекрасная, и наглая. Михаил, хотя лицезрел, это тело не в первый раз, пялил на него глаза без отрыва. А как посмотрит внимательно пару минут, так вновь желание восстанавливается.

А поглазеть было на что! Породистая зараза! Задница и бедра загляденье! Грудь, что у скульптуры Венере! Бедра крепкие, живот тугой, пальцы и руки холеные, ноги стройные. Длинные, вьющиеся волосы, спадали до плеч, зеленые глаза нахально пронзали обоих ухажеров. Пухлые губы призывно что-то шептали. Красивый рот без дела тоже не простаивал. Хороша, ох, хороша! Русалка, ни дать, ни взять, как есть русалка, только без хвоста. Взять бы да утопить ее к чертовой матери, ведьму! Чтоб не соблазняла и не кружила голову....

К пяти утра, блудница вновь выставила измочаленного любовника за дверь, и заперлась на щеколду. На не твердых ватных ногах он добрел до мансарды друга и рухнул, не раздеваясь на диван, сразу провалившись в беспамятство.

В девятом часу вестовой Кулешов разбудил "донжуана" и проводил на службу. Наконец офицеры, впервые крепко задумались над ситуацией. Как всегда: вначале было дело, и лишь потом мысль.... В канцелярии Мишка закурил "Приму", машинально теребя любимые оттопыренные уши, а Никита, посмотрев на него критически, заявил:

– Ты как хочешь, а я больше шалить тебя не пущу. Неуловимого мстителя из тебя не получается, ты устал! Здоровье ведь дороже. И жизнь мне еще мила, подумают что я вместе с тобою шастаю по ночам! Смотри: рожа бледно-зеленая, глаза впали, синюшные засосы на шее и груди....

– Дык, Наташка велела опять приходить. Ты поглянь, как она на мою компанию запала, даже в город на заработки не ездит, и денег не берет.

– Брось говорить ерунду, скорее всего, просто в вертепе "переучет". Или выходные девкам дали, - усмехнулся лейтенант.
– Нет, бери паузу, сегодня не ходи. Скажи ей, что в наряд поставили.

Ромашкина спасло командование: внезапно поступило распоряжение убыть в столицу республики на занятия заместителей командиров рот и батальонов. Рахимов дал на сборы, подчиненным, пол часа. По пути Никиту и Колчакова позвал к себе на чай Хлюдов. Молодые лейтенанты ни с кем прощаться не собирались, но капитан хотел получить указания жены, чего привезти из столицы республики.

– Чайку-кофейку попьете, пока я собираюсь, оттуда сразу на остановку рванем!
– предложил Володя.
– И моя Ирка при гостях бубнить не будет, что пью в командировках и безобразничаю, да баб щупаю.

Вовка Хлюдов, бабник, красавчик, и картежник, страшно боялся своей жены. Шагу не мог сделать, что б не спросить у нее совета. Наставление он получал, а уходя, тотчас его забывал, за что позднее получил по заслугам. Но вновь и вновь советовался с супругой во всем.

Ирина встретила лейтенантов и мужа лежа поверх постели, со стаканом вина в руке и сигаретой в губах. Из спальни, со второго этажа, юркнула мимо в полупрозрачном пеньюаре, молодая стройная длинноногая девчушка. Накинуть сверху что-нибудь из одежды, она и не подумала. Колчаков проводил ее долгим голодным и жадным взглядом, девица в ответ состроила нахальные глазки, и нагло облизнула красивые губы. Вадик сглотнул слюну и поперхнулся.

Вовкина супруга, задумчиво курила, глядя в телевизор с приглушенным звуком. На прикроватном столике стояла бутылка шампанского и второй наполненный бокал на длинной ножке.

– Любимая моя, опять ты в меланхолии? Я уезжаю на денек в Ашхабад, чего привезти?

– Триппер! Бери пример с Чекушкина, он его коллекционирует!
– хмыкнула ехидно Ирка.
– Отстань, постылый, надоел! Хочу в Москву. Обрыдли мне твои пески и этот дрянной гарнизон!

– Ну вот, опять ты за свое! Я верен тебе, как Отелло!