Гусарские страсти эпохи застоя

Прокудин Николай Николаевич

– Ах вы чурки проклятые! Опять наших баб портите и насилуете!
– Никита бросился на азиатов. В правой руке был тяжелый портфель Ашота, им он с размаху въехал в голову ближайшему. Низенькому толстячку, стоящему спиной к лейтенанту был отвешен мощный пинок в промежность, а левому с неудобной позиции не ловкий удар, левой рукой в челюсть. С этим высоким худым туркменом они и сцепились в борьбе. К счастью аборигены были тоже пьяны. Тот, что получил удар портфелем, не удержался на ногах и упал в грязь. Второй после удара упал на девицу и она, получив свободу, тотчас крепко вцепилась в него. На беду лейтенанта компания оказалась

многочисленнее. Был еще водитель. Вот он-то выскочил из машины и мощным, хорошо поставленным ударом, рассекая бровь, сбил с ног Ромашкина. Лейтенант со стоном упал в грязь, и дальнейшее противоборство вылетело из восприятия вместе с уходящим сознанием.

Шмер курил, стряхивая пепел на окрашенные половые доски, и потешался над Ромашкиным:

– Представляешь, Белый, этот чертов замполит, начал качать права и бороться за чистоту славянской расы! Он расист! Матерился, визжал, бросался как раненый лев на стаю шакалов. Ашот его еле утихомирил. Никита вышел впереди нас, а мы за ним буквально через минуту. Спускаемся во двор, слышим шум, гам - драка! И кто же дерется? Наш Никита! Вернее его бьют и топчут. Дрался он только в самом начале. Эти четверо втаптывают замполита в мягкую грязь, все глубже и глубже. Создалось ощущение, что по лейтенанту прошелся асфальтоукатывающий каток. Из грязной черной жидкости виднелся только хлястик от шинели! Признаков жизни, наш романтический рыцарь-герой, не подавал.

Ашот что-то закричал на смеси армянского и туркменского, заматерился по-русски, схватил двоих за шиворот и оттолкнул подальше в сторону. Они вначале хотели огрызнуться, но, узнав мафиози, отпрыгнули в сторону и бросились наутек. Водитель и толстяк запрыгнули в машину, а девка, попыталась забраться в отъезжающие "Жигули", и что-то кричать об обещанной оплате.

Ее отшвырнули от машины и умчались прочь. Грязная, взъерошенная девица материла, на чем свет стоит проклятых офицеров, сующих нос не в свое дело, вернее, к ее телу. Выяснилось, что это была цыганка, подрабатывающая в этом "вертепе". Весь сыр-бор у нее разгорелся только в количестве клиентов. На троих она соглашалась, а четвертого не желала обслуживать ни в какую. Начала рядиться, спорить, вот они без дальнейших уговоров, решили применить силу.

Наш джентльмен вмешался, чертов кретин, борец за справедливость. Вступился за честь дамы, а это не дама, а "всемдама"! И как теперь показаться в городе? Нет точно месяц из гарнизона не выйду, дураков нет! А этому балбесу Ромашкину, я вообще по вечерам рекомендую дома сидеть и забыть про Педжен!

Мужики ржали до колик в животе, над похождениями Никиты, а летеха почесывал бока и осторожно ощупывал бровь.

– Что делать? Как появиться на построении?
– сам у себя спросил Ромашкин.

– Ромашкин, беги за пузырем! Будем раны дезинфицировать снаружи и изнутри!
– рассмеялся Лебедь.

– Отстань, Белый! Я на эту дрянную водку смотреть не хочу!

– А чего на нее смотреть? Не смотри! Пей!
– Хохотнул Лебедь.

– Белый отстань! Не трави душу. Пошел к черту!
– простонал Никита уныло.

В этот момент вернулись бойцы с очищенной формой.

– Ого! Вот это молодцы!
– восхитился Колчаков.
– Шинель и шапка стали даже лучше и чище, чем до того как их изваляли в грязи. Ребятки вы заработали благодарность командования! Теперь - свободны. Шагайте в казарму, замполит оденется сам. И главное, касается всех: держать языки за зубами! Понятно служивые!? Иначе - зубы прорежу!

– Так точно!!!
– гаркнули курсанты и убежали.

Никита еще раз отряхнул брюки и китель, поискал пятнышки на брюках, провел ладонями по шинели, постучал подошвами сапог друг об друга.

– Сойдет! Форма более-менее выглядит, подходяще! А вот морда! Ах, какая ссадина над бровью, какая шишка на затылке! Ухо ноет, губа опухла....

– Надевай вместо шапки фуражку, - посоветовал Колчаков.
– На возьми мою, у нее широкий козырек. Прикроет рукотворное безобразие на твоей физиономии.

Никита подошел к зеркалу, нагнулся и почти прислонился к нему лицом. Вблизи было заметно, что по нему недавно стучали кулаками. Мешки под глазами, легкая щетина на щеках, красные воспаленные глаза, выдавали похмельные муки. Лейтенант отклонился на полметра - стал выглядеть получше. Отошел на три шага - мужчина хоть куда, в полном расцвете сил. Ну, не совсем так, но можно стоять в строю, и не выделяться.

– Эх, где наша не пропадала! Пойдем Мишка, получать порцию взысканий и дендюлей!

– Иди, Донжуан проклятый! Навязался на мою голову! Я что тебе отец-наставник? Еще и койку мою сегодня нагло занял, а я спал на полу. Почему?

– Виноват,- потупил взор Никита.
– Исправлюсь.

– Виноват, он! Ладно, пойдем, буду тебя выручать, - вздохнул Шмер, и друзья побрели под моросящим, мелким дождем в давно опостылевший полк.

***

– Бывает, с каждым может такая история случиться! Помню в Кабуле начальник штаба полка, меня на гауптвахту посадил ни за что! Я ему правду сказал: пил с генералом. А зачем это сказал, и как попался, не помню. Очнулся в камере, а что в ней делаю не пойму!
– рассмеялся Кирпич.
– Мысль даже в голову пришла дурная, а не в плену - ли я у духов?! Вокруг каменный мешок - и тишина! Извини, что перебил, продолжай Никита!

Глава 22.Сладкая месть.

У какого-нибудь злопыхателя, оголтелого пацифиста, или наоборот, абсолютно наивного восторженного и далекого от армии читателя, может создаться превратное представление о ней. Ура - патриот назовет историю пасквилем. Отнюдь. Естественно офицерский корпус - не сборище пьяниц, развратников и сумасбродов, и это не оловянные солдатики, хотя бывают и такие. Военная машина, возможно, сама по себе ржавый бездушный, бессмысленный монстр, но в ней, внутри, служат живые люди. А у них, у каждого есть маленькие слабости. Одни любят женщин, причем всех подряд, своих и чужих. Другие любят выпить, опять же все подряд, что говорит. Третьи обожают охоту, четвертые жить не могут без рыбалки. Пятые спят как сурки сутками, шестые читают литературу и пишут стихи, седьмые продают все что можно, создавая капитал. И так далее, и тому подобное...

Но ввиду того, что события происходили в песках, рыбалки и охоты не было, из основных хобби было три: книги, женщины и водка. Те, кто любил водку - любил водку, а жен этих любителей огненной воды, обожали ценители женского пола. Порой попадались, и такие которые любили службу, дневали и ночевали в казарме. Но этих редкостных экземпляров любили все! Начальство имело их за всякую мелочь, ну а жену службиста, или молодой лейтенант, или туркменский друг семьи. Домой почаще, любезный, надо приходить и уделять внимание супруге.