Гусман де Альфараче. Часть вторая

Алеман Матео

После этого при первой же встрече с дядей, «добрым старцем дон Бельтраном», я завел речь о том, что по вечерам боюсь выходить из трактира, потому что сундуки мои стоят прямо в комнате: два из них с серебром, кое-какими ценностями и деньгами, словом, говоря по правде, тут и вся моя худоба.

Он отвечал:

— Вы сами виноваты, племянник: зачем было поселяться на постоялом дворе, если к вашим услугам дом вашего дяди. Хотя этот трактир считается лучшим в городе, но ни в нем, ни в другом подобном месте нельзя надеяться на безопасность. Вы еще молоды; я же давно живу на свете и должен вас предупредить, что сундуки с ценностями следует запирать крепчайшими замками, а кроме того, иметь запасной

запор, состоящий из нескольких петель и замков: его надо повсюду возить с собой и ввинчивать в дверь своей комнаты. Дело в том, что у трактирщика, его жены, детей и слуг всегда имеются ключи от дверей, и вы оглянуться не успеете, как у вас из-под носа исчезнет все, что не было хорошенько запрятано. Изволь потом судиться и доказывать, что эти вещи твои, лежали там-то и там-то; наведут они тень на ясный день, и пропало все ваше добро. На постоялых дворах вещей не убережешь. Но раз уж вы, по молодости лет, не хотите воспользоваться вашим собственным домом (ибо все, что принадлежит мне, ваше), то прикажите доставить сундуки сюда, а в трактире оставьте лишь то серебро, которое нужно в обиходе, У меня все будет в полной целости и сохранности, под замком, в моем кабинете, и вы сможете спать спокойно.

Я так пылко его благодарил, словно в сундуках моих было на миллион чистого золота, а он в этом и не сомневался: ему уже случалось любоваться на мою красивую посуду, золотую цепочку и другие ценные вещицы, которые я держал при себе, не говоря о деньгах; на те же мысли наводило его мое настойчивое желание спрятать сундуки в надежном месте. С этого предмета разговор перешел на мою женитьбу. Он всячески старался меня убедить, что я уже давно вошел в возраст и если намерен обзавестись семьей, то лишь понапрасну теряю золотое время, ибо к старости жениться — только сирот плодить. Если я не собираюсь посвятить себя церкви, то самое милое дело обвенчаться, не откладывая в долгий ящик. Так будет лучше и для меня, и для моего имущества: ведь даже самые преданные слуги видят вокруг себя слишком много соблазнов — тут и женщины, и карты, и пирушки, и щегольство, да мало ли что еще. Лакейская служба нудная и неприятная, и слуги нередко исчезают, прихватив с собой господские денежки.

Он долго расписывал неудобства холостяцкой жизни, а потом принялся с жаром восхвалять достоинства моей будущей супруги, которая, по его словам, также доводилась ему родственницей по матери и была из семьи благородной, хотя и небогатой; однако последний недостаток вполне искупался ее красотой. К тому же я получал в придачу, как мне удалось впоследствии узнать дочь, рожденную ею по несчастному случаю от одного местного шалопая, который обещал жениться, а потом обманул ее и обвенчался с другой. Невеста моя имела также мать, и вот эти-то сокровища она приносила мне в приданое, не считая будущих детей, которых господу угодно будет нам подарить, ибо должны же быть дети и у сына моей матери.

Я выслушал его речи с благосклонным видом, уверяя, что всякое его предложение для меня лестно и выгодно, но что прежде надо будет съездить в Севилью, чтобы передать моему двоюродному брату по материнской линии бенефиций, о котором я хлопочу, ибо жаль было бы упустить такой доход. Таким образом, я оставил дядюшку в приятном ожидании, подав ему самые радужные надежды.

Мы еще беседовали, когда к нам вошел Сайяведра и, подойдя вплотную, долго шептал мне что-то на ухо, будто рассказывая о неожиданном происшествии. Я спросил его вслух:

— И что же ты ей ответил?

Тогда он тоже заговорил в полный голос:

— А что же я мог ответить? Сказал, что да.

— Напрасно, — возразил я. — Или ты забыл, что мы теперь не в Риме и не в Севилье? Ты поступил очень опрометчиво, взвалив на меня обязательство,

которого я не могу исполнить. Что же делать, снеси ей большую цепь и скажи, что больше у меня ничего нет, да не забудь перед ней извиниться.

Сайяведра воскликнул:

— Ну вот! Как же я поташу на себе цепь в семьсот дукатов чистого золота? Придется взять на помощь носильщика и заплатить за труды.

Я же сказал:

— Лучше вот как сделай: возьми цепь и снеси ее золотых дел мастеру; оставь ее в залог и набери на эту сумму разных драгоценностей по твоему вкусу. Если цепи будет мало, то отдай ему еще что-нибудь и заплати, сколько следует, за прокат. Так будет проще, да и обойдется дешевле. А если всего этого для залога не хватит, то добавь сколько нужно золотыми эскудо. Только так можно поправить сделанную тобой глупость; никакого другого средства я не вижу.

Дядюшка мой, внимательно слушавший наш разговор, спросил:

— Какие вещи вы хотите отдать и за что?

Я же отвечал:

— Сеньор, у кого слуги дурни, тот частенько попадает в дурацкое положение и терпит всяческие неприятности и беспокойства. Здесь находится некая сеньора родом из Кастилии, которая выходит замуж за одного кабальеро, своего земляка. Я знаю обоих и многим им обязан. Она через этого вот моего слугу обратилась ко мне с просьбой ссудить ей кое-какие драгоценности и украшения для свадьбы; но времени так мало, что невозможно успеть все сделать. Подумайте сами, ваша милость, в какое я попал положение: просто ума не приложу, где достать для нее красивые вещи. Ужасно досадно, что этот болван не сумел избавить меня от ненужных хлопот, да еще, чего доброго, сам напросился. Не думаю, чтобы рассудительная женщина могла обратиться за делом заведомо невозможным, а если мой дурень обещал, то тем хуже. Пусть теперь выпутывается как знает.

Тогда старик сказал:

— Не расстраивайтесь, племянник, беда невелика. Вы находитесь в доме, где вам охотно помогут и в более серьезном затруднении.

Я ответил:

— Знаю, сеньор, что мои почтенные родственники готовы во всем мне услужить и не откажут в помощи, если в силах оказать ее. Но, сколько мне известно, женатые люди из нашего семейства не держат у себя дорогих женских украшений; не смею утруждать их просьбами и причинять беспокойство. Обращаясь ко мне, дама, вероятно, рассчитывала получить такие вещи, какие и должны быть у человека моего ранга; но не всегда и не всюду возишь с собой драгоценности, которые не стыдно надеть в столь торжественный день.

— Прекрасно, — ответил он, — не тревожьтесь более об этом и спите спокойно. И я и другие ваши родственники — мы постараемся раздобыть для вас все, что найдем подходящего. А сундуки можете прислать, когда вам будет угодно.

Я почтительнейше поцеловал ему руку и поблагодарил за помощь в самых учтивых выражениях, какие только мог припомнить, превознося до небес расточаемые мне милости. После этого я откланялся и, вернувшись домой, приказал отнести сундуки к дяде, предварительно навесив на каждый по три замка.

Когда тот увидел Сайяведру и двух грузчиков, с трудом тащивших на себе сундуки, прикинул на глаз, каков их вес, определил крепость замков и вспомнил, как я опасался трактирщика, он утвердился в мысли, что сундуки эти содержат бесценные сокровища.

Он спросил Сайяведру:

— А что в этих сундуках?

Сайяведра же ответил:

— Все, что там есть, имеет немалую цену, но самое дорогое — каменья, которые господин мой собирал по всей Италии. Не знаю даже, куда и зачем он думает их везти.