Гвардейская кавалерия
Шрифт:
Глава седьмая
Мехико — город сонный
В положенное время пассажирский самолёт, следовавший из испанской Барселоны, приземлился в международном аэропорту имени Бенито Хуареса [16] .
Получив багаж, Ник прошёл в «службу сервиса» и оформил заказ-квитанцию на доставку чемодана и дорожного баула в гостиницу.
— «Gran Hotel Ciudad de Mexico»? — одобрительно улыбнулась смуглолицая девушка «по ту сторону окошка». — Отличный выбор, сеньор. Практически самый центр города. Все основные архитектурные достопримечательности и музеи рядом.… Надолго в Мехико?
16
Бенито
— Думаю, что месяца за полтора-два управлюсь…
Успешно избавившись от громоздкого багажа, Ник вышел из здания аэропорта.
«За полтора-два месяца он, видите ли, управится», — тут же принялся надоедливо брюзжать ворчливый внутренний голос. — «Деятель легкомысленный и неосторожный…. А кто, спрашивается, будет трижды через левое плечо сплёвывать? А по дереву, так тебя и растак, стучать? Я, извини, не умею…. И девица эта совершенно напрасно улыбалась — с такими-то кривыми и местами «кариесными» зубами. Впрочем, как утверждают знающие люди, в Центральной Америке «зубная культура» традиционно находилась и находится на, отнюдь, не высшем уровне. Даже среди местных богатеев и чванливых аристократов. Мол, исторически так сложилось, плюсом — агрессивный химический состав питьевой воды…. Б-р-р-р! Холодно-то как. А некоторые якобы опытные путешественники кожаный плащ в чемодане оставили, так его и растак…. Градусов четырнадцать, не больше. И свежий северо-западный ветер задувает вовсю. Хвалёные южные широты, тоже мне. Впрочем, Мехико выстроен в горах, на высоте двух тысяч с кепкой метров над уровнем моря, что и объясняет некоторую суровость здешнего климата…».
Он подошёл к ближайшему уличному телефону под светло-серым пластиковым козырьком, снял массивную трубку с металлических рычажков и, предварительно бросив монетку в «платёжную» щель на корпусе аппарата, набрал нужный номер.
— Да, вас слушают, — известил — после серии длинных гудков — мягкий женский голос.
Голос — как голос, но глупое сердце Ника тут же вздрогнуло и, неуклонно подрагивая, застучало, застучало…
— Что же вы молчите? — удивились на том конце телефонного провода. — Говорите, пожалуйста.
— Меня попросили передать вам привет, — с трудом выдавил из себя условную фразу Ник. — Вам, прекрасная сеньора, а также и вашему отважному мужу.
— От кого, если, конечно, не секрет? — начал собираться в единое целое секретный, оговорённый ещё несколько лет назад пазл.
— От непревзойдённого генералиссимуса Франко, конечно же, моя алмазная донна. Даже он — в своём далёком Мадриде — уже наслышан о вашей неземной красоте.
— Дон Андрес?
— Он самый. Доброе утро, сеньора Ираола.
— Доброе, — непонятно и длинно вздохнув, подтвердила Мари (вернее, Анна-Мария). — Только — Вагнер-Ираола.
— Ах, да, конечно. Сеньора Вагнер-Ираола, — вежливо поправился Ник. — Извините покорно…
— Ничего…. Когда, дон Андрес, посетите нас с визитом?
— Чуть попозже, милая Мари. А пока мне хотелось бы встретиться с вашим мужем…м-м-м, в городе.
— В итальянской кафешке? Или же в ирландском пабе?
— Ни там и ни там. Пусть это будет, скажем, ресторан «El Cardenal». Одна из частных приватных ниш. Метрдотель проводит.
— Отличный выбор, сеньор. Классика испано-мексиканской кухни, как-никак…. Когда?
— В тринадцать ноль-ноль.
— Хорошо, я передам Микаэлю.
— Всего вам хорошего, алмазная донна.
— И вам, странствующий идальго…
Вернув телефонную трубку обратно на рычажки, он направился к стоянке такси.
«Столько лет прошло, братец, а ты всё никак не можешь забыть эту рыженькую финскую вертихвостку», — дурашливо захмыкал нетактичный внутренний голос. — «Смешно, право слово. Лишь голос её услышал, а уже разволновался, как последний
Таксисты, действительно, вели себя достаточно странно. Не шумели и не галдели, размахивая руками, азартно приплясывая и обещая потенциальному клиенту сервис самого высочайшего уровня, а, наоборот, скромно и молчаливо стояли: одни — выжидательно скрестив руки на груди, другие — меланхолично покуривая чёрные тонкие сигареты. И лица у всех них были скучающе-сонными и бесконечно-равнодушными.
— Можно побеспокоить вас, сеньор? — обратился Ник к пожилому пышноусому водителю. — В плане небольшой поездки? Прямо-таки, крохотной?
— Всегда к услугам уважаемого сеньора, — заразительно зевнув, сообщил таксист, а после этого вяло махнул рукой в сторону ближайшего зелёного автомобиля. — Куда проследуем?
— Сперва объедем ближайшие местные достопримечательности, затратив на это два с половиной часа. Конечная точка — ресторан «El Cardenal». Сгодится такой маршрут?
— Как будет угодно сеньору. Нет проблем. Вау-у…, — в очередной раз зевнул усатый.
— Вау-у-у-у…, — дружно и синхронно поддержали его коллеги по ремеслу…
Машина, сонно тронувшись с места, влилась — за несколько неуклюжих приёмов — в общий транспортный поток и неторопливо покатила, никого особо не обгоняя, по вполне даже приличному асфальтовому шоссе.
Впереди, по мере приближения к городу, почти прямо по курсу (вернее, гораздо выше этого курса), чётко поднималось-росло тёмно-серое облако-марево.
«Может, именно благодаря этому, жители Мехико и являются-получаются такими сонными?», — отметился очередным нестандартным предположением неугомонный внутренний голос. — «То бишь, благодаря разряженному горному воздуху и регулярному автомобильному смогу? А что тут такого? Вполне даже рабочая версия…. А небо в прорехах смога, тем не менее, лазурно-голубое. Ещё и очень-очень высокое. Эстетично смотрится, надо признать. А ещё и очень оптимистично, мол, добро всегда — в конечном итоге — побеждает. Или же, на крайний случай, никогда не сдаётся…».
Через некоторое время придорожный указатель известил о том, что они въехали на территорию городского района — «Койоакан». А на очередной прямоугольной табличке (крупными белыми буквами на тёмно-синем фоне), значилось: — «Museo Casa de Leon Trotsky».
Машина остановилась на светофоре, который задумчиво просигналил ярко-красной лампочкой. Ник заинтересованно повернул голову направо и мысленно прокомментировал увиденное: — «Зелёный сквер перед длинным симпатичным домом. А посередине сквера, под высокой величественной сосной, располагается ухоженная могила с приметным памятником: светло-серая прямоугольная каменная плита, на которой выбиты (вырезаны с помощью алмазо-содержащих дисков?), перекрещенные серп и молот, а чуть выше — надпись: — «Leon Trotsky»…. Да, воистину, неисповедимы пути твои, Господи. Ведь и я (пусть и косвенно), имею отношение к безвременной смерти Льва Давидовича. Ведь именно после успешного завершения операции «Зверёныш» (тогда, в 1940-ом году), диверсионной группе Рамона Меркандера и «дали отмашку» на физическое устранение Троцкого. Бывает…».