Гвардейская кавалерия

Бондаренко Андрей Евгеньевич

Мессинг и Банкин-младший, зачем-то перейдя на испанский язык, принялись горячо и увлечённо обсуждать запутанные философские проблемы. А Ник, невольно выпавший из беседы, попробовал мысленно подвести некоторые промежуточные итоги: — «Итак, очень похоже, что всё по-настоящему. То бишь, операция «Гвардейская кавалерия», всё же, стартует. Однако.… А я-то, дурачок наивный и недоверчивый, ещё и сомневался, мол, откровенная авантюра. Типа — чистейшей воды. Авантюры же, как известно, зачастую и отменяют. А в данном конкретном случае речь, вообще, шла об одиннадцати с половиной годах — именно столько времени прошло с того самого первого разговора о «Гвардейской кавалерии». Сто раз можно было передумать. И даже двести пятьдесят…. Нет, не отменили. Знать, всё всерьёз. Ладно, принимается — как данность…. Теперь — о младшем лейтенанте Банкине. Сразу видно,

что дисциплинирован, сообразителен, отважен и интеллектуально развит. Умеет, всё же, Вольф Григорьевич набирать эффективные и многообещающие кадры. Ничего не скажешь…. Ещё Михаил немного — ростом, чертами лица и статью — похож на брата покойного, только ростом чуть пониже, да в плечах поуже. Бывает…. А ещё на кого он похож? Ну, да. На Эрнесто Че Гевару. По крайней мере, в первом приближении. То бишь, на фотографии и портреты молодого Че, которые мне довелось видеть в двадцать первом веке. Тот же разрез и цвет глаз. Цвет и густота волос. Высокий лоб. Характерный волевой подбородок. Особенности фигуры. Рост. Возраст…. Только грушевидный персидский нос, доставшийся Михаилу в наследство от бабушки (или от прабабушки?), здорово портит общую картину. Хотя…. Хотя, может, оно и к лучшему. Из нетленной серии: — «Каждому овощу — своё время. А пластическая хирургия, как всем хорошо известно, не стоит на месте…». Этические побочные последствия предстоящей операции? Не-не, не стоит сейчас забивать голову всякой ерундой. В том плане, что до финального аккорда — ещё очень и очень далеко. Лет так пятнадцать, плюс-минус годик. Внесём ещё, Вольф Григорьевич, коррективы. Причём, существенные. И, попрошу заметить, в обязательном и непреложном порядке. Непременно и однозначно внесём…».

— Дон Андрес, вы, часом, не заснули? — прозвучал где-то рядом звучный баритон. — Ай-яй-яй. Не ожидал от вас, право слово…

— А? Что случилось?

— Ровным счётом — ничего, — благостно фыркнув, заверил Мессинг. — В глобальном понимании, я имею в виду…. Но негоже, милостивый государь, (специально приучаю вас к прилично-вычурному слогу, так модному в нынешней Аргентине), так расслабляться, теряя контроль над ситуацией. Непростительно, я бы сказал, для такого опытного диверсанта.

— Виноват. Больше такого не повторится. Слово офицера.

— Верю. Охотно верю, Никита Андреевич.… У вас имеются вопросы к…, к уважаемому сеньору Микаэлю?

— Да, всего один…. Геннадий Банкин, мой подчинённый, умел говорить голосами разных известных людей, бесподобно хрюкал, выл по-волчьи и лихо выдавал красивейшие соловьиные трели. А, вот…

— Вы, что же, полковник Иванов, сомневаетесь? — голосом товарища Сталина выдал Михаил. — В состоятельности советских спецслужб? Напрасно, честное слово. Ох, напрасно, кха-кха…, — выждав пару секунд, перешёл на голос товарища Ленина: — Правильной дорогой идёте, товарищи! Надо помочь нашим южноамериканским единомышленникам. Обязательно — надо. Всенепременнейше, я бы, кха-кха, сказал…

— Молодец, Миша, — скупо похвалил Мессинг. — Кстати, что там с твоей астмой?

— Как и было приказано. Кха-кха…. Лечение приостановлено.

— Ладно. Всё, свободен. Иди, занимайся. Дальнейшие инструкции получишь на днях.

— Слушаюсь! — козырнув на прощанье, Банкин чётко развернулся через левое плечо на сто восемьдесят градусов и покинул кабинет.

Чуть слышно стукнула плотно-прикрываемая дверь.

— Решено не придумывать новой модели велосипеда, — устало зевнув, сообщил Мессинг. — Вы, полковник, отправитесь в Буэнос-Айрес под уже привычным для вас именем — Андреса Буэнвентуры, жителя испанской Барселоны. Да, частный бизнесмен, но не только. Ещё и доверенное лицо уважаемого генералиссимуса Франко, коему поручено (то бишь, вам), наладить прочные, полноценные и взаимовыгодные торговые отношения между Испанией и Аргентиной. Вот, кстати, папка с досье на упомянутого генералиссимуса, прочтите. А некоторые вещи советую выучить наизусть, например, полное имя сеньора и основные вехи на его интересном жизненном пути, вдруг, кто поинтересуется…. И вообще, ведите себя в Буэнос-Айресе спокойно и естественно, все верительные бумаги от господина Франко будут самые, что ни наесть, настоящие. Лично получите в Мадриде…. Есть какие-то сомнения?

— Да как-то немного неожиданно, — пожал плечами Ник. — Все же знают, что генерал Франко — тиран и «душитель свободы», откровенно симпатизирующий фашизму…. С чего бы ему — нам помогать?

— Всё очень просто, Никита

Андреевич. Если человек — тиран, то это ещё не означает, что он является законченным дураком. И вообще, сугубо между нами, тиран тирану — рознь. Взять, к примеру, того же Муссолини [1] : между ним и Франко запросто можно найти очень много похожего. Только, вот, Бенито Муссолини закончил свою жизнь очень-очень плохо. А господин Франко, наоборот, доживёт (в чём я на сто процентов уверен), до глубокой старости, в почёте и неге. И всё потому, что один из них умён и нос держит по ветру, а другой был обыкновенной коричневато-серой посредственностью: недалёкой, пафосной и самовлюблённой…. Ладно, заканчиваем с глобальной философией. И, соответственно, переходим к деталям предстоящей операции. Подчёркиваю, к средним и мелким деталям первого этапа нашей многослойной и многоуровневой операции…. Вот, например, татуировки на ваших плечах. Одну из них мы, естественно, «сведём». А, вот, вторую не будем. Причём, ни в коем случае…

1

Бенито Амилькаре Андреа Муссолини — итальянский политический и государственный деятель, публицист, лидер Национальной фашистской партии, диктатор, вождь («дуче»), Премьер-министр Италии, Первый маршал Империи. Расстрелян 28-го апреля 1945-го года бойцами Сопротивления на окраине итальянской деревни Меццегра.

Глава вторая

Финская засада

Маршрут (вернее, только его первая часть), был всё тот же, что и в 1940-ом году: перелёт на военно-транспортном самолёте, прыжок с парашютом в районе одинокого финского хутора Халкипудос и переход на вёсельном баркасе до шведских берегов — благо осень и начало зимы выдались на удивление тёплыми, и льды ещё не сковали Ботнический залив.

В салоне самолёта было безумно холодно, даже не смотря на лохматые шапки-ушанки, тёплые свитера верблюжьей шерсти, длинные овчинные полушубки, ватные штаны, толстые вязаные перчатки и унты на собачьем меху.

— Х-холодно-то к-как, — отчаянно клацая зубами, бормотал Михаил. — Бр-р-р-р. Ужас-с-с с-с-самый н-натуральный. Кха-кха. Особенно с моей астмой. И с-спиртного, к-как на з-зло, с с-собой н-не д-дали. Ж-ж-жадины…

Наконец, почти через три часа после взлёта с «вырицкого» аэродрома, усатый пилот с меховым шлемофоном на голове, высунувшись из своей кабины, объявил:

— Светает. Подлетаем к намеченному пункту. Посмотрите-ка, рыцари плаща и кинжала, в правый иллюминатор…. Видите — два светло-оранжевых пятнышка? Это они и есть, костры сигнальные. Как пойду на второй круг, так и сигайте, благословясь. В том смысле, что мысленно распевая Интернационал…

Ник, оттолкнувшись от деревянного настила самолётного салона, без раздумий прыгнул вперёд — в непроглядную и таинственную тьму.

Было ни то, чтобы страшновато, но откровенно неуютно: после произошедшего в далёком 2007-ом году он ко всем прыжкам с парашютом относился с ярко-выраженным недоверием, словно бы ожидая — на подсознательном уровне — некоего подвоха…. Коварного и неприятного подвоха? Или же, наоборот, светлого и радостного? А Бог его знает, если по-честному…

Но ничего неожиданного и незапланированного не произошло. Абсолютно.

Хладнокровно досчитав до семи, Ник резко дёрнул за маленькое деревянное кольцо.

Лёгкий хлопок, вполне терпимый удар в плечевой пояс, свободное падение прекратилось, он начал медленно и плавно опускаться на финскую землю.

Два жёлто-оранжевых огонька постепенно приближались. Ник, навскидку определив направление и силу дувшего ветра, сильно и настойчиво потянул за левые стропы, внося — тем самым — последние коррективы в маршрут спуска.

Приземлился он в сорока-пятидесяти метрах от сигнальных костров: умело погасил купол, выбрался из лямок, скатал парашютную ткань в большой комок и ловко перевязал его заранее приготовленной верёвкой. А после этого задрал голову вверх и довольно улыбнулся — к земле уверенно приближался ещё один светло-бежевый парашютный купол.

— Молодец, младший лейтенант Банкин, — негромко похвалил Ник. — Так держать, молодчик. А меня, тем временем, охватывает приставучее чувство «дежавю»…

Вскоре Михаил успешно приземлился. Ник помог ему разобраться с парашютом. Потом они, никуда не торопясь, перекурили и от души погрелись возле одного из жарких костров.