Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе
Шрифт:
Я заворожено наблюдали за действиями клана из шатра вождя. Обходя каждого из шаманов, Пако-Таш наносил узоры на их лица и тела, тихо проговаривая незнакомые мне слова. Когда приготовления были закончены, ритуал начался. Шаманы сели на колени, образуя круг, в центре которого находилась статуя Танку-Нату, и взялись за руки. Подались вперед, произнося все те же незнакомые слова. Их бормотание все нарастало, становясь все громче и громче, пока не переросло в крик. И тут произошло то, что поразило меня до глубины души: каменная статуя Танку-Нату вдруг опустила руку с зажатым в ней тотемом, с силой
Когда зрение вернулось, я осмотрела долину и увидела разбредающихся шаманов. Ритуал был закончен.
– Это действительно был ваш бог?
– не в силах этому поверить, спросила я Пако-Таша.
Он лишь улыбнулся.
– Конечно. Я же говорил - в тотеме заключена частица нашего бога. Мы всегда обращаемся к нему, когда нам требуется серьезная помощь. Теперь Слеза Персефоны больше нам не нужна. Вы можете забирать ее. Надеюсь лишь, что вы используете ее силу во благо.
– У нас общий враг, - тихо сказал Тейт.
– Не Арес, а тот, кем он управляет. Не знаю, какими лживыми словами или же правдивыми обещаниями он задурил головы элькхе, но они сражаются на его стороне.
– Тогда, если будет нужно, мы будем сражаться на вашей, - без раздумий ответил Пако-Таш.
– Возможно, однажды наступит тот час, когда Непримиримые Земли будут принадлежать шаманам. Как это было всегда, до вторжения элькхе.
Они еще долго разговаривали о чем-то своем, прикрываясь от нас троих языком шаманов как ширмой. После чего Пако-Таш отдал нам Белую Слезу, надежно запрятанную в кулон-ракушку на золотой цепочке. Улыбаясь, Тейт застегнул цепочку со Слезой Персефоны на моей шее.
– Так будет надежнее. К тому же, она изумительно тебе подходит.
Пока мои щеки горели от смущения, Тейт произнес, обращаясь к Пако-Ташу:
– Спасибо вам за помощь, а теперь нам надо идти.
Вождь клана кивнул и протянул каждому из нас по амулету - шнурок с висящим на нем длинным зубом.
– Это небольшая защита и благословение нашего клана. Знайте - мы всегда окажем помощь тому, кто вернул нам тотем.
Попрощавшись с Пако-Ташем и его людьми, мы вновь двинулись в путь.
Глава тридцать вторая. Гвендолин
Все происходило будто в полусне – получив наше согласие, Хозяйка Леса начала вить плотную вязь из чар, которые и стали брешью – входом в Царство Теней. Мне оставалось сделать только шаг и раствориться в клубящемся сером тумане. Но Лоуренс не желал меня так просто отпускать – когда я находилась в полушаге от открытой двери в мир мертвых, он развернул меня к себе и поцеловал – долгим поцелуем, выбившим почву у меня из-под ног.
А после – шаг вперед, без промедления – чтобы не дать себе времени для страха и сомнений.
Ощущение, что я нахожусь не в реальности, а в собственном сне, усилилось, когда я перешагнула грань, разделяющую мир мертвых с миром живых. Окружающий мир – зыбкий, намеченный лишь неровными мазками – был подернут серой дымкой. Все тот же лес, но разом потерявший все буйство красок – красноту ягод, голубизну неба и зеленость листвы. Что небо, что земля – все здесь было едино – блекло и невыразительно.
Я видела размытые человеческие силуэты без лиц, все как один окрашенные в темно-серый. Они брели за деревьями, исчезали, не доходя до них, со странным звуком, похожим на шелест листвы. И еще я слышала шепот тысяч голосов, мягкими щупальцами заползающий мне в голову.
Тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, я расправила плечи. Пошла вперед через завесу податливого тумана, к теням – неприкаянным душам.
Хозяйка Леса обещала мне, что мой путь будет недолог – Черную Слезу Персефоны в Царстве Теней отыскал для нее уже кто-то другой. Да и, по ее словам, с этой задачей я, Искра, справиться бы не смогла. В тот момент мне многое хотелось высказать в лицо высокомерной незнакомке, но знание, что без ее помощи проклятие с Лоуренса не снять, меня остановило. Пришлось прикусить язык и оставить при себе язвительные слова, что далось мне не так-то просто.
Как будто мало мне было одного лишь пугающего факта, что придется провести в Царстве Теней несколько минут, так еще и преследовавшая меня мысль добавляла тревоги – ведь загадочный посланник Хозяйки Леса, по чьим следам сейчас я шла, так и не смог выполнить ее наказ и принести ей Черную Слезу. Я запрещала себе думать о том, отчего так случилось и что с ним стало. Знала – если я буду стоять посреди Царства Теней, оцепеневшая от страха, то ничем не смогу помочь Лоуренсу.
Я шла, про себя считая каждый свой шаг – так почему-то казалось легче. Один, два, пять, десять… Выскочившая из-за черного дерева безликая тень напугала меня так, что я чуть было не повернула назад. Глубоко втянула воздух и стояла, не шелохнувшись, пока бешено колотящееся сердце не поднялось из пяток на положенное ему место. А тень – чья-то потерянная душа – просто проскользнула мимо меня как лоскут окрашенного в серый ветра.
Еще несколько шагов, и я увидела лежащий посреди влажной, набухшей темнотой земли светящийся блик. Ровный золотистый сгусток света казался таким странным и чужеродным посреди серости Царства Теней, что приковывал к себе взгляд издалека. Даже удивительно, что блуждающие души его не замечали.
Уже не ступая размеренно и осторожно, я бросилась вперед. Наклонившись, осторожно взяла в руки источник сияния – черный осколок из неизвестного мне материала, и впрямь по форме напоминающий слезу. Как только Слеза Персефоны перекочевала в мою ладонь, окружавшее ее свечение стало более приглушенным, мягким. А я озиралась по сторонам в тщетной попытке увидеть того, кто по наказу Хозяйки Леса побывал здесь до меня.
Нет, ничего. Ни тела, ни неприкаянной души, застывшей на месте своей погибели.
Пора было возвращаться к Хозяйке Леса. Долг уплачен, а значит, освобождение Лоуренса от проклятия совсем близко. Я развернулась и пошла назад. Успела сделать лишь несколько шагов, прежде чем услышала за спиной тоненький детский голосок, зовущий на помощь.
Не оборачивайся, Гвен, не оборачивайся.
– Помогите!
По спине пробежал холодок – столько отчаяния было в одном этом слове! Голос незнакомой девчушки доносился до меня сквозь призму времени, расслаиваясь, раздваиваясь и преломляясь. От этой потусторонней какофонии мне стало не по себе.