Хабаров. Амурский землепроходец
Шрифт:
— Други мои, наверное, я вас не порадую. Вынужден сказать... Дело вынуждает...
— Чего уж там... Не томи, говори, Ерофей, — перебил есаул Поляков.
— Дорого нам обходится снаряжение, вооружение. Я весь в долгах. Не знаю, как и выпутаться из долговой кабалы. А ведь этим снаряжением, вооружением пользуется каждый из нас. Почему только на мои плечи взвалили сие тяжкое бремя? Давайте обсудим вместе, как нам всем найти из этого выход...
— Что предлагаешь, Ерофей? — спросил Третьяк Чечигин.
— А вот что... — Хабаров замолчал на мгновение и после проговорил: — делаю, други, это вынужденно. Хочу распродать вам отрядное имущество, оружие, плотницкий инструмент, косы, серпы, ещё кое-что. Пусть теперь всё сие принадлежит не отряду, а каждому из вас.
— Дорого ли возьмёшь, скажем, за серп или пищалину?
— Цены не я устанавливаю. Воевода.
— Каковы цены? Назови.
Хабаров замялся — цены на все предметы, подлежащие торгу, воевода устанавливал завышенные. Когда огласил цены, среди людей невольно раздался ропот, отражавший изумление и недовольство. Кое-кто, не скрывая своей неприязни к воеводе, ругал Францбекова матерными словами.
— Ему набивать карманы, а нам гнуть на него спину! — выкрикнул Чечигин.
— Посмотрите вперёд, — пытался увещевать людей Ерофей Павлович. — Вас ждёт знатная добыча. Амурский край богат пушниной. Потерпите малость, потом все расходы восполните.
— Как же... Две трети добычи забираешь себе. А нам — с гулькин нос! — дерзко выкрикнул Чечигин.
— Не скрою. Приходится так поступать, чтобы покрыть задолженность воеводе, — спокойно ответил Хабаров.
Спор продолжался долго и казался бурным и напряжённым. И всё же промысловики и купцы молча смирились. Некоторые сразу стали приобретать казённое имущество, вооружение, снаряжение, плотницкий инструмент. Другие поступали так после раздумий. Расплачивались с предводителем отряда не очень охотно. Чаще ограничивались долговой распиской. Хабаров снаряжал в Якутск гонцов с партией пушнины и отпиской воеводе. Францбекова он извещал, что предложение его в отряде приняли, хотя и неохотно, со скрипом.
Иногда недовольство Хабаровым выходило наружу. Промышленники жаловались на него в своих челобитных. Однако не в интересах Францбекова было делать эти челобитные достоянием московского начальства, и он всячески старался попридержать их, не дав им дальнейшего хода. Всё же некоторые ретивые челобитчики ухитрялись направлять свои жалобы в Москву, в Сибирский приказ, в обход Якутска. Так, промышленный человек Воропаев жаловался на Ерофея Павловича, что он две трети соболей, добытых его отрядом, взял себе. Воеводу такое положение дел вполне устраивало, поскольку большая доля добытой пушнины поступала в его руки в порядке погашения долга.
Весь зимний период 1650—1651 годов шла интенсивная добыча мягкой рухляди, в первую очередь соболя. Охотничий сезон подходил к концу в марте-апреле. Промысловики целыми ватагами и по одиночке возвращались с окрестных сопок и тайги в зимнее становище. Одним из первых возвратился с товарищами Никифор Хабаров. Вручил брату его долю добычи и сказал:
— Прими образец. Посмотри, каков соболь, подивись. Получше того, что мы с тобой добывали на Лене и на Киренге.
— Вот и воевода, чтоб ему было неладно, говорил то же самое. Мол, амурский соболь отменный.
— Рассчитался ли с долгами воеводе?
— Конца-краю не видно моим долгам. Закабалил меня аспид окаянный, связал долговыми путами по рукам и ногам.
Ерофей Павлович, пользуясь тем, что свидетелей их разговора не было, нещадно ругал и поносил Францбекова. Самыми мягкими словами, сказанными в его адрес, были «кровопивец» и «аспид».
Дмитрий Андреевич тем временем умел польстить Хабарову, подчеркнуть свой интерес к его промыслу, заботу о нём. Князькам приамурских племён предписывалось всячески оберегать русских промысловиков и торговых людей и «изобижать их не велеть». Ерофею Павловичу было наказано довести сие предписание воеводы до сведения даурских князьков. А на самом деле Францбеков стремился припугнуть князьков, сделать их покорными.
Вслед за Никифором возвращались с промыслов другие промысловики с обильной добычей. Каждый из них был обязан одну десятую долю добычи сдавать в казну в качестве государевой пошлины. Две трети добычи составляла доля Хабарова как организатора экспедиции. Доля промысловиков, таким образом, была невелика, поэтому люди роптали, открыто выражали своё недовольство. Ерофей Павлович мог опасаться, что это недовольство когда-нибудь прорвётся наружу и обернётся открытым бунтом и неповиновением.
В зимний период Хабаров не терял времени, расспрашивал через толмача дауров и их соседей тунгусов, собирая сведения о приамурских народах, в том числе и о тех, с которыми ему ещё не довелось общаться.
В районе реки Шилки большим влиянием пользовался тунгусский князёк Гантимур. Считаясь с его влиянием, Ерофей Павлович приложил немалые усилия, чтобы склонить Гантимура к принятию русского подданства и уплате ясака, и в конце концов этой цели при посредничестве Гантимурова родича Тыгичея удалось достичь. Гантимур через Тыгичея сообщил Хабарову, что готов жить с русскими в мире и выплачивать им ясак. Так же поступили и люди его улуса. Уступчивость Гантимура нетрудно объяснить: в русских он видел защитников от грабительских набегов маньчжур.
Вскоре в Забайкалье и на Шилке появились русские казачьи отряды, пришедшие сюда из Енисейска. С Гантимуром были оформлены ясачные отношения. Он вызывал своим безукоризненным поведением полное доверие русских, и поэтому от него не стали требовать аманатов-заложников.
Хабаров из рассказов Пояркова знал о жителях нижнего Амура натках (нанайцы) и гиляках (современные нивхи) и постарался уточнить эти сведения. Так, он выяснил, что основу хозяйства натков и гиляков составлял рыболовство и в меньшей степени охота. Сведений о земледелии у этих народов Хабарову не удалось получить. В образе жизни этих приамурских народов не обнаруживалось китайского или маньчжурского влияния. Лишь изредка к ним наведывались китайские торговцы, привозя ткани, украшения, кухонную утварь и другие товары.
В связи с наступлением маньчжуров на Китай и без того редкие появления китайских торговцев на Амуре вовсе прекратились. Их место заняли русские промысловики, обменивавшие у приамурских народов на пушнину ножи, топоры, котлы, бисер. Хабаров располагал сведениями, что натки и гиляки, будучи независимыми, никому ясака не платили.
— Многие дауры, слава Богу, приведены нами под государеву руку, — делился мыслями Ерофей Павлович со своим ближайшим окружением. — Теперь мы должны отправиться в плавание вниз по Амуру. Перед нами будет много племён, кои ещё не объясачены, не признают ничьей власти. Придётся нам с вами потрудиться в поте лица.