Хабаров. Амурский землепроходец
Шрифт:
Оказалось, что один из князьков, Омутей, успел увести в сопки группу конных и пеших дауров.
Толга послушно следовал указаниям Хабарова и послал своего приближённого к Омутею, приказав вернуться в городок. Омутей не заставил себя долго ждать. Он вернулся, а с ним ещё около трёх сотен конных и пеших беглецов.
Ерофей Павлович приказал разоружить всех пленников и собрать в городке. Люди его отряда оставались во всеоружии. Дауры должны были принести присягу на верность российскому царю и дать обязательство выплачивать ясак. Толмачи разъяснили смысл присяги и пересказывали её примерные слова. Первыми произнесли присягу Туронгча, Толга, Омутей, потом их родственники и близкие, так называемые «лучшие люди улуса», потом все остальные дауры.
У Хабарова не было полной уверенности в том, что улус будет исправно соблюдать присягу, поэтому он распорядился взять трёх князьков в аманаты, что станет залогом для неукоснительного соблюдения присяги и регулярной выплаты ясака.
— Выпустим вас на свободу, как только убедимся, что ваши люди исправно выполняют присягу, злых замыслов супротив нас не вынашивают, — объявил Ерофей Павлович аманатам.
В тот же день из улусов поступил ясак — шестьдесят соболей.
В плену у русских оказались жёны и дочери князьков. Согласно тогдашним традициям пленницы могли быть выкуплены за высокую цену, дауры должны были рассчитываться за освобождение пленниц пушниной, драгоценными металлами или другими товарами. В переводе на рубли сумма выкупа колебалась от сорока до шестидесяти рублей, а в отдельных случаях была ещё выше.
Чтобы решить, что делать с многочисленными пленными, Хабаров опять собрал верхушку отряда на совет.
— Как с ними поступим? — спросил он своих людей.
— Известно что: потребуем у басурман за них выкуп, — ответил Константин Иванов.
— Отношения с даурами вроде бы налаживаются, так надо ли обострять их? — возразил ему Хабаров.
— Что ты предлагаешь, Ерофей?
— Предлагаю проявлять доброту, уступчивость. Не будем дразнить гусей. Мы же должны всячески стремиться к дружбе с амурскими народами.
— Как ты хочешь этого достичь?
— А вот так: освободим всех пленных без всякого выкупа. Пусть живут в своих улусах и городишках без всякого опасения. Пусть узреют в нас, русских, друзей, а не врагов.
— А как поступим с аманатами? — спросил кто-то.
— Аманатов пока попридержим, — ответил Хабаров.
Ерофей Павлович оповестил своих собеседников, что дауры обратились к нему с просьбой отложить уплату ясака пушниной до осени, когда начнётся промысловый сезон.
— Я думаю, что можно пойти навстречу этой просьбе. Подождём до осени, — высказался Хабаров. Ему никто не возразил, и тогда он повёл речь о будущей зимовке. — Подумаем о зиме, други. Почему бы нам не избрать для зимовки Толгин городок? Он неплохо сооружён. В нём можно и зазимовать, и осаду выдержать. Местные жители выращивают хлеб, который мы можем у них приобретать. К тому же со здешним населением у нас установлен мир, дауры присягнули нам на верность и согласились платить ясак. Так почему бы не сделать сей городок местом зимовья?
— Надёжно ли? — задал вопрос Константин Иванов.
— Постараемся усилить укрепления, возведём башни и поставим на них пушки. Ещё нужна надёжная изба для аманатов, чтоб не сбежали. Стоит подумать — не завести ли собственную пашню...
Ерофей Павлович ещё долго говорил об устройстве и укреплении Толгина городка, который стали так называть по имени его князька.
Внезапно разговор приобрёл иное направление. Подал голос молодой казак.
— Дозволь, Ерофей Павлович, слово сказать. Приметил я, что есть среди даурок пригожие девахи. А мы по женским ласкам изголодались. Дозволишь ли, коли какая красотка приглянется, жениться на такой?
— Почту за доброе намерение, — ответил с усмешкой Хабаров, — почему бы не жениться тебе на даурке. Присмотрел, что ли, какую?
— Да ещё нет, но за сим дело не встанет.
— Небось найдутся и другие греховодники, кто на даурских девок заглядывается?
— Найдутся, Ерофей Павлович. Непременно найдутся, — раздались из людской массы голоса.
— Только вот ведь какая загвоздка: приглянулась тебе даурская девка, уговорил ты её, расположил к себе, а она ведь басурманка, нехристь. Её сперва окрестить надобно, в нашу православную веру обратить, а потом уже и под венец с ней идти. А для этого поп нужен. Попа-то на Амуре покудова нет.
— Так проси прислать его, — с мольбой в голосе произнёс молодой казак.
— Постараемся, — обнадёжил его Хабаров.
Жизнь городка постепенно налаживалась, возвращалась к издавна заведённому порядку. Дауры свободно приходили в городок, общались с аманатами, размещавшимися с отдельной избе. Между туземным населением и русскими шёл оживлённый обмен товарами, шкурки соболя и другого пушного зверя обменивались на разные вещи, которые заинтересовали дауров. В своей отписке Хабаров сообщал об этой мирной жизни: «Они (дауры) жили в своих улусах у города с нами за один человек, и корм нам привозили, и они к нам в город приходили беспрепятственно, и мы к ним тоже ходили». Однако ситуацию, сложившуюся в городке, Хабаров, видимо, переоценил. Незримо для русских в недрах даурского общества шло брожение. В селения дауров проникали маньчжурские лазутчики и настраивали местных обитателей против русских, действуя подкупами и угрозами, осыпали даурскую верхушку подарками и вместе с тем неустанно повторяли: «Людей, что пришли к вам с севера, мало. Они пришли и уйдут. А нас, маньчжур, великое множество. Коли будете уступчивыми с северными людьми, мы это вам припомним. И вам непоздоровится». Угрозы казались даурам реальностью.
Константин Иванов, усердно старавшийся осваивать новый для себя язык, посещал даурские юрты, пытался вести разговор с их обитателями, узнавая всё больше слов и, кажется, начиная понимать речь туземцев. Неожиданно в начале сентября 1651 года Константин стал замечать косые и недружелюбные взгляды дауров. Это сразу насторожило его. Оказавшись в одной из юрт, он услышал несколько откровенно враждебных реплик. Это было неспроста. Он попытался выйти из юрты, но тут на него набросились трое рослых молодых дауров, схватили за руки и попытались связать. Иванов потом не мог объяснить, откуда в нём взялась такая сила, позволившая противостоять трём противникам. Константин, который был достаточно сильным и рослым человеком, вырвался из рук дауров, отбросил одного из них вглубь юрты, а другого ударил коленом в пах, третий остановился в замешательстве. Выскочив из юрты, Иванов бегом бросился к городку, криками предупреждая соратников об опасности.
Бегство Иванова вызвало тревогу и у дауров. Они стали с криками выбегать из юрт, садиться на коней, хватать жён и детей и покидать улус.
Ерофей Павлович приказал привести к нему аманатов и спросил их строго:
— Как понять поступки ваших людей?
Аманаты отговаривались незнанием. «У нас свои думы, а у улусных людей — свои», — говорили они. Лишь Толга ответил дерзко, вызывающе: «Можете отсечь нам головы, коли мы вам попались».
— Мы не собираемся этого делать, — спокойно ответил Толге Хабаров. — Какой нам прок от твоей головы?