Хагалаз. Безликая королева
Шрифт:
Внезапно девушка услышала, как кто-то чихнул. Она встревожилась, поскольку это был не Эдгар. Звук доносился откуда-то сбоку, и Гелата осторожно ступая, продвинулась до края стены. Она заглянула за угол и чуть вздёрнула брови. Несомненно, она ожила обнаружить там какую-нибудь опасность, но это были всего лишь дети. Двое маленьких сирот: девочка лет восьми рыжеволосая и чумазая, а прямо за её спиной низенький мальчишка лет пяти или шести от роду. Оба побелели от страха, сжались и отступили, как будто боялись навечно остаться в повисшей над ними мрачной тени. Гелата взирала на них несколько мгновений, не шевелясь. Такие крохи... и совсем одни. Никого из взрослых или хотя бы подростков поблизости.
— Чьи вы? — поинтересовалась она, и рыжеволосая тут же невнятно выдала:
— Мы ничейные.
— Сами? А где ваши родные?
— У нас нет родных... мы сами, — повторила девочка тоненьким ребяческим голоском. Гелата заметила, что у неё не достаёт переднего зуба.
— А что вы здесь делаете?
— Мы... мы кушать хотим, сестрёнка... мы давно не ели, — жалобно простонала девочка. Юнец украдкой выглянул из-за её плеча, но сразу же спрятался обратно, то ли испугавшись, то ли стесняясь.
— Подождите здесь минуту... я сейчас вернусь, — с этими словами девушка удалилась в амбар, и вскоре возвратилась с двумя крупными яблоками в руках. При их виде у детей засветились глаза, и оба подались вперёд, протянув к Гелате тощие ручонки. Девушка присела на корточки, чтобы стать с ними одного роста и улыбнулась так мило и безобидно, как только была способна.
— Вот, возьмите, — она отдала им спелые плоды, и вдруг почувствовала, что цепенеет. Вопреки собственной воле, Гелата вдруг добавила: — Но только я хочу, чтобы вы помнили... эти яблоки дала вам Энэйн — наш новый милосердный бог. Она благословляет вас.
— Спасибо! Спасибо вам! — дети с радостью выхватили протянутые им яблоки и наивно заулыбались в ответ.
— Где вы живёте?
— Мы... — девочка замялась, как будто не хотела выдавать эту тайну, но Гелата не стала её мучить.
— Ладно, не важно. Расскажите другим детям, кто дал вам еду. Энэйн. Запомнили?
— Энэйн! — повторили они хором.
— Правильно. Если все вы сегодня перед сном помолитесь Энэйн, то можете прийти завтра, и я дам вам корзину хлеба. Договорились?
— Да! Слава Энэйн! До завтра, добрая леди! — и они побежали прочь, оставив Гелату в одиночестве. Она наблюдала за их короткими удаляющимися тенями, пока те не скрылись из виду, затем почувствовала, что невидимая сила отпустила её, и вдруг заплакала. Девушка сделала это беззвучно, закрыв лицо руками. Не оставалось сомнений — она себе больше не принадлежала. Милосердный бог! Вот как называло себя существо, завладевшее её телом. Но являлась ли она тем, кем хотела себя видеть или просто желала, чтобы другие видели её таковой? «Энэйн... кем же ты была?» Перед мысленным взором Гелаты возникло веснушчатое лицо. Красноволосая незнакомка улыбалась. Это была одновременно обольстительная и злая улыбка.
Утерев слёзы и несколько раз моргнув, Гелата вернулась в амбар. На улице совсем стемнело и вновь начал накрапывать дождь.
— Попрошайки, — заметил Эдгар, сидящий в дальнем углу и ещё не отошедший ко сну, как надеялась Гелата — здесь их много... всех не накормишь. Не нужно им привыкать к подачкам.
— Никто не просит привыкать, — отозвалась девушка, — но это продлит им жизнь, а чем больше времени, тем больше шансов придумать, как спастись.
— Они обычно попадают в рабство. Дети готовы работать за еду.
— Это прискорбно, — ответила Гелата равнодушно и уселась неподалёку. Ей не хотелось ни о чём говорить, поэтому она велела Эдгару ложиться спать и вскоре оба задремали на холодном пыльном полу. Так переждали ночь, а на следующий день хляби небесные разверзлись вновь, вынудив путников остаться внутри. Они коротали время, слушая, как капли бьют по ветхим доскам крыши, дремая, или перекидываясь фразами на отстранённые темы. От скуки Гелата расспросила Эдгара, откуда он и куда ехал. Из краткого рассказа она узнала, что юноша, если можно так считать, без роду и племени уже часть жизни потратил на воинскую службу, мечтая однажды заполучить титул рыцаря. Её это одновременно сконфузило и заставило испытать неприятнейшее чувство презрения.
— Ты веришь в справедливость? — в ходе рассказа поинтересовалась Гелата. — Веришь в достоинство и честь? Раз ты рыцарь...
— Я не рыцарь, я только... хотел им стать, — осторожно поправил её юноша, в душе уже отчаявшись на счёт этой несбывшейся надежды. — Я ещё юн и не так давно служу королевству. И да, я верю в справедливость, достоинство и честь.
— Судя по всему, ты ещё не видел жизни, поэтому склонен заблуждаться. Я расскажу тебе кое-что о рыцарях...о тех, к которым ты так стремишься, — девушка устроилась удобнее. — Совсем не так давно у меня на глазах умер человек. Это был хороший человек, хотя я его не знала. Я ничего о нём не знала, даже его имени. Помню только лицо... довольно грубое, щетинистое. А ещё у него был топор. Мужчина точно не знатный, не имеющий чина и звания. Он умер, подарив мне шанс... потому что рыцари надругались над моим телом. Я не сделала ничего дурного... шла восвояси, как вдруг меня схватили, повалили и... — Гелата выдержала краткую паузу, с досадой вспомнив о минувших происшествиях. — Меня бы убили в лесу, не окажись того человека рядом, а после, я непременно бы умерла, но спасение пришло от Энэйн. Разве можно говорить о справедливости, достоинстве и чести, насилуя слабую девушку, пьянствуя, грабя, делая всё, что вздумается дурной голове? Твой спутник был готов надругаться надо мной, а мне всего лишь нужна была помощь. Разве он не такой же омерзительный мужлан, как и те, от которых меня спас добрый случай? Разве это не зло, с которым нужно бороться? Или ты считаешь, что он был прав, а перед тобой сидит безнаказанный убийца?
— Он... был неправ, но ты всё-таки убийца.
— Да, на моих руках кровь, но скольких убил тот, с кем ты путешествовал?
Эдгар замялся с ответом, вспоминая, как Ноак рассказывал ему о своих кровавых безнаказанных делах, и Гелата, чувствуя, что производит нужный эффект, принялась во всех красках расписывать, что ей пришлось пережить, и какие бесчинства творили рыцари до тех пор, пока ей не был послан спаситель. Юноша при этом опустил взгляд и побледнел, будто устыдился, что некоторая шайка посрамила честь рыцарей Ревердаса в глазах крестьянки, которая теперь позиционировала себя вместилищем некой Энэйн. Использовав всё красноречие и отчаяние, на которое в принципе была способна, Гелата, наконец, закончила. Эдгар жалобно произнёс «мне жаль», как будто извинялся за то, в чём был невиновен, и она разочарованно вздохнула.
К тому времени дождь немного стих и девушка решила совершить ещё одну вылазку в город на случай, если дети сироты вернутся этим вечером. Она купила корзину хлеба. Одну лепёшку разделила между собой и Эдгаром. Последний жевал её без особой охоты, а девушка и вовсе ограничилась парой укусов.
Как она и ожидала, сироты охотно вернулись туда, где надеялись получить бесплатную еду. Теперь их было четверо: добавились ещё два мальчишки лет десяти, что сначала скептически смотрели на черноволосую спасительницу, но, когда рыжая девчонка бросилась к ней с радостными криками, восхваляя Энэйн, и даже не понимая, кто это, они вдруг активно принялись повторять за ней. Дети окружили Гелату и та, видя, что имеет успех, отдала им обещанную еду. Те в один голос принялись благодарить её, славить и возносить. И хотя Гелата была опечалена тем, что детишки уверовали в некого нового бога, возможно, бесчестного, решила промолчать на этот счёт.
— Скоро стемнеет. Вам лучше вернуться под крышу, — посоветовала она, и дети простились с ней, пообещав, что перед сном помолятся Энэйн. Гелата проводила их тоскливой улыбкой, и скрылась в амбаре, почувствовав на лице моросящий дождь.
— Любой бог хорош, если кормит, — тихо заметила она, а затем обратилась к Эдгару: — Завтра нам нужно уйти. Какая бы погода ни была... больше ждать нельзя.
Глава 47 Торжество над смертью
Солнце снова раскаляло слежавшийся, жаждущий впитать в себя чью-то жизнь песок, но Блэйр был этому искренне рад. Он давно не видел солнца, привык к холоду и сырости, спёртому воздуху, стонам и кашлю. Пребывая в тюрьме, он всё больше отчаивался. Мысль о спасении витала призрачной дымкой. Обманчивый мираж. Впрочем, Блэйр всё равно засыпал с мыслью, что проснётся где-нибудь в другом месте. Он точно не знал, где хочет оказаться и с кем, но желал покинуть мрачные ледяные стены. Арена теперь не напускала столько ужаса. Она казалась ему реальным шансом выжить и выбраться. Страшнее было умереть в неволе.