Халиф на час

Автор неизвестен

И когда Ситт Зубейда услышала от халифа эти слова, она пожелала ему блага и поблагодарила его за соболезнование, но такие речи удивили ее, и она молвила: «О повелитель правоверных, ты сбил меня такими словами с толку. Аллах великий да продлит твою жизнь, повелитель правоверных! Ты говоришь про мою служанку: «Помилуй ее Аллах», словно она умерла и ты скорбишь из-за моей печали по ней. А ведь я горюю по Абу-ль-Хасану, так как ты его очень любил и это ты познакомил меня с ним. А он, бедный, помилуй его Аллах великий, был хороший, веселый человек и забавник, и мы много часов развлекались и смеялись с ним, и его шутки веселили нам сердце. Я опасалась за твое величество и ожидала, пока главный евнух Масрур придет ко мне, чтобы его спросить о тебе. Я хорошо знала, как ты любишь Абу-ль-Хасана, и я говорила себе: «Наверное, повелитель правоверных сидит и печалится о нем». Да будет твоя жизнь вечной, о повелитель правоверных! Это ведь не служанка моя умерла! Возможно, твое величество ошибается, так как ты говоришь, что умерла моя невольница, а в действительности дело обстоит не так и, напротив, умер Абу-ль-Хасан». И когда повелитель правоверных услыхал слова Ситт Зубейды, он, хоть и был огорчен, так расхохотался, что упал на спину. «О повелитель правоверных, — сказала Ситт Зубейда, — ты, значит, пришел, чтобы надо мной посмеяться? Ведь, клянусь Аллахом великим, умер-то на самом деле Абу-ль-Хасан». — «Говорит пословица: «Ум у женщин невелик», и поистине, в этом нет сомнения! — воскликнул халиф. — Что ты скажешь, о Джафар? Разве не видел ты своими глазами, что Абу-ль-Хасан пришел ко мне, плача и хлопая себя по щекам, в самом горестном состоянии, и когда мы его спросили о причине, он сказал: «Моя жена Наджмат ас-Субх умерла». — «Да», — ответил Джафар,

и халиф продолжал: «Ты не права, Ситт Зубейда, это твоя служанка умерла, а не Абу-ль-Хасан. Он сейчас ко мне приходил, и я дал ему две тысячи динаров и отрез шелка, чтобы завернуть в него покойницу. Тебе следует плакать по твоей невольнице, которая умерла, так как ты ее очень любила, и, во-вторых, клянусь великим Аллахом, ты имеешь право плакать о ней, так как воспитывала ее, словно родную дочь. Что же касается Абу-ль-Хасана, то не плачь о нем, ибо он здоров и благополучен». — «О повелитель правоверных, — молвила Ситт Зубейда, ты, видно, продолжаешь надо мной шутить. Ведь ты имеешь верные сведения, что я, клянусь великим Аллахом, оплакиваю Абу-ль-Хасана, и я тоже хорошо знаю, что ты огорчен и только хочешь себя утешить подобными речами. И мы заслуживаем утешения, а Абу-ль-Хасан заслуживает, чтобы мы о нем плакали, ибо он нас развлекал и веселил наше сердце и его присутствие было нам приятно». — «О Ситт Зубейда, — сказал халиф, — клянусь твоей жизнью — а ты знаешь, как твоя жизнь мне дорога, — это не Абу-ль-Хасан умер. Я не шучу с тобой и говорю тебе правду: это твоя невольница Наджмат ас-Субх умерла».

И Ситт Зубейда обиделась на халифа и на его слова и молвила: «Клянусь великим Аллахом, о повелитель правоверных, что умерла не моя невольница Наджмат ас-Субх. Если бы ты немного задержался и не пришел ко мне, я бы сама послала к тебе кого-нибудь от себя, чтобы утешить тебя после смерти Абу-ль-Хасана. Я знаю, ты его очень любил, и я также. Это он умер, а моя служанка не умерла, и это подтверждается тем, что Наджмат ас-Субх, моя невольница, сейчас была у меня. Она пришла печальная, грустная, плача и хлопая себя по щекам, так что мы с невольницами даже заплакали из-за нее, видя ее горе. И волосы у нее были распущены, падали на плечи, и она была одета в одежды скорби из-за смерти ее мужа Абу-ль-Хасана. Я посочувствовала ей и дала кошель с тысячей динаров — в утешение и на торжественные похороны Абу-ль-Хасана и его погребение. Вот и все невольницы подтвердят мои слова, так как они все присутствовали, и моя печаль, которую ты заметил, — из-за смерти Абу-ль-Хасана». И халиф обиделся на слова Ситт Зубейды и сказал ей: «Ситт Зубейда, ты ни разу в жизни так не упрямилась и не обвиняла меня во лжи, кроме сегодняшнего дня. В самом деле: я тебе говорю, что Абу-ль-Хасан сейчас от меня ушел, и везирь Абу Джафар присутствовал при этом, а ты мне говоришь: «Это Абу-ль-Хасан умер!» — «Пусть не думает твое величество, что я удовлетворюсь такими словами и поверю, что моя служанка Наджмат ас-Субх умерла! — воскликнула Зубейда. — Наоборот, клянусь Аллахом, высоким и великим, что Абу-ль-Хасан умер! Сохрани Аллах мою невольницу! Почему ты хочешь ее уморить насильно?» И гнев халифа на Ситт Зубейду от таких слов усилился, и он тотчас же кликнул евнуха Масрура и сказал ему: «Сходи поскорей во дворец Абу-ль-Хасана и принеси сведения, кто из них умер — Абу-ль-Хасан или Наджмат ас-Субх, его жена. Правда, я наверное знаю, что умерла невольница, но пусть Ситт Зубейда посмотрит, и удовлетворится, и бросит упрямиться, ибо я в жизни не видывал такого упрямства». — «А я наверное знаю, что это Абу-ль-Хасан умер», — возразила Ситт Зубейда, и халиф вскричал: «Если твои слова окажутся правдой, я дам тебе все, что ты потребуешь, пусть это даже будет полцарства! Бьюсь с тобой об заклад, что Абу-ль-Хасан здоров и благополучен и что умерла твоя невольница Наджмат ас-Субх». — «И я тоже бьюсь об заклад на все, что имею, что моя служанка Наджмат ас-Субх здорова и благополучна и что это Абу-ль-Хасан умер!» — воскликнула Ситт Зубейда, и халиф молвил: «Давай спорить: если мои слова правильны и Абу-ль-Хасан здоров, а твоя невольница умерла, то я возьму у тебя твой большой дворец, а если окажется, что твои слова правильны и умер Абу-ль-Хасан, а невольница здорова и благополучна, то я подарю тебе дворец в саду Бустан аль-Хульд!..»

И халиф с Ситт Зубейдой заключили условие, и согласились, и оба дали клятвы и обеты на этот счет, а Абу-ль-Хасан слышал из своего дворца все, что между ними происходило. Потом халиф послал евнуха Масрура выяснить дело, и когда Абу-ль-Хасан увидел его, он тотчас же поспешил положить невольницу посреди комнаты, закутал ее в одеяло, повернул лицом к кыбле и принялся плакать над ней и бить себя по щекам. Тут Масрур подошел, и вошел к Абу-ль-Хасану, и увидел, что тот плачет и рыдает над своей женой, и бьет себя по щекам, и состояние его самое горестное. И евнух огорчился из-за него и из-за смерти Наджмат ас-Субх и принялся плакать заодно с ним, а потом произнес: «Поистине, нет ничего хуже козней женщин и их упрямства!» — «О Масрур, почему ты говоришь такие слова?» — спросил Абу-ль-Хасан, и евнух молвил: «На Ситт Зубейду что-то нашло, и она спорит с повелителем правоверных, и перечит ему, и говорит, что это ты умер, а Наджмат ас-Субх здорова, а мой господин, халиф, говорит ей: «Будет тебе упрямиться! Сейчас у меня был Абу-ль-Хасан, и он бил себя по щекам и оплакивал свою жену, и я выразил ему соболезнование и утешил его», — а она ему: «Нет, моя служанка во здравии и в благополучии, и это Абу-ль-Хасан — вот кто умер!» И когда повелитель правоверных обиделся на ее упрямство, меня послали выяснить дело и посмотреть, кто из вас умер». — «О Масрур, как я хотел бы умереть вместо нее!» — воскликнул Абу-ль-Хасан, и потом он снова начал плакать, и Масрур молвил: «О брат мой Абу-ль-Хасан, утешься, ибо все мы подлежим смерти, и кто умер, тот уж не вернется, брат!»

Потом Масрур вернулся к халифу и Ситт Зубейде и рассказал им обо всем, что видел и наблюдал: что его невольница Наджмат ас-Субх умерла, а Абу-ль-Хасан сидит у нее в головах и плачет по ней, хлопая себя по щекам, и пребывает в самом жалостном положении. И халиф упал навзничь от хохота, смеясь над Ситт Зубейдой, и сказал евнуху: «О Масрур, слава Аллаху, мы выиграли у твоей госпожи ее большой дворец и он стал моей собственностью, ибо мы побились об заклад, что если мои слова правильны, и Абу-ль-Хасан здоров, и это невольница умерла, я возьму у нее большой дворец, а если окажется, что ее слова — правда и что умер Абу-ль-Хасан, а невольница здорова, я подарю ей дворец в саду Бустан аль-Хульд. А раз ты видел, что это невольница умерла, то, слава Аллаху, ее большой дворец стал моим. Ну, что скажешь, Ситт Зубейда? Будешь еще возражать и говорить: «Абу-ль-Хасан умер, а моя невольница невредима»? Видишь, мои слова правильны. Ну что, ты теперь довольна? Ведь твой большой дворец стал моим, как мы договорились». — «О повелитель правоверных, — отвечала Ситт Зубейда, — ты думаешь, что выиграл заклад и обыграл меня, по свидетельству проклятого раба и лгуна? Как это я поверю ему, а сама себе не поверю! Я только что видела свою невольницу вот этими глазами». И евнух Масрур воскликнул: «Госпожа, смилуйся надо мной! Клянусь жизнью моего господина, повелителя правоверных, и твоей жизнью, госпожа, — а ты знаешь, что твоя жизнь мне дороже всего на свете, — это невольница Наджмат ас-Субх умерла, а Абу-ль-Хасан сидит и плачет над ней, и состояние его самое горестное». — «О проклятый, о дно котла, о лгун, — закричала Ситт Зубейда, — так, значит, ты правдивей меня! Но погоди, урод толстогубый, я сейчас тебя осрамлю!» — И она захлопала в ладоши, и явились все ее невольницы, которые присутствовали, когда пришла Наджмат ас-Субх, плача, и сообщила, что умер Абу-ль-Хасан, и Ситт Зубейда сказала им: «О мои служанки, дочки, заклинаю вас жизнью вашего господина, повелителя правоверных, и моей жизнью, скажите, кого я утешала и кто умер?» И все невольницы отвечали: «Госпожа, мы видели, как приходила твоя служанка, наша сестра, Наджмат ас-Субх, плача и ударяя себя по щекам, и говорила, что ее муж, Абу-ль-Хасан, умер, и ты ее утешала и успокаивала и подарила ей кошель, полный золота, и отрез шитой золотом материи, чтобы она справила поминки по Абу-ль-Хасану и разлучилась с его душой». И Ситт Зубейда обернулась к евнуху Масруру и сказала ему: «О проклятый, вот как ты умеешь отличать мертвого от живого! Смотри и слушай — вот сколько девушек обличают тебя во лжи!» — и Ситт Зубейда принялась ругать Масрура, и Когда халиф увидел, как Ситт Зубейда гневается на его раба и бранит его, он принялся над ней смеяться и воскликнул: «Клянусь Аллахом, разум у женщин то пропадает, то появляется! — Потом он обратился к Ситт Зубейде и молвил: — Ситт Зубейда, этот раб сейчас пришел от Абу-ль-Хасана и видел, что это невольница умерла. Он поклялся моей и твоей жизнью, а ведь он знает, что если бы он дал

клятву ложно, я отрубил бы ему голову. И все-таки ты упрямишься и говоришь, что умер Абу-ль-Хасан!» — «О повелитель правоверных, — воскликнула Ситт Зубейда, — ты не иначе как сговорился с твоим рабом дразнить меня и мне возражать! Но клянусь великим Аллахом, я не могу вам в этом уступить и не могу поверить, что умерла моя невольница, ибо незадолго до того, как ты ко мне пришел, она была у меня и говорила, что ее муж, Абу-ль-Хасан, умер. Чтобы посрамить этого проклятого, лживого раба, я пошлю кого-нибудь из моих надежных служанок». И Ситт Зубейда позвала одну из своих старших невольниц, домоправительницу, и сказала ей: «Сходи во дворец Абу-ль-Хасана и посмотри, кто из них умер — моя служанка Наджмат ас-Субх или Абу-ль-Хасан, и поскорее возвращайся, принеси мне весть». А Абу-ль-Хасан слышал все, что происходило между халифом и Ситт Зубейдой, и слышал, как она послала одну из своих служанок выяснить истинную суть дела, и когда он увидел, что старая служанка идет, чтобы посмотреть, кто из них умер, он тотчас же поспешил притвориться мертвым, а Наджмат ас-Субх принялась плакать о нем и бить себя по щекам. И когда она так сидела, старая служанка вошла и увидела, что Абу-ль-Хасан мертв, а его молодая жена Наджмат ас-Субх сидит у него в головах, и плачет, и бьет себя по щекам. Увидев Наджмат ас-Субх в таком состоянии, старуха принялась ее утешать и жалеть и сказала: «О доченька, всем нам не избежать смерти. Но прокляни, Аллах, евнуха Масрура!» — «Почему?» — спросила Наджмат ас-Субх, и старуха ответила: «Потому, что он пошел и сказал халифу, что это ты умерла, а Абу-ль-Хасан здоров. И между повелителем правоверных и Ситт Зубейдой возник спор, причиной которого был этот проклятый лгун, и халиф говорил, что это ты умерла, а Абу-ль-Хасан здоров, а Ситт Зубейда говорила им противоположное, и они послали Масрура выяснить правду в этой истории, и он пошел, и вернулся, и сказал, что Абу-ль-Хасан здоров и что это ты скончалась и преставилась к милости Аллаха. И между халифом и Ситт Зубейдой началась перепалка, и они послали меня раскрыть истину в этом деле». — «Ах, если бы я умерла вместо моего возлюбленного Абу-ль-Хасана! Будь это так, ты не видела бы меня в столь горестном состоянии!» — воскликнула Наджмат ас-Субх, и старая служанка быстро вышла, радостная, чтобы сообщить обо всем своей госпоже Ситт Зубейде, и думала она, что раздобыла верные вести. И она вошла к халифу и Ситт Зубейде, радостно смеясь, и Ситт Зубейда сказала ей: «Ну, рассказывай, что ты видела! Кто из них умер?» — «Клянусь твоей жизнью, о госпожа, я видела, что Абу-ль-Хасан мертв и лежит на земле с лицом, повернутым к кыбле, и тюрбан спущен у него на глаза, а твоя служанка Наджмат ас-Субх сидит, и плачет над ним, и бьет себя по щекам, и состояние ее самое горестное», — ответила старуха, и Ситт Зубейда крикнула ей смеясь: «Горе тебе, говори нам правду!» — «Клянусь жизнью повелителя правоверных, — воскликнула старуха, — если я лгу, говоря эти слова, пусть он отрежет мне голову».

А Масрур ожидал, что старая служанка принесет весть, что, как он сам видел, Наджмат ас-Субх умерла, а Абу-ль-Хасан жив, и он оправдается перед Ситт Зубейдой. Когда же старуха пришла и рассказала, что она видела, и поклялась жизнью повелителя правоверных, Ситт Зубейда обернулась к Масруру и сказала: «О проклятый, ты научился лгать, чтобы угодить твоему господину. Смотри, как ты теперь осрамился!»

Масрур не мог стерпеть такого унижения от Ситт Зубейды, после того как он своими глазами видел, что Абу-ль-Хасан здоров, а Наджмат ас-Субх мертвая. Услышав, как старая невольница поклялась жизнью повелителя правоверных, что Абу-ль-Хасан умер, а Наджмат ас-Субх здорова, он вышел из себя и закричал: «Старая греховодница, я своими глазами видел, что Абу-ль-Хасан здоров, и наш владыка, повелитель правоверных, тоже его видел. Значит, мы оба лжецы? Ха-ха, проклятая! — И он обернулся к халифу и сказал: — Клянусь жизнью твоей, о господин, эта проклятая врет, и она заслуживает того, чтобы ей отрезали нос. У-нее зубов нет, чтобы есть хлеб, где же у нее смекалка, чтобы отличить живого от мертвого?» И халиф засмеялся его словам, а старуха, услышав речи Масрура и его поношения, не могла их стерпеть, так как своими глазами видела, что Абу-ль-Хасан мертвый, а служанка Наджмат ас-Субх здорова, и сидит, и плачет над ним, и закричала: «О злополучный раб, тебе нет упрека, так как тебе залепили клеем губы и они не дают тебе говорить правду!..» А Ситт Зубейда с халифом стали смеяться над старой служанкой и рабом Масруром, и когда Масрур услыхал, как его бранит старая служанка, он огорчился, и заплакал, и обернулся к халифу, и сказал:

Зачем мне страшиться обиды, покуда над всем твоя власть, Ты лев, так посмеют ли мошки на слуг твоих верных напасть? Беспомощных ты охраняешь, и поишь ты жаждущих всласть. Ты — дождь животворный. Могу ли от жажды мучительной пасть?

И тут халифа взял гнев на старуху, но из уважения к Ситт Зубейде и в угоду ей он сдержался и велел своему слуге Масруру замолчать. Он оторопел из-за всей этой истории, и ум его был ошеломлен, так как он своими глазами видел Абу-ль-Хасана здоровым и тот пришел к нему, плача о смерти своей жены Наджмат ас-Субх. А Ситт Зубейда со своими невольницами видела всю эту историю иначе, и Наджмат ас-Субх приходила к ней плача и говорила, что ее муж Абу-ль-Хасан умер. Масрур ходил и видел, что невольница Наджмат ас-Субх умерла, а старая служанка ходила и видела своими глазами, что умер Абу-ль-Хасан, и халиф не знал, где правда во всей этой истории. И он обратился к Ситт Зубейде и молвил: «О Ситт Зубейда, пусть мы все — лжецы. Нам остается только пойти всем вместе и выяснить правду в этом деле, так как я видел Абу-ль-Хасана здоровым, и раб Масрур видел его, а ты видела Наджмат ас-Субх здоровой, и старая служанка тоже говорит так. Лучше нам всем пойти и посмотреть, как в действительности обстоит дело». — «Вот оно, правильное решение! — воскликнула Ситт Зубейда. — Пойдем посмотрим, в чем истина!»

И они пошли, и Масрур шел впереди всех, так как он горел огнем и ему не терпелось открыть им двери и показать, что он говорил правду. И пока они шли, усилилась перепалка между старой служанкой и Масруром, и они побились об заклад, что если ее слова окажутся правдой и умер именно Абу-ль-Хасан, Масрур дает ей отрез ткани, шитой золотом, и если выйдет наоборот, то старуха даст ему такой отрез. «И пусть мой господин отрежет тебе голову, после того как я получу с тебя отрез, скверная старуха», — добавил Масрур.

А Абу-ль-Хасан все это слышал, и когда они увидели, что все — халиф, Ситт Зубейда, везирь Джафар, евнух Масрур и старая служанка — идут к ним, то Наджмат ас-Субх обратилась к мужу и молвила: «Ты сделал нас лжецами перед халифом, о Абу-ль-Хасан! Аллах, спаси нас от этой беды!» — «Не бойся и будь спокойна, — сказал Абу-ль-Хасан. — Кто сумел поднять осла на минарет, тот сумеет и спустить его вниз. Ты только слушай и делай все, что я тебе скажу». — «Внимание и повиновение тебе, Абу-ль-Хасан, я покорна тебе и послушна, только вызволи нас из этой беды», — отвечала ему жена, и он сказал: «Будь спокойна».

И Абу-ль-Хасан, увидев, что халиф и Ситт Зубейда идут, чтобы выяснить, в чем дело, быстро, как молния, притворился мертвым и сказал Наджмат ас-Субх: «Ты тоже, как я, прикинься мертвой и ложись со мной рядом, обратив лицо к кыбле, и как я буду делать, так делай и ты», — и оба они притворились мертвыми, и когда халиф, Ситт Зубейда и те, кто был с ними, подошли, Масрур, выступив вперед, открыл дверь в дом, и все вошли, и посмотрели, и увидели, что умерли оба — и Абу-ль-Хасан, и Наджмат ас-Субх, его жена. И их взяла оторопь от этого случая, и они растерялись, и Ситт Зубейда вышла вперед, и закричала от горя по своей служанке, и заплакала, и сказала: «Вы не переставая пророчили моей служанке плохое, пока не уморили ее! Бедняжка, она умерла от великой печали по своему мужу Абу-ль-Хасану». И халиф сказал ей: «Клянусь великим Аллахом, о Ситт Зубейда, это неправда! Как это ты говоришь такие слова! Это Абу-ль-Хасан умер после — от печали по твоей служанке Наджмат ас-Субх! Клянусь Аллахом великим, я выиграл у тебя твой большой дворец, согласно тому, как мы бились об заклад». — «Клянусь Аллахом, повелитель правоверных, — возразила Ситт Зубейда, — твои слова ложны, и правда не на твоей стороне, так как Абу-ль-Хасан умер раньше, а моя бедная служанка потом — от горя и плача по мужу».

И между халифом и Ситт Зубейдой возник спор о том, кто умер раньше, и такая же перепалка началась у Масрура со старой служанкой, и если бы не присутствие халифа и Ситт Зубейды, они, наверное, подрались бы. И все продолжали спорить и препираться, и каждый твердил свое, и они не могли договориться, и наконец халиф подумал, что Ситт Зубейда имеет право говорить, что Абу-ль-Хасан умер раньше, так как она собственными глазами видела свою служанку Наджмат ас-Субх и та сообщила ей, что ее муж умер, но и он, халиф, тоже прав, так как он своими глазами видел Абу-ль-Хасана и тот рассказал ему, что служанка Наджмат ас-Субх умерла.