Хамелеон 4
Шрифт:
Но нет! Помимо средств существования, Германии также требовались союзники, которые будут воевать на её стороне не из-под палки, и за спиной которых не придется выставлять заградительные отряды германских войск, тем самым ослабляя Вермахт[1]. А тот же аншлюс Венгрии, к примеру, вполне себе мог вылиться в солидный рост социального напряжения внутри вновь разросшейся страны, поскольку сами венгры, как и немцы, страдали в это время жутким национализмом. Они желали создать собственное исключительно мононациональное государство, где не было бы места всяким пришлым. Включая тех, кто полагал себя каким-то там потомком ариев. Хотя, следовало отметить, что многие высшие армейские офицеры венгерской армии вполне себе могли бы согласиться на службу не столько Будапешту, сколько Берлину, ведь все они когда-то начинали тащить армейскую лямку еще в Австро-Венгрии. Но, что случилось, то случилось. К тому же, его светлость регент Венгерского королевства — адмирал Миклош
Румыния же… Румыния с марта месяца 39-го года своей экономикой и так почти полностью легла под Берлин, подписав соответствующее экономическое соглашение. Немецкие промышленные товары уже поставлялись в неё без всяких ввозных пошлин, тогда как столь необходимое Германии сырье, особенно нефть, отгружалась в ответ по минимальным ценам и в приоритетном порядке. К тому же румынские нефтяные промыслы являлись этаким «запасным аэродромом» для нефтеперерабатывающей отрасли Рейха. Случись самой Германии вступить в войну с каким-то крупным игроком, Румыния всегда могла остаться в стороне от боевых действий, как независимое государство, и продолжать снабжать своего «неофициального патрона» всем необходимым. Заодно она являлась отличной точкой соприкосновения Берлина с английским капиталом, которому принадлежала почти вся нефтедобыча страны. А драться с англичанами Гитлер не сильно-то и жаждал, скорее желая видеть тех в числе своих союзников, а не врагов. Но тут всё было очень жестко завязано на Францию, где творилась своя собственная национальная политика, пусть на неё и старались всячески воздействовать все, кому не лень.
Так раздираемая внутренними политическими противоречиями и тягаемая «соседями по глобусу» в разные стороны Третья республика дотянула-таки до очередных парламентских выборов, произошедших в апреле 1940 года. Выборов, в которых грандиозное поражение потерпела «Республиканская партия радикалов и радикал-социалистов», что при своём правлении, пойдя на поводу монополистического капитала, нивелировала большую часть социально-значимых проектов, привнесенных в законодательство страны правительством Леона Блюма, чем настропалила против себя практически весь рабочий класс страны. Как результат — львиная доля их былых сторонников всем скопом перешла в лагеря коммунистов и интернационалистов, активно противостоявших политическим силам фашистского толка, сторонников которых также имелось с лихвой, но всё же сильно поубавилось на фоне антигерманского освещения французской прессой боевых действий в Испании и в прекратившей своё существование Югославии.
За разразившейся «выборной баталией», задержав дыхание, наблюдали абсолютно все, поскольку именно от выбора французов зависело то, на чьей стороне в грядущей войне выступит армия Третьей Республики. На стороне Германии, предав тем самым Польшу, к которой Берлин уже успел выдвинуть ряд территориальных претензий насчет Данцига и коридора в Восточную Пруссию, либо же на стороне антифашистской коалиции, в которой так-то открыто состоял пока лишь один Советский Союз, вместе с официальными властями Испании? Хотя для тех же Германии с Италией официальными они как раз и не являлись. Те признавали только своих ставленников — франкистов.
При этом, как бы это странно ни звучало, верхушке Советского Союза не так уж и выгодна была победа этих самых коммунистов с интернационалистами, поскольку те являлись в большей мере сторонниками антисталинского курса, куда больше в своих взглядах ориентируясь на посылы нынешнего руководства Коминтерна. Точнее на измышления тех, кто от этого самого руководства остался в живых после грандиозной чистки рядов, устроенной Москвой в 1936–1938 годах.
Грубо говоря, для Сталина это были совсем другие коммунисты. Пусть не троцкисты, но бухаринцы — точно. В общем, не те, которых нынешние хозяева Кремля желали бы видеть во главе Франции. Но, в любом случае, даже они были куда предпочтительней фашистов, поскольку скорее дали бы сталинизму политический бой на международной арене, нежели согласились бы отправить французские войска на войну с СССР, пойдя на поводу своих идеологических врагов. Ведь загибающейся под весом огромного количества социальных, финансовых, политических, демографических и целого сонма прочих проблем Франции любая реальная война была сейчас нужна, как собаке пятая нога. И, вновь объединившись под общим знаменем Народного фронта, естественно, предварительно выгнав с позором из него радикалов, коммунисты с интернационалистами смогли получить подавляющее большинство в новом парламенте, что было хорошо для простых французских тружеников, но плохо для коллапсирующей экономики страны и крупных буржуа, которых опять, несомненно, начнут «раскулачивать».
Да и англичане с немцами не сильно радовались подобному исходу, поскольку теперь повести Францию с собой на бой с «красной ордой» становилось
Не менее весомым фактором в международных отношениях стало куда большее вовлечение обновленного французского правительства в события напрямую связанные с Испанией, где также во главе страны стояла группировка Народного фронта. Пусть посылать свои войска на Пиренейский полуостров французы даже не планировали, откровенно опасаясь начала новой войны с немцами, их флот принялся куда как активней отлавливать немецкие и итальянские транспорты с вооружением и боеприпасами, что предпринимали попытки ошвартоваться именно в испанских портах. По-сути, накинули на шею легиона «Кондор» некую шелковую удавку и принялись её потихоньку затягивать, прикрывая свои действия участием в соглашении о невмешательстве третьих стран в испанские дела. Впрочем, с советскими транспортами в Средиземноморье они стали поступать точно так же, желая поскорее завершить изрядно затянувшийся конфликт, идущий у них прямо под боком и год за годом продуцирующий всё новые волны беженцев, которых уже некуда было девать. Заодно и сталинскому СССР давали изрядный щелбан по носу. А то уж больно много именно своих сторонников Союз умудрился впихнуть в действующее испанское правительство, шантажируя республиканцев их огромными долговыми обязательствами и поставками столь нужного вооружения.
Осталась в несколько растрепанных чувствах и Финляндия. Свыше года четвертьмиллионный отмобилизованный еще в конце весны 1939 года контингент её войск просидел на приграничной с СССР территории, ожидая неизбежного нападения РККА. Но «советские негодники» на драку так и не явились. Без подписанного договора с Англией и Францией или же с Германией о ненападении, а также о разделе сфер влияния в Восточной Европе, Сталин не решился на эскалацию давно назревавшего конфликта. А ведь тот последние годы так активно подпитывался деньгами и вооружением из Лондона, Вашингтона, Стокгольма, Берлина и даже Парижа, что почти весь военный бюджет Суоми, составлявший свыше половины годового бюджета страны, финансировался из-за рубежа! Как оказалось — зря. Не поддавшийся на «вкусную приманку» Иосиф Виссарионович приказал продолжить вести переговоры о мирном урегулировании вопроса обмена территорий близ Ленинграда на часть земель Карелии. Ибо понимал, что, начнись там боевые действия, в такой конфликт мгновенно вмешались бы все ведущие мировые игроки, давать которым повод для нападения на Советский Союз, он не желал вовсе. Его вполне устраивала мирная жизнь, каждый новый день которой шёл только на развитие страны и укрепление её обороноспособности. Не просто же так еще в марте 1939 года Сталин выступил с речью, что не позволить втянуть СССР в конфликт, что будет выгоден исключительно империалистическим державам.
Однако, возвращаясь к воинственным финнам, следовало отметить, что просидели их войска на своей границе, хоть и без всяких забот, но отнюдь не без последствий. Всё это время 250 тысяч срочно призванных в армию мужчин, ели, спали, несли службу, стаптывая обувь и снашивая форму. И самое главное — всё это время они не работали! Что для не слишком густонаселенной Финляндии выродилось в немалые экономические проблемы. Дело уже дошло до того, что на кофе с сахаром пришлось вводить талоны. Да, путь то были не самые главные продукты питания в привычной финским гражданам потребительской корзине. Но все понимали, что это лишь начало! Так, мало того, вдобавок следовало решать, что делать дальше. Продолжать сидеть по войсковым частям и укреплениям, терпя очередные огромные финансовые потери, либо же… что? И ответ на это самое «что» в Хельсинки найти никак не могли, хотя уже наступил июнь 1940 года.
И лишь японцы, словно черви-древоточцы, продолжали вгрызаться внутрь территории Китая, параллельно гадая, а на кого им, собственно, нападать своим флотом на югах. Да ещё так, чтобы не оказаться одним против всех! Причем соображать им требовалось очень быстро, поскольку до окончания подписанного с США соглашения о поставках нефти оставалось чуть менее года, а новый им никто не предлагал. Более того, с американской стороны уже предпринималось несколько попыток денонсировать текущий! Да и отгрузка стального лома из Америки уже была прекращена, явно с целью повлиять на темпы роста военного могущества Страны Восходящего Солнца.