Ханс Кристиан Андерсен
Шрифт:
— Я решила, сынок, что ты пойдешь на суконную фабрику, где работает соседский Кристиан! — объявила она вечером сыну. Бабушка от этого известия расстроилась до слез: никто из Андерсенов еще не опускался так низко, сказала она. Ведь на фабрике работают только дети нищих, а у Ханса Кристиана прапрабабушка была из благородных.
— Ах, матушка, мне и самой нелегко было решиться! — вздохнула Мария. — Но как понаслушалась я об этой шайке у Западных ворот, а тут еще с Карен укоров не оберешься, сами знаете… Так пусть я хоть про мальчика буду знать, где он, с кем он и что делает. Это поважнее тех денег, которые он заработает!
Ханс Кристиан долго не мог заснуть: у него перед глазами стояло мрачное здание
На другое утро заплаканная бабушка отвела его на фабрику.
В грязной низкой комнате с окнами, повсюду заткнутыми тряпьем и бумагой, было душно, грохотали машины, кричали люди — с непривычки можно было оглохнуть. Здесь работали немецкие мастера и подмастерья, к ним в подручные шли оденсейские бедняки, дошедшие до крайней нищеты: не одна только бабушка Ханса Кристиана считала, что работать на фабрике — это последнее дело. Кроме того, тюремное начальство охотно посылало сюда арестантов. Их помощниками оказывались дети девяти-двенадцати лет, получившие здесь первые жизненные уроки от воров и бандитов. Ханс Кристиан был в ужасе от доносившихся до него разговоров и грубой брани. От работы ломило руки и спину, голова кружилась от шума и духоты. Дома он сваливался без сил.
Но однажды во время перерыва он запел, и на время это выручило его: рабочим понравился чистый, звонкий голосок мальчика, ему велели вместо работы петь подряд все песни, какие он знает. Ханс Кристиан делал это с удовольствием: он всегда готов был выступать перед публикой. Когда ему надоело петь, он стал разыгрывать сцены из Гольберга и Шекспира, это тоже прошло с успехом. Но кончилось все печально: он стал жертвой грубых шуток и издевательств нескольких дюжих подмастерьев, забавлявшихся от скуки его слезами и криками и уверявших, что это вовсе не мальчик, а переодетая девчонка: и поет тоненько и плачет, как котенок мяукает. Еле вырвавшись от своих мучителей, он примчался домой. Мария согласилась не отправлять его обратно. Можно пойти на табачную фабрику, там, говорят, народ поприличнее. Теперь он помогал упаковывать нюхательный табак и, поминутно чихая, размышлял о будущем. Здесь он тоже пел и декламировал, и сочувственно слушавшие его рабочие говорили:
— Почему бы тебе не пойти в актеры?
В самом деле, почему бы и нет? Вот это будет подходящее для него дело! Он уже видел себя на ярко освещенной сцене, вот он подходит к рампе и раскланивается, а зал гремит от восторженных аплодисментов. И на работе и ночью, ворочаясь на своей скамье, он думал об этом, борясь с приступами удушливого кашля. Этот кашель испугал Марию, и она взяла его с фабрики: у мальчика слабая грудь, как у отца, он погибнет, если и дальше будет вдыхать табачную пыль! Ханс Кристиан стал мальчиком на побегушках у маляра. Здесь он подружился с маленькой служанкой Марен, доверчиво выслушивавшей его планы театральной карьеры. Правда, оказалось, что она хоть и видела здание театра, но не имела ни малейшего понятия о том, что делается внутри.
— Когда я буду играть главную роль и имя мое будет вот такими буквами напечатано на афише, я непременно пришлю тебе билет! — великодушно обещал ей Ханс Кристиан. Но тут раздался сердитый голос хозяина, и будущая знаменитость, подхватив ведерко с краской, со всех ног пустилась выполнять забытое поручение.
Однажды мальчишки во главе с его вечным врагом Кристианом тетки Катрины загнали его на большой каштан возле церкви Св. Кнуда.
— Вот горе, — сказала она, — ведь этак искалечить недолго… Ну, вот что: ты будешь ходить в школу для бедных — там учитель за тобой присмотрит, а соседи пусть себе говорят, что хотят.
За последние годы школа для бедных сильно увеличилась, но все-таки не могла вместить всех желающих: около четырехсот детей школьного возраста не могли платить за обучение. Два учителя уже не справлялись с массой учеников, и городскому управлению пришлось раскошелиться на третьего.
К этому третьему — норвежцу Вельхавену — и попал Ханс Кристиан. Учиться было ему очень легко: Вельхавен больше всего внимания обращал на библейскую историю, а научить такую ораву прилично писать и считать считал делом безнадежным. На уроках Вельхавен говорил с воодушевлением, голубые глаза блестели на смуглом лице, голос то возвышался, то падал до шепота. Ханс Кристиан охотно подражал его патетическим жестам и интонациям, а рассказы учителя запоминал почти дословно, так что дома уроков учить ему не приходилось, можно было мечтать о славе, читать книги и заниматься кукольным театром.
Частым гостем в доме стал молодой сапожник Нильс Гундерсен. Подолгу он сидел молча на низеньком табурете и с восхищением следил за энергичной возней Марии по хозяйству, слушал ее оживленную болтовню. Сам он был человеком вялым и болезненным, и вид этой крепкой, неунывающей женщины подбодрял его и придавал сил. «Почему бы нам не пожениться?» — думал он. Тогда вместо мрачного холостяцкого жилья у него будет такая вот чистенькая, удобная комната, горячий обед на столе, аккуратно вымытые и зачиненные рубашки. Конечно, будет и этот чудной мальчишка в придачу, но ведь он уже почти взрослый, скоро пойдет работать. Право же, игра стоит свеч!
Родные не жалели слов, чтобы отговорить его. Как, посадить себе на шею бедную прачку, чуть не на двадцать лет старше его, да еще с бездельником-сыном! Но Гундерсен все эти разговоры пропускал мимо ушей: ему жить, а не им! И в конце концов сделал Марии предложение. Поколебавшись немного, она согласилась: очень уж пугала ее мысль об одиночестве, мальчик ведь совсем вырос и скоро перестанет так нуждаться в матери, заживет своей жизнью. Свадьба была сыграна, но родня Гундерсена объявила, что на порог к себе не пустит эту нищенку, сумевшую так хитро обойти их Нильса.
Ханс Кристиан принял новое положение вещей довольно равнодушно: он в это время был по горло занят собственными делами. С помощью вездесущего Педера Юнкера, лишь на короткое время исчезнувшего после истории с воровской шайкой, он несколько раз побывал за кулисами, был в восторге от знаменитой тогда оперы «Дева Дуная» и дома без конца воспроизводил увиденное, изображая и храброго рыцаря Альбрехта, и прекрасную русалку, и целый оркестр. Теперь его старая мечта о замке приобрела реальные очертания: театр — вот этот замок, и он непременно сумеет туда войти! Ханс Кристиан почти не сомневался, что вот-вот появится могущественный покровитель, который одним словом раскроет желанные двери. Многие влиятельные люди уже интересовались им: он пел и декламировал в доме епископа Плума, у полковника Хёг-Гульдберга, одного из приближенных принца, у аптекаря Андерсена. Всюду его хвалили, даже умилялись: какой забавный и трогательный мальчик! Сын простого сапожника — и увлекается Шекспиром, как это мило!.. Да, память у него превосходная и голосок славный, из него и вправду может что-нибудь выйти.