Ханский ярлык
Шрифт:
Скачка вкруг крепости по кругу не давала осажденным возможности вести прицельную стрельбу по быстро мчащимся воинам. Разве что случайная стрела могла зацепить кого-то.
И каждый воин, улучив мгновение, когда оказывался близко к стене, швырял горящий витень на стену как можно сильнее. А бросив, тут же отворачивал в сторону коня, давая возможность очередному всаднику вступить в круг, и мчался за новым пеньковым витенем.
— Еще! Еще! — командовал Андрей Александрович,— Не давать им передышки!
И
Князь подозвал к себе ладожанина, оставшегося при нем:
— Быстро беги к своим, пусть добавят еще огоньку к воротам.
Вскоре в костер у ворот влетели вторые сани с сушняком, огонь запылал с новой силой.
На этом закончился первый день осады. Многие считали, что неудачно. Однако князь, напротив, был другого мнения:
— Крепость не яичко: разбил, облупил и ешь. Ворота мы ослабили, и теперь от первого же удара тарана они рассыпятся.
— Так что? Завтра тараним?
— Нет. Завтра весь день надо их обстреливать пороками и стараться разбить свейские пороки. Пока они целые — нам с тарасами не подойти к стенам.
В темноте по бревнышку унесены были в тыл тарасы, а заодно и те камни, которые их развалили. Завтра они пригодятся для стрельбы по крепости.
С рассветом началось метание камней из пороков. К ним были приставлены самые искусные стрелки, князь пообещал по десять гривен за каждый разбитый свейский порок.
Беек умудрился найти для своего орудия скрытое место за молодой распустившейся сосенкой, пообещав своим подносчикам:
— Ну, братцы, двадцать гривен на земле не валяются.
— Почему двадцать, Беек? Десять ведь обещано.
— Это за одну, а я хочу две металки разбить. А даст Бог, и с тремя управимся.
— Типун тебе на язык — как бы свей нас не накрыли.
И началась обоюдная стрельба из пороков. Стреляли по крепости, и она отстреливалась. Камни, прилетавшие от свеев, туг же летели обратно, иногда делая по нескольку оборотов туда и сюда. Подносчики даже начали давать им прозвища:
— О-о, опять «рыжий поросенок» вернулся.
— А вот к нам «щучка» вновь приплыла.
И эти многопудовые «поросята», «щучки», «бабки» и «бараны», прилетая, крушили все, обо что ударялись, а если попадали в зазевавшегося, то тут же и приканчивали беднягу.
Осажденные первыми поразили один из пороков славян, зашибив разлетевшимися щепками нескольких человек, обслуживающих машину. Однако, оправившись от испуга, подносчики разыскали валун, обезоруживший их, признали в нем знакомца:
— Ба-а, это же наша «рюха»!
И, кряхтя, потащили к соседнему пороку.
— Братцы, вдарьте этой, она удачливая, наш порок в щепки разнесла.
«Рюха» и впрямь угодила во вражеский порок. И наблюдатель, сидевший вверху на сосне, крикнул радостно:
— Есть одна! Андрей Александрович, одна металка накрылась!
— Точно? — спросил снизу князь.— Не ошибся?
— Какой там. И двух стрелков уложила.
— Кто попал, не видел?
— Кажись, Беек.
— Молодец,— потер довольно ладони Андрей.— Сколько у них еще осталось?
— Три, кажись. Я три вижу на заболотах.
— Ну, наших втрое более. Даст Бог, одолеем.
И действительно, еще до наступления темноты все шведские пороки были разбиты, хотя и новгородцы потеряли столько же. Были убитые и раненые среди стрелков.
Великий князь сдержал слово. Установив, кто именно попадал в свейские машины, выдал им куны. Беек со своими товарищами отхватил двадцать гривен и по кружке хмельного меда из княжеского бочонка. И в темноте захмелевшие герои орали удалую песню: Мы по свеям бьем без промаха, Попадаем точно в глаз...
Далее шли срамные слова, которые, увы, не мог сохранить нам пергамент, откуда соскреб их какой-то высоконравственный монах.
В шатер к князю собрались командиры. Он, так и оставаясь в татарском малахае, коротко оценил день прошедший:
— Ныне славно поработали пороки. Завтра двинем тарасы, за ними крючников.
— А если свей за ночь опять отладят пороки? — спросил Андрей Климович.
— Вряд ли успеют. Но если даже соберут один, ему не управиться со всеми тарасами. В одно время с тарасами ла-дожане разбивают тараном ворота, они ныне хорошо прожарены и должны рассыпаться от одного удара. И наваливаемся со всех сторон.
Когда князь остался в шатре только с посадником, тот спросил:
— Андрей Александрович, пошто не бережешься?
— Как не берегусь? — не понял князь.
— Шлем почему не наденешь? А ну стрела ненароком прилетит.
— А-а,— засмеялся Андрей.— У меня от шлема голова мерзнет. А в шапке тепло и приятно.
Не хватило у посадника духу снова напоминать, что шапка-то теплая, но ведь она татарская, чай, глазу славянскому неприятная.
На следующий день, едва начало развидняться, на крепость не спеша двинулись тарасы, в верхней части которых густо стояли плечом к плечу в добрых бронях и только с мечами отборные воины. Строение представляло собой высокий тяжелый дом, до отказа набитый людьми. Внизу тарасы находились толкачи, двигавшие это громоздкое сооружение. Один из них через узкий продух, прорубленный в полдерева, высматривал путь и негромко командовал: