Характерник. Трилогия
Шрифт:
***
Подъесаул Волин придирчиво осмотрел подчиненного, стоявшего на часах каземата, выполнявшего роль гауптвахты или тюрьмы.
–Как дела, Белый?
Младший урядник не смотря на то, что по годам был куда постарше казачьего офицера, весь подобрался, коснувшись второй рукой цевья автомата, встал во фрунт.
–Без происшествий, ваше благородие.
–Что сидельцы?
–Сидят!
–Отпирай пятую камеру. Я у тебя новенького на время заберу.
–Надо бы выводного покликать.
–Ох и дотошный ты казак, хуторянин! Чего время тянуть, открывай.
–А меня звать не нужно, вашбродь. Я уже здесь. – Раздался голос из-за спин сопровождавших Волина двух станичников. – Чей приказ?
–Распоряжение ротмистра Зимина, вахмистр.
–Ясно.
Уже знакомый Кутепову младший офицер, как и его солдаты одетый «по-людски» в камуфляж, разгрузки и при оружии, из-за порога рукой поманил на выход.
–Опять на беседу, – выйдя из опостылевших «апартаментов», пошутил Александр.
–Не разговаривать! – повышая голос, оборвал Кутепова вахмистр Иконников. – Стой! Руки за спину! К стене!
Дверь, теперь уже пустой камеры, выводной закрыл на замок. Повернувшись к подъесаулу, официальным тоном произнес:
–Забирайте!
Считай знакомая уже дорога. Можно сказать, натоптанная тропа. По коридору, мимо камер, прямо. Теперь налево. По широкому коридору с ответвлениями в потерны, снова прямо. Гулкая, сваренная из метала лестница, заставив преодолеть два пролета, для седельца не оборвала путь выходом на до боли знакомый, набивший оскомину этаж, а продолжила путь вверх. Кутепов отвлекшись в попытке посмотреть через голову казака на следовавшего последним есаула, чуть не споткнулся. Решил молчком идти, куда ведут.
Вывели внутрь первого, поверхностного этажа. Спертый, чувствительно пыльный воздух, сменился более привычным. Минуя дневального, стоявшего на тумбочке у двустворчатой двери, вышли в широкий холл. По правую сторону как-то по родному смотрелись стекла «дежурки» офицеров суточного наряда.
–Прямо, на выход! – командовал подъесаул.
О! Благодать! Да тут у них по ходу дела, самая настоящая весна, а может даже и лето. Воздух! Воздух-то какой! Зашибись!
–Урядник, шире шаг. Не забыл? Нам еще в канцелярию к полудню попасть нужно.
Скорость прибавили. И куда это они его ведут? Может на расстрел? С этих станется, не заржавеет! Вон к той стене подведут. Бах! Пуля в лоб и пишите письма. Нет больше Сашки Кутепова! Наташку только жалко.
Ты смотри, мимо провели.
Надо сказать, на поверхности место было похоже на самый настоящий военный городок его реальности. Строения размещались компактно, домов хоть и не много и они не ухоженные, смотрятся как при правлении пьяницы, Борюсика Ельцына, многие окна зияют пустыми глазницами оконных проемов. Характерная чернота и дыры в стенах, свидетельство сильных боев на самой территории населенного пункта. Видно не сладко приходится станичникам. Дорожки бетонные, с большим количеством выбоин, сколов и паутиной щелей. Буйная южная растительность отовсюду прет как на буфет. Воронки от взрывов портят общую картину, но жизнь бьет ключом, кругом военные мельтешат по своим делам, а подразделения, так те и вовсе строем ходят. Непривычно смотрится только разномастная форма одежды, но для местных это наверное привычно. Женщины по пути следования почти не встречаются, а детского гама не слышно, как не видать и самой детворы.
О! Церковь! Сразу видно, такая же боевая единица, как и все остальное здесь. Латаная перелатаная, но видно сразу, что обихоженная.
–Сюда.
Свернули к домику кирпичной кладки под железной крышей. Стоит он во внутреннем дворе-колодце, с окнами под стеклом, но и у него стены в следах от пуль и осколков. Толстый, рыжий, бородатый мужик в черном просторном одеянии, подпоясанный широким армейским ремнем, с церковным серебряным крестом на груди, встречает у входа в дом. Никак сам поп сподобился на разговор с чужаком?
–Здравы будьте, ваше преподобие! – первым поздоровался офицер.
Казаки здороваясь с батюшкой, снимая головные уборы по очереди облобызали руку перекрестившую каждого, не миновавшую и Кутепова. Только тот с непривычки, слегка наклонил голову, сразу разглядев в свою сторону неудовлетворенный взгляд попа.
–Зимин велел кланяться, – промолвил Волин, кивнул в сторону арестанта. – Вот привели познакомиться.
–Добро!
Взгляд под мохнатыми бровями уперся в офицер.
–Я так понимаю, у тебя подъесаул, дел по горло? Вот и иди, сполняй службу.
–Может хоть приказного оставить? – с сомнением в голосе, попытался навязать казака Волин.
–Иди. Сам разберусь.
Подождав, обратился к Кутепову:
–Ну что, во Христа веруешь?
–Верую. – Нехотя ответил тот, считая, что вера во что-то, дело интимное.
–И в церковь ходишь?
–Хожу! – чуть запнулся. – Иногда.
–Нда! А ну, перекрестись!
Перекрестился.
–Добро!
Военные ушли, батюшка кивнул Кутепову на дверь.
–Ну заходь, голубь сизокрылый. Чай пить будем.
–Индийский?
–Х-хы! А то какой же. У меня окромя индийского, другого-то и нет.
На маленькой кухоньке сидели за столом, пили чай из местных трав. Служитель культа за короткое время сумел расположить к себе гостя. Толстощекий, рыжебородый, с ясными глазами и улыбкой полной добродушия, с места в карьер попытался приобщить киллера из другой реальности к таинствам веры.
–Какие молитвы знаешь?
–Свои. Какие в голову приходят. У нас там демократия. Иногда кажется, что в стране только мусульмане за своего Аллаха мертвой хваткой уцепились и держатся, боясь его бороду отпустить или в порыве преклонения, вырвать с корнем. Остальные верят не шатко, не валко. Многие в церкви за всю жизнь два раза были. Когда крестили, а потом, когда отпевали. Есть такие, что вообще не верят.
–А ты значит, все же веруешь?
–Я через войну прошел. И хоть грехов на моей душе выше крыши, верю, Он есть.
Войсковой духовник, иеромонах Фотий состоял в единой духовной связке со своими прихожанами. По наступившим временам, когда из разных мест и направлений на твою страну пытаются жать и бряцать оружием, священник лихо скачущий на лошади, управляющий большегрузным авто, великолепно владеющий огнестрелом и холодным оружием, явление обычное. Бывало дело, батюшка на боевых выходах заменял выбывшего из строя казака и помогал пластунам выжить, вернуться и привезти информацию или «языка». Оно и понятно, войсковые священники принимали присягу наравне с остальными казаками. Это был своеобразный ритуал. Будущие пастыри произносили клятву перед всеми собравшимися, положа руку на Библию. «Я клянусь всемогущей Троицей и славным Богом перед святой его Евангелией и животворящим крестом Спасителя нашего, что всем делом, к которому призван и которое будут с меня вспрашивать, имею сказать Ему сущую правду, так правдиво как мне в том ответ даст пред Богом и пред его праведным судом. Сей моей клятвой целую святое слово Спасителя моего. Аминь».