Харальд Поттер. Наследники Слизерина

Ким Сергей Александрович

— Далеко. Далекооо… — донеслись до Харальда удаляющиеся звуки инфернальных песнопений. — Ускакала в поле молодая лооошадь… Так легко. Так легкооо… Не догонишь, не поймаешь, не найдёшь…

Немногочисленные ученики, идущие по коридору, от такого зрелища только и могли, что ловить падающие челюсти, да испуганно вжиматься в стены.

Поттер вздохнул и зашагал в лазарет.

Честно говоря, подобное фиглярство ему уже порядком поднадоело за крайние дни, но ничего с этим поделать было нельзя.

После того урока ЗОТИ по школе моментально

пошли зловещие слухи, что в Хогвартсе объявились змееусты. То есть в Хогвартсе, получается, объявились чёрные маги. Кто-то немедленно вспомнил, что и Тот-Чьё-Имя-Заставляет-Писаться-Даже-Суровых-Британских-Волшебников тоже когда-то учился в Хогвартсе. Быстро провели параллели между соратниками Неназываемого и текущей компанией, куда входили Грейнджер и Поттер.

Короче, слухи ширились и разрастались, что могло привести и к совсем невесёлым последствиям.

Как говорится — чем чудовищнее ложь, тем охотнее в неё верят.

Медлить было нельзя, поэтому Харальд моментально ухватился за идею, когда близнецы Уизли как-то в шутку обратились к нему как к Наследнику Слизерина.

Расчёт был прост, но гениален — затруднительно чего-то бояться, если смеёшься над этим. Поэтому спектакль «Наследник Слизерина и его верные миньоны» разыгрывался теперь постоянно и перед всеми.

И постепенно ситуация начала сглаживаться. Сложно было заподозрить хоть и взрывоопасного, но честного Харальда в чём-то злодейском. Все знали, что он может поджигать, взрывать, драться и причинять иной ущерб окружающему пространству, но ничего действительно злого от него никто так и не смог припомнить. Поэтому шуточный Наследник Слизерина не вызывал особого страха или ненависти. Да и в конце концов — как может Наследник Слизерина учиться на Гриффиндоре?!

Гермиона во всё происходящее, правда, была посвящена не слишком хорошо, потому как опять же после того урока, она загремела в лазарет. Недосып, усталость, общее переутомление организма.… Поэтому уже почти неделю Грейнджер сидела в заключении и едва не лезла на стены от скуки и от угрызений совести, что в данный момент пропускает занятия. Не спасали даже приносимые Харальдом домашние задания и лёгкое чтиво в промышленных масштабах.

— Главное — не дёргайся, если тебя назовут Наследницей Слизерина, а просто обрати это в шутку, — втолковывал Поттер подруге. — Можно даже в обидную шутку. Или задвинуть что-нибудь вроде «как ты разговариваешь с величайшей тёмной волшебницей!». Нападения сейчас прекратились, так что народ успокаивается и потихоньку посмеивается над этими страшилками.

— Я никакая не Наследница Слизерина! — Гермиона от возмущения аж подпрыгнула на кровати. — Я вообще гриффиндорка! Маглорождённая!

— Тор, между прочим, полукровкой был, что не мешало ему быть прямым потомком Салазара Змееязычного. Может, ты, это самое… Гомозиготная по рецессивному признаку…

— Не хочу я быть рецессивной! И уж тем более гомо!

— Так, а теперь серьёзно, — перестал дурачиться Харальд. — Давай поговорим

с тобой на парселтанге.

— Это ещё зачем? — подозрительным тоном осведомилась Грейнджер.

— Так надо. Доверься мне.

— Ну, допустим. И о чём же нам говорить? — девочка перешла на змеиную речь.

— Да хотя бы о том же парселтанге, — ответил Поттер. — Ведь вообще-то большая часть рептилий — непроходимо тупы и не поддаются даже элементарной дрессировке. Так почему мы воспринимаем их при разговоре на парселтанге как хоть и не особо умных, но безусловно разумных созданий? И почему вообще существует только парселтанг, но нет языка, позволяющего говорить с птицами или, например, с медведями?

— Парселтанг — не слишком изученная штука, — задумчиво прошипела Гермиона. — Особенно в рамках современной науки — сказывается недостаток носителей змеиной речи.

— Я бы сказал, что сказывается недостаток носителей змеиной речи, готовых сотрудничать. В двадцатом веке кроме нас с тобой известным змееустом был лишь Тор, но у него с готовностью стать субъектом исследования было как-то тяжко, согласись.

— Да уж.… А предыдущий змееуст жил в начале девятнадцатого века и благополучно сгинул где-то в Испании во время войны с Наполеоном.… И вообще непонятно само происхождение змееязычности. Это ведь сугубо британская черта, нераспространённая нигде более.

— Узкораспространённый феномен? Типа тех же перуанских ягуаров-оборотней, которых больше нет нигде в мире?

— Фиг его знает, — шипение Грейнджер был скорее похоже на свист. «Фиг» — явно не слишком вписывался в картину змееязычности.

— У рептилий, как мы уже говорили, вообще неважно со слухом, — произнёс Харальд. — Так что вряд ли парселтанг заточен на перенос информации исключительно посредством звука. Возможно, шипение — это лишь сопутствующий момент ультра- или инфразвуку, который влияет напрямую на мозг рептилии?

— Интересная версия, — благожелательно кивнула Грейнджер. — Однако человек не умеет генерировать слишком высокие или слишком низкие частоты.

— Уверена? Не все люди могут извлекать в уме корни пятой степени, например.

— Уникальный феномен?

— А почему бы и нет?

— Звучит не слишком правдоподобно, но хотя бы логично, — вздохнула девочка. — Но вернёмся к тому, что посредством парселтанга мы на удивление хорошо воспринимаем рептилий. Ты говорил, что общался даже с драконом?

— Было дело, — уклончиво ответил Харальд, припомнив одного из питомцев Хагрида — детёныша норвежского горбатого. — Но тесты ведь определили, что драконы действительно умные создания. Ничуть не хуже тех же дельфинов, а иногда даже и умнее…

— Но вот гадюка примерно настолько же умна, насколько умён пудинг с мясом.

— Утрируешь.

— Ситуация позволяет, — рассмеялась Грейнджер. — Твоя версия?

— Воображение! — патетически взмахнул руками Поттер. — Ну, в смысле, всё это человекоподобное поведение змеек мы домысливаем уже сами.