Харама
Шрифт:
Девочка повернула голову и заулыбалась; снова зарылась лицом в колени отца. Человек в белых туфлях продолжал:
— Хочешь быть моей невестой?
Девочка рассмеялась громче и повернулась к нему. Отец сказал ей:
— Это что ж у тебя за секреты с парикмахером?
— Это наше дело, — отозвался мужчина в белых туфлях, — правда, моя хорошая? Как тебя зовут?
— Мари.
Чамарис допил стакан и сказал:
— Не иначе, напроказничали вдвоем. Ну, пойдем, дочка, домой.
— Славная
— Ну же, дочка, ответь хоть что-нибудь парикмахеру, раз уж вы такие друзья.
— До свиданья, сеньор парикмахер.
— Может, ты меня поцелуешь?
Он наклонился к девочке, и она машинально чмокнула его, едва коснувшись щеки.
— Ну вот. До свиданья, моя красавица.
— До скорого, сеньоры. Вперед, Асуфре!..
Пес вскочил и выбежал в дверь, опередив хозяина.
— До вечера.
Мужчина в белых туфлях пояснил:
— Большая у него дочка, ведь он еще совсем молодой. Интересно, сколько девочке лет?
— Должно быть, шесть или семь.
Мигель обратился к Маурисио:
— А скажите, не могли бы вы дать нам кувшин и немного льда, чтобы сделать сангрию?
— Боюсь, что льдом я не очень богат. Мне его надо растянуть до ночи. Ну посмотрим. А кувшин найдется. Фаустина! Тогда, верно, вы возьмете еще и газированной воды?
— Да, да, — ответил Тито. — И лимон, если можно.
— Лимон, кажется, есть.
Вошла Фаустина.
— Что?
— Поищи там кувшин для этих молодых людей. И лимон.
Женщина кивнула и ушла внутрь дома.
— Неплохо придумали, — сказал Лусио, — в такую жару сангрия — как раз то, что надо. А я на вашем месте знаете что добавил бы туда? Три-четыре рюмки рома. Та крепость, что теряется, когда разбавляют газировкой, была бы, так сказать, восстановлена крепким ромом. А? Как вам этот рецепт?
— Рецепт хорош. Только слишком много уж будет намешано, как бы потом девушкам в голову не ударило.
— Да, конечно, в этом случае… Раз уж вы оглядываетесь на юбки, я умолкаю. Но замечу, что в мое время мы с ними не считались, своего не упускали. А теперь, ясное дело…
Вошла Фаустина, поставила на стойку кувшин. Уходя, задержалась в дверях и, указывая пальцем на кувшин, обратилась к Тито:
— Глядите, не разбейте его. Хорошо? Он у меня один. Так что осторожно.
— Не беспокойтесь, сеньора, станем беречь больше своего.
Фаустина исчезла в коридоре.
— А лимон?! — крикнул ей вдогонку Маурисио, поднимая голову от ящика со льдом. Он вытащил несколько кусков льда и положил их в кувшин. — Придется вам обойтись этим. Больше не могу.
— Ну и хватит. Большое спасибо.
— Сколько бутылок газировки?
— Как ты думаешь, Мигель? Сколько унесем?
Мигель был занят тем, что набивал сумки бутылками и судками.
— Ну… Давайте восемь, что ли. Восемь, думаю хватит. И еще одну бутылку вина. Та, которую мы оставили внизу, скорей всего уже на исходе.
— Значит, восемь.
Вошла Фаустина:
— Вот лимон.
Положила лимон на стойку рядом с кувшином и снова скрылась. Мигель и Тито собирали пожитки. Мясник заметил:
— Да вас там порядочно.
— Нас приехало одиннадцать, — пояснил Мигель и обернулся к Маурисио: — Прошу вас, налейте всем по стаканчику за наш счет.
— Спасибо, молодой человек.
— Не за что, на здоровье.
— А ведь не дело выезжать за город нечетным числом, — сказал Лусио. — Один все время лишний.
— Не беспокойтесь, тот, кто лишний, за всех позаботился о выпивке и спит как сурок. Даже не купался, — ответил Мигель.
Тито спросил его:
— Слушай-ка, а в самом деле, что нам делать с судком Дани? Все-таки захватим?
— Ну конечно. Неужели ты хочешь, чтобы мы ему подложили такую свинью?
— Но он-то нам уже подложил.
— Ну и что, ты хочешь с ним расквитаться за эту глупость?
— Да нет, что за вопрос. Мне-то что. Это вы так говорили. По мне, так захватим, о чем речь.
Мигель все упаковал и распрощался:
— Ну, тогда пока.
— Счастливо, хорошо вам повеселиться.
— До свиданья, ребята. Осторожно, не споткнитесь, не то с вашей поклажей…
— Спасибо, постараемся. Всего хорошего.
И они вышли, повесив сумки через плечо. В руках Мигель нес три бутылки, Тито — четвертую и кувшин, который дала Фаустина.
Мясник спросил:
— А который час?
— Время обедать. Около трех уже.
Полицейский снова снял фуражку и почесал затылок. Мясник сказал:
— Не дают покоя?
— Талант великий не дает ему покоя, — ответил за него Маурисио.
Мясник зевнул и подошел к двери. Издали доносилась музыка.
— Отсюда слышно, что творится на реке.
— Там, видно, уйма народу.
— Раньше мы, деревенские жители, — сказал мужчина в белых туфлях, — уезжали на воскресенье в город. А теперь наоборот — столичные едут в деревню.
— Всякому человеку мало того, что у него есть, — произнес Лусио. — Всегда хочется чего-то другого.
— Вот это точно, — отозвался Кармело. — Но будь я в Мадриде, ни за что не стал бы скучать по здешним местам. Кто б ты ни был, а лучше быть никем в Мадриде, чем алькальдом в Торрехоне, хоть это и большой поселок. В народе говорят: «Выше Мадрида — только небо», — вот оно как, и этим все сказано.