Харама
Шрифт:
— Ненадолго, — указал тот на свои часы, не глядя на них.
Кармело и его товарищ вышли на солнцепек и пошли по дороге к Сан-Фернандо. Тут в нарядном платье вошла Хусти.
— Какая прелестная у вас дочка, — сказала, обращаясь к Маурисио, жена Фелипе.
Девушка смущенно улыбалась, стоя рядом с толстухой, которая положила ей на бедро руку, как бы проверяя его упругость.
— Наверно, и жених уже есть? — подняла она глаза на Хусти.
— Есть уже, есть, — ответила Фаустина,
Фелисита смотрела на Хусти с интересом. Мужчина в белых туфлях подошел к Лусио, но ни тот, ни другой ничего не сказали. Оканья обратился к жене:
— Петра, дорогая, уже полчетвертого, не пора ли нам пойти в сад и поесть?
— Пойдем, пойдем, — ответила та, вставая. — За мной дело не станет.
Все поднялись. Хусти принялась собирать свертки.
— Ну что ты, милая, не надо, что-что, а рук у нас хватает, слава богу, мы все это сами унесем. Так что не трудись. Пусть ребята возьмут что другое, а это они могут.
— Да мне совсем не трудно, — возразила Хустина и исчезла в коридоре, унося корзину.
Маурисио выбрался из-за стойки и пошел первым, как бы прокладывая путь и чтобы показать, за каким столиком им будет лучше всего.
— Ничего не оставляйте, — скомандовала Петра.
Она, как гусей, гнала вперед детей по коридору. За ней шли деверь с женой, а замыкал шествие Фелипе. Лусио сказал мужчине в белых туфлях, кивнув на дверь, через которую все ушли:
— Этому надо крепко держать руль, раз у него четверо таких волчат, которые вечно разевают рты.
— И треплют обувь… — дополнил другой.
По шее Себаса текли струйки пота пополам с пылью и терялись в густых зарослях на груди. Плечи у него были округлые, мускулы так и играли. Огрубевшие от работы руки роняли куски омлета на голые ноги. Сантос, белый и безволосый рядом с ним, протянул руку к судку Луситы:
— Можно?
— Ради бога!
— А тебя поближе разглядеть, и вроде ничего!
— Да ты оставишь бедную девушку без единого кусочка.
— А для чего я их везла? Не себе же одной, бери, Сантос.
Солнце впивалось в верхушки деревьев над их головами, пронизывая светом многоцветную листву и пробиваясь косыми лучами до самой земли; от его стрел загоралась пыль, опускавшаяся на землю, и тень скрадывалась веселыми блестками. Солнце разукрасило золотыми бликами спины Алисии и Мели, рубашку Мигеля, а в центре круга играло на стекле стаканов, на лезвиях ножей, на алюминиевых судках, на красной кастрюле, на кувшине с сангрией — все это было разложено на расстеленных прямо в пыли салфетках в голубую клетку.
— Ох уж этот Сантос! Какое у него туше! А как аккуратно отправляет шар в лузу.
— Как могу, стараюсь, милый мой, выжить! Ты, кстати, тоже неплохой игрок!
— Куда мне до тебя! Ты на полдороге не остановишься, идешь до конца!
— Одно удовольствие смотреть, как он ест, — заявила Кармен.
— Вот как? Вы только послушайте ее. Ей нравится смотреть, как он ест. Вот это невеста, видал?
— Ну как же! Только он-то все равно оценить ее не может. Это уж точно.
— Такую девушку не каждый день встретишь. Он просто растяпа, ему счастье выпало, а он его и не заслуживает.
— Заслуживает, заслуживает, и этого, и еще много чего, — возразила Кармен. — И нечего его унижать, чтобы меня расхвалить. Бедненький ты мой!
— Ой-ой-ой! Бог это да! — расхохотался Себастьян. — Ну, что я тебе говорил?
Все, смеясь, глядели на Сантоса и Кармен. Сантос сказал:
— Ладно, ребята! Что с вами?! Вы собираетесь у меня ее отнять? — Он обхватил девушку за плечи и страстно прижал к себе, в руке он держал вилку и, размахивая ею, весело закричал: — А ну, попробуй, подойди!
— Ну да, сейчас-то он ломает комедию, — сказал Себас, — а потом будет водить ее за нос, а бедная девушка должна ждать неизвестно чего.
— Как не стыдно! Вранье!
— Пусть она сама скажет, так или нет.
— Сейчас как кину в тебя!.. — Сантос замахнулся банкой сардин.
— Попробуй!
— Тихо, тихо, минуточку!.. — вмешался Мигель. — Ну-ка, дай сюда банку.
— Эту?
— Ну да, а какую же еще?
— Лови.
Сантос бросил банку, Мигель поймал ее на лету и посмотрел на этикетку:
— Да провалиться мне на этом самом месте! — воскликнул он. — Я так и знал. Сардины! Этот тип держит в руках сардины и помалкивает, хитрюга! Ну, разве он не преступник? — вопрошал он, качая головой.
— Сардины! — вскричал Фернандо. — Да он просто жулик! Для чего ты их прятал? На десерт?
— Ну, ребята, я не знал. Я их держал на вечер.
— Молчи! У него банка сардин, а он дурака валяет. Такая потрясающая закуска! Да еще в оливковом масле! Умолчать про такое — за это наказание полагается! Штраф!
— Нет им пощады! — изрек Фернандо. — Никогда не поздно открывалкой их. Брось-ка мне твой нож, Себас. Тут есть открывалка?
— Такой нож да без открывалки? Спрашиваешь. Нож у Себаса, все равно что чемоданчик у хирурга, только инструмента побольше.
— Тогда мы эту банку в минуту откроем, — заявил Фернандо, взяв нож.
— Ты меня не обольешь, а? — забеспокоилась Мели. — Смотри, не обрызгай меня маслом. — И отодвинулась подальше.
Фернандо пыхтел, пытаясь открыть банку.
— Дай мне, у меня сразу получится, вот увидишь.