Харбин
Шрифт:
Байков удивился:
– Я слышал о «пекинской утке», но никогда не пробовал её и, признаться, китайскими кушаньями немного брезговал, а здесь… – Он развёл руками. – Чем отличается наш гусь от «пекинской утки»?
– Отличия серьёзные, наш гусь гуляет и клюёт, что ему вздумается, а «пекинскую утку» – это блюдо, кстати, императорской кухни – кормят специальным зерном, дают вина и не дают двигаться. Чжао откармливает их у себя дома, и как он это делает – мы с Анной даже не вмешиваемся.
– Ну
– Сделай милость! А что у нас с игрой, Кузьма Ильич? Вы так тасуете, что на картах все картинки сотрёте!
– Да, Кузьма Ильич! – обратился к нему Устрялов.
Тельнов положил перетасованную колоду на стол и обвёл всех взглядом:
– Готово!
Байков развернулся к нему:
– Кузьма Ильич, у вас лёгкая рука, если сдадите хороший прикуп, я с вас сотру «зуб».
– Как снесёте! – ответил Тельнов и пододвинул к нему колоду; Байков снёс, Тельнов поправил очки и начал сдачу. – Прикуп – парой или по одной? – с ехидцей спросил он.
Уже взявшийся за машинку для набивки папирос Адельберг удивился:
– Хитрите, Кузьма Ильич, всё как-то по-своему норовите. Конечно, по одной!
– Уж какая тут хитрость? – У Тельнова было игривое настроение, ему, чтобы закрыться, не хватало всего лишь нескольких очков. – Что по одной, что парой. Ну, по одной так по одной!
Карты летели на стол и мягко падали перед игроками.
– А вот и прикуп!
Он закончил сдачу, сидевшие за столом открыли карты и начали их изучать. Тельнов воспользовался моментом и подглядел к соседу:
– Никак на мизэр-с идёте-с, Николай Васильевич? Если прикуп выпадет подходящий, правда, что ли, сотрёте с меня «зуб»?
Не отрываясь от своих карт, Адельберг сказал:
– Накажем, Кузьма Ильич! Николай Аполлонович сотрёт, а мы с профессором вам его нарисуем!
– Николай Аполлонович! – обратился к Байкову Устрялов. – Вы уже записали последнюю игру?
– Записал, Николай Васильевич!
– И что там?
– Своя игра! Вы прошлись без ремиза, взяли свои три виста, хотя одним могли бы поделиться с Александром Петровичем…
– Ничего, я не в претензии. – Адельберг сложил карты и взялся разливать коньяк. – Играли лёжа, и я мог спокойно покурить. Чей заход?
– Твой, Саша! – Байков заметно волновался и стучал картами по столу.
– Не торопи меня, а то я пролью, – сказал Адельберг. – Я – пас!
Устрялов ещё раз глянул в свои карты:
– Два паса!
– «Два паса в прикупе – чудеса!» – сказал Тельнов и теперь уже сам забарабанил пальцами по лежавшему рубашкой наверх прикупу. – Ну-с! Николай Аполлоныч, господин полковник, что там у вас: «Лучше без одной на шестерной – чем одну на распасах»? Но чувствует моя душа – падать будете!
– Не мешайте, Кузьма Ильич! Пусть Николай Аполлонович подумает, у него вон какая гора, – вмешался Адельберг и взялся за рюмку.
Кузьма Ильич, сидя на своём стуле, пытался заглянуть к Байкову.
– Вам, Александр Петрович, легко говорить, вам сегодня карта вся лист в лист ложится, как говорится: «Кому в карты везёт…»
– Не верится, прямо не верится, экий вы оказались азартный, никогда бы о вас такого не подумал, – сделал замечание Тельнову Адельберг и посмотрел на Устрялова: – А кстати, Николай Васильевич, мне Анни сказала…
– Да, Александр Петрович, Наталья Сергеевна на третьем месяце, ждём прибавления…
– Молодцы! Это хорошо, когда между детьми небольшая разница в годах, будут друзьями. Летом должна разродиться?
– Да, если Бог даст!
Адельберг посмотрел на Байкова:
– Ну что ты, Николай?
– Не торопи, Саша! Теперь ты меня не торопи! Может так статься, что и мне карта пришла, дай подумать!
Тельнов перестал крутиться и откинулся на спинку стула:
– Карта не лошадь, к утру повезёт!
– Ваши шутки, Кузьма Ильич, в каноны бы записывать! – сказал Адельберг, снова взял в руки карты и начал постукивать ими по столу.
Байков умоляюще посмотрел на него и попросил:
– Не стучи, Саша, не отвлекай! Поговорите лучше о чём-нибудь!
– Кстати, о «постучать»! Николай Васильевич, – Адельберг снова обратился к Устрялову и с треском уложил карты на стол, – что там из Советов – «стучат»?
Устрялов тоже положил карты:
– Занятные оттуда новости, точнее – тревожные, Александр Петрович!
– Что такое?
– Думаю, в России снова назревают большие перемены, может быть, и не сразу, но последствия могут быть очень серьёзные.
– Что вы имеете в виду? Я с конца прошлого ноября занимаюсь подготовкой партии на Хинган предстоящим летом и как-то упустил последние события. Поведайте нам, вы среди нас единственный, кто разбирается в политике.
– Не скромничайте, Александр Петрович! Однако, судя по советской прессе и сообщениям телеграфа, Ленин серьёзно болен. Вот уже несколько месяцев он затворником сидит в своём подмосковном имении, в Горках, и не посещает даже совещаний их Центрального комитета. А у болезни, как вы знаете, могут быть только два финала…
– А сколько ему лет?
– 20 апреля будет, кажется, пятьдесят четыре!
– Не так уж и много! Так ли актуален…
– Диагноз?
– Да!
– Это одному Богу известно, но сведения просачиваются такие, что он неработоспособен.