Хемингуэй
Шрифт:
В октябре Гингрич получил очередной рассказ (опубликован в «Эсквайре» в феврале 1939-го) — «Ночь перед битвой» (Night before Battle), о работе съемочной группы в Мадриде: «Накануне снайперы выжили нас с удобной для съемки позиции, мне пришлось отползать, прижимая маленький аппарат к животу, стараясь держать голову ниже плеч и подтягиваясь на локтях, а пули шмякались о стену за моей спиной и дважды брызнули на меня кирпичной пылью». Рассказчик беседует с разными бойцами и узнает от них, что во всех бедах республиканцев виновен премьер-министр (уже давно смещенный) Ларго Кабальеро.
Можно ли сидеть в Париже, когда республика умирает? Интербригады были еще в конце сентября отведены с фронта и готовились к эвакуации; 28 октября прошел их прощальный парад, но фактически вывод продолжался до февраля, и последние подразделения отступали
С Франко было уговорено «по-честному»: республиканцы лишаются примерно десяти тысяч бойцов (столько их оставалось в интербригадах), и противник отсылает домой столько же. Но после обмена у Франко еще осталось 90 тысяч итальянцев; 30 октября он перешел в наступление на Эбро. Хемингуэй писал Перкинсу и Гингричу, что дал жене слово не участвовать в войне и потому отклонил предложение записаться в формируемый во Франции отряд для помощи республиканцам. (Никто не подтверждает, что ему делалось подобное предложение.) Он также написал, что «вакханалия вероломства и низости обеих сторон» (впервые он высказал серьезные претензии к республиканцам) отталкивает его, и он в последний раз съездит в Испанию, а потом начнет работу над романом. 4 ноября прибыл в Барселону, 5-го с Мэттьюзом и Капой выехал на фронт к Таррагону, затем побывал в городке Риполь близ французской границы, где остатки батальона Линкольна ожидали эвакуации. Участник батальона Альва Бесси вспоминал, что Хемингуэй чувствовал себя виноватым за то, что его речь на конгрессе писателей побудила, как он считал, «наших славных парней» поехать на войну и погибнуть: «Его чувства были искренни, но его штампованные речи отталкивали».
Пятнадцатого ноября республиканцы оставили плацдарм на левом берегу Эбро. Потеря Барселоны, Валенсии и Мадрида была лишь вопросом времени. 24 ноября Хемингуэй вернулся в Нью-Йорк, провел несколько дней с Полиной (она приобрела там квартиру) и сыновьями, решал вопросы с постановкой «Пятой колонны». 23 декабря Франко начал наступление на Каталонию. Регулярная армия, созданная правительством Негрина взамен ополчения НКТ — ПОУМ, не смогла сдержать наступление франкистов и отступила; дольше всех держался 10-й корпус, составленный из бывших поумовских ополченцев, которые, как утверждали коммунисты и Хемингуэй, умели только в футбол играть. 5 декабря Хемингуэй вернулся в Ки-Уэст к Полине. Делали вид, что семья еще существует. Он занимался рыбалкой. Написал рассказ «Никто никогда не умирает» (Nobody Ever Dies, опубликован в «Космополитен» в марте 1939-го).
«— Нет чужих стран, Мария, когда там говорят по-испански. Где ты умрешь, не имеет значения, если ты умираешь за свободу. И во всяком случае, главное — жить, а не умирать.
— Но подумай, сколько их умерло… вдали от родины… и в неудачных операциях…
— Они пошли не умирать. Они пошли сражаться. <…>
— Ты словно по книге читаешь, — сказала она. — На человеческий язык не похоже.
— Очень жаль, — сказал он. — Жизнь научила. Это то, что должно быть сделано. И это для меня важнее всего.
— Для меня важнее всего мертвые, — сказала она.
— Мертвым почет. Но не это важно.
— Опять как по книге! — гневно сказала она. — У тебя вместо сердца книга».
Мертвым почет — им он посвятил реквием «В память американцев, погибших в Испании» (On the American Dead in Spain). «…Этой ночью мертвые спят в холодной земле в Испании и проспят всю холодную зиму, пока с ними вместе спит земля. Но весной пройдут дожди, и земля станет рыхлой и теплой. Ветер с юга овеет холмы. Черные деревья опять оживут, покроются зелеными листьями, и яблони зацветут над Харамой. Весной мертвые почувствуют, что земля оживает. Потому что наши мертвые стали частицей испанской земли, а испанская земля никогда не умрет…» Текст был опубликован в «Нью мэссиз»
14 февраля, а сделанный Кашкиным перевод вскоре появился в «Правде». За две недели до этого пала Барселона. А Хемингуэй писал теще:
«Дорогая мама, <…> итальянцы перебросили свежие части, артиллерию и самолеты, а испанское правительство закрыло французскую границу, прекратив таким образом поступление через Францию артиллерии и боеприпасов… Ну что ж, даже говорить об этом не хочется. Но, когда я читаю в „Санди визитор“ о зверствах „красных“, коварстве испанского „коммунистического“ правительства и гуманности генерала Франко, который мог бы закончить войну на много месяцев раньше, если бы не боялся причинить вред гражданскому населению (и это после того, как я видел полностью разрушенные бомбежкой города, видел, как методично бомбят и расстреливают из пулеметов колонны беженцев на дорогах) — то что тут скажешь. <…> Когда воюешь, остается только одно — победить. Но когда тебя предали и продали десяток раз и ты проиграл войну, то вряд ли стоит удивляться, что на тебя же еще и клевещут».
Шестого февраля он написал: «Для организации крупного наступления на Мадрид или Валенсию Франко потребуется от шести до восьми месяцев». А уже 27 февраля Великобритания и Франция признали правительство Франко. 5 марта полковник Касадо, возглавлявший оборону Мадрида, объявил о низложении правительства и предложил Франко перемирие, которого тот не принял. Правительство Негрина сбежало во Францию, как и все коммунистические лидеры. Республиканские войска бросали оружие. 3 марта Франко взял Валенсию, 28-го — Мадрид. В апреле прекратил работу Комитет по невмешательству. В мае Испания вышла из Лиги Наций. Франко обманул всех. Он победил чужими руками. Его страна не участвовала в мировой войне. Установленный им диктаторский режим осуждали все демократические государства, но постепенно смягчили свою позицию. Состарившись, Франко передал власть молодому королю Хуану Карлосу, который неожиданно для всех оказался демократом. Какова была бы сейчас Испания, если бы тогда победили коммунисты, можно только предполагать.
С 14 февраля Хемингуэй работал в гаванском отеле «Амбос мундос». Написал рассказ «Под скалой» (Under the Ridge, опубликован в «Космополитен» в октябре): члены съемочной группы прячутся под скалой вместе с другими людьми, один, испанец, ненавидит всех иностранцев, другого, интербригадовца, полицейские уводят на расстрел; рассказчик потом узнает, что это был дезертир. Но всех, и правых и виноватых, вот-вот сметет танковая атака. Потом — еще рассказ о съемках, «Пейзаж с фигурами» (Landscape with Figures, при жизни не публиковался). К роману он приступил 1 марта.
Глава пятнадцатая МИССИЯ НЕВЫПОЛНИМА
За время гражданской войны в Испании погибло около 850 тысяч человек. По нейтральным (французским) источникам, франкисты казнили 80 тысяч, республиканцы — 55 тысяч. «Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол: он звонит по тебе».
Окончательное название романа, как и в случае с «Фиестой», повторялось в эпиграфе — это были строки из проповеди поэта и священника XVII века Джона Донна. До этого автор перебрал более двадцати вариантов. Писал в среднем 700—1000 слов в день, но иногда доходил до пяти тысяч — для него это очень много. Вставал в семь утра (отчитывался Перкинсу), пил мало, а работал запоем; говорил, что это «наваждение» и мучит его, и делает счастливым. До середины марта работал в Гаване, продолжил в Ки-Уэст, куда приехал на каникулы Бамби, учившийся в Сторм-Кинг, престижной частной школе под Нью-Йорком; был так поглощен работой, что даже отказался от предложения Томпсона ехать на ловлю тунца. Но дома долго не выдержал — Полина грозила броситься с балкона (во всяком случае, так он писал Хедли), а гостившая Вирджиния во все вмешивалась. 10 апреля вновь отбыл в Гавану. Туда же приехала Марта, но жила в другом отеле. В мае она присмотрела громадный старый одноэтажный дом под названием «Ла Вихия», «сторожевая вышка» (иногда пишут «Финка-Вихия», но «финка» — не имя собственное, оно означает «усадьба»; Хемингуэй называл новое жилье просто «Финка») в деревне Сан-Франсиско-де-Паула, в 15 милях от Гаваны, на холме, с видом на море. Восемь комнат, огромный сад, бассейн, теннисный корт, винный погреб, подвал, круговая терраса, множество помещений для прислуги, внутренний дворик-патио, голубятня, до моря 15 минут на автомобиле, аренда всего 100 долларов в месяц.